Призрак Проститутки - Норман Мейлер

«Лично мне это слишком напоминает Перл-Харбор», — возражает «ястребам» Бобби.

Весьма небрежное высказывание, особенно в присутствии Дина Ачесона, который уже успел излить свое негодование в минувший четверг, 18 октября, когда добился конфиденциальной встречи с Джеком. Ачесон гордится тем, что ему абсолютно чужды любые чувственные или интуитивные реакции. Он сказал Джеку: «Господин президент, выбора нет. Вы должны отдать приказ нанести удар. И чем мощнее, тем лучше».

Ачесон, конечно, стар, но по-прежнему держится надменно и властно, как кардинал Ришелье. Недаром он был госсекретарем в первые годы «холодной войны», а если у него когда-то и были едва заметные либеральные тенденции, он, вероятно, исчерпал их скудный запас, выступив в защиту Элджера Хисса. Если бы не стариковские седые усики, Ачесон и внешне смахивал бы на ястреба. «Можно, конечно, взвешивать тот или иной подход к данной проблеме, — заявил он, — но есть только один эффективный ответ: уничтожение ракетного потенциала».

«Не очень мне это нравится, — сказал Джек Кеннеди, — к тому же вот и Бобби постоянно напоминает мне, что подобный рейд слишком попахивает Перл-Харбором».

«По меньшей мере странно слышать это от вас, — продолжал стоять на своем Ачесон. — Сравнение, приведенное Бобби, просто нелепо. Это в данном случае всего лишь словесный песок, куда можно сунуть голову. Долг президента — анализировать требующие немедленного вмешательства вопросы и давать на них максимально четкие ответы. Нравственные терзания, в глобальном масштабе, обладают меньшей ценностью, чем квалифицированный и скрупулезный анализ. Проливать слезы — удел путаников и людей слабых». Уверяю вас, Гарри, Дин Ачесон выражается именно так, авторитетно. Не хотелось бы мне оказаться маленькой пташкой у него в когтях.

Ближе к вечеру исполнительный комитет практически одобрил решение о блокаде, в частности об остановке и обыске советских судов на подходе к Кубе (Макнамара все же настоял на своем), и направил соответствующие предложения президенту. Ачесон, однако, не унимался и на следующий день потребовал возобновить обсуждение: с этими русскими надо разговаривать с позиции силы. Противостояния все равно не избежать, считает он, поэтому любое промедление играет на руку врагу. Блокада — это лишь отсрочка. Диллон с этим согласился. Маккоун тоже. Генерал Тэйлор подтвердил, что удар с воздуха, если мы хотим добиться максимального эффекта, должен быть нанесен как можно быстрее. Если осуществлять его в воскресенье утром, решение надо принимать сейчас, здесь, в четверг днем. Если же в понедельник, тогда решение должно быть принято не позднее завтрашнего дня.

Будь я там, на этих совещаниях, даже не представляю себе, как бы я реагировала. Сама я, наверное, «голубь», но мое возмущение Советами неописуемо. Знаете, Гарри, послушав Бобби, я вдруг поняла, что он умница. Я прихожу к выводу, что он единственный, кто продолжает рассуждать здраво. На том же заседании, игнорируя презрение Ачесона, он заявил, что мир сочтет воздушную атаку ударом исподтишка. «Наша страна никогда так не поступала, — сказал Бобби, — ни разу за сто семьдесят пять лет. Это не в наших правилах. Нам, безусловно, необходимо предпринять силовые действия, чтобы русские поняли, что мы настроены серьезно, но и мы должны оставить им поле для маневра. Предположим, они осознают, что в случае с Кубой перешли черту, — значит, мы должны оставить им путь к отступлению. Блокада — вполне достойный ответ».

Это выступление Бобби на исполкоме в четверг прозвучало убедительно. К субботе, однако, вопрос снова встал ребром. Макнамара, в частности, заявил, что в результате бомбардировки погибнут сотни, если не тысячи, русских, расквартированных на ракетных базах, и мы не можем предсказать, как на это отреагирует Хрущев. Таким образом, в результате воздушного удара мы потеряем контроль над ситуацией. Возможна эскалация конфликта. А это прямой путь к мировой войне. Максуэлл Тэйлор не согласился. «Это наш последний шанс уничтожить ракеты, — заявил он. — Русские, утратив важную часть наступательного потенциала, не отважатся на эскалацию, понимая, что наше преимущество в ядерной мощи бесспорно». Макджордж Банди и начальники Объединенных штабов поддержали Тэйлора.

Президент объявил о своем решении только вчера, в воскресенье утром. Он выбрал блокаду и сел писать обращение к нации, которое мы услышали вчера вечером. Я не сомневаюсь, что его страшат политические последствия. И это естественно: республиканцы вот уже какую неделю кричат о присутствии на Кубе советских ракет, а он только теперь признает это публично. Короче, для него это может обернуться большими неприятностями. С политической точки зрения ему, наверное, было бы выгоднее решиться на воздушный удар. Тогда республиканцы были бы вынуждены встать на его сторону.

