Барабаны осени - Диана Гэблдон

сейчас Роджер жаждал последовать совету