Нам же теперь остается одно — ждать. Пройдет еще несколько дней, пока русские суда подойдут к блокированной зоне. Сегодня вечером я так разволновалась, что побежала в спальню Кристофера, обняла его и так крепко прижала к себе спящего ангела, что он проснулся и пробормотал: «Все в порядке, мамочка, не волнуйся — все будет хорошо».

От всего этого я просто в ужасе, и мне очень не хватает вас, Гарри, вы так мне дороги. Умоляю — не надо никаких безумств, следуя примеру таких людей, как Дикс Батлер.

С приветом

20

В ранний предвечерний час в среду, 24 октября, я сполз с табуретки бара на Восьмой улице, закинул за спину дорожную сумку и вышел с Диксом Батлером на свежий воздух ловить такси. Мы направлялись на Ривьера-драйв, 6312. Изо всех забегаловок вдоль Восьмой на английском и испанском языках неслось одно и то же: два советских судна находятся на расстоянии пятидесяти миль от линии «карантина», где их поджидают корабли ВМФ США.

В моей жизни не было ничего похожего на эти три дня — понедельник, вторник и среду. В Вашингтоне — в Белом доме, Госдепартаменте, в Пентагоне и Лэнгли — руководителям были розданы инструкции по эвакуации в подземные убежища в Виргинии и Мэриленде, а некоторым из нас — в ДжиМ/ВОЛНЕ — карта Южной Флориды. Тут я впервые узнал, что два года назад здесь, в болотах Эверглейдс, было построено противоатомное убежище на двадцать человек, и мне это показалось невероятным достижением, поскольку в Эверглейдс трудно найти слой земли толще двух футов над водой. Из Лэнгли до ДжиМ/ВОЛНЫ дошел слух, что, как заявил Бобби Кеннеди, он не собирается прятаться в убежище. «Если дело дойдет до эвакуации, — заявил он, — погибнут шестьдесят миллионов американцев и столько же русских. Я останусь в Хиккори-Хилл».

Когда я рассказал об этом Диксу Батлеру, он усмехнулся:

— А откуда ты знаешь, что у Бобби нет персональной землянки в Хиккори-Хилл?

Такого рода высказывания то и дело слышались в «Зените». Эмоции разбрызгивались во все стороны, будто птицы, разлетающиеся от брошенного в стаю камня. Невозможно было представить себе, что все мы скоро умрем, — это казалось несправедливым. Приступы ярости, обжигавшие меня, сменялись глубокой депрессией, и я был готов разрыдаться от жалости к себе. Не спасал и цинизм — его привкус вдруг стал омерзителен. Трудно сказать, кого в ДжиМ/ВОЛНЕ в те дни чаще поминали недобрым словом: Фиделя Кастро, кубинскую эмиграцию или братьев К. Билл Харви был убежден, что все закончится для нас позорной капитуляцией перед Кубой.

— Если мы не начнем войны и не пальнем как следует, — заявил он, — тогда Хрущев обоссыт Кеннеди на переговорах с ног до головы.

В процессе стремительной смены настроений — от крайнего возбуждения к унынию и обратно — иногда мелькала шальная мысль: а может быть, это и есть мой шанс показать, на что я способен? Майами — нежный, как пуховка, и коварный, как скорпион, — обволакивал и убаюкивал нас; все слова были уже сказаны, и мы замерли в ожидании. Все, кроме Харви. Он день и ночь свирепо пыхтел, словно раскалившийся докрасна медный чайник, и Диксу Батлеру не составило особого труда убедить шефа ДжиМ/ВОЛНЫ в необходимости нашего участия в рейде. К тому же Харви и сам ломал голову над тем, что бы такое провернуть в эти дни напряженного ожидания развязки.

Он, однако, выкроил несколько минут и, отведя меня в сторонку, доверительно сказал:

— Хаббард, мне, откровенно говоря, наплевать, вернешься ты или нет, но если вернешься и мир к тому времени еще будет существовать, мне хотелось бы на всякий случай застраховать свою задницу. Так что уж, будь добр, не говори об этом Хью Монтегю. А если он вдруг тобой поинтересуется, я ему скажу, что ты рванул туда без разрешения, так как задание было дано одному Диксу Батлеру, но наказывать тебя за это я не собираюсь, и это правда — между нами говоря, это действительно так, — наказывать тебя я не буду, конечно, если ты не сваляешь дурака и не расскажешь его светлости правду. В таком случае на весах окажутся твое слово и мое, с перспективой явно не в твою пользу. Раз уж ты действительно решил отправиться туда вместе с Батлером, напиши записочку и поставь свою подпись. Например, такую вот: «Я, Херрик Хаббард, настоящим подтверждаю, что ознакомлен с предписанием 7418537 и обязуюсь подчиняться вытекающим из него распоряжениям».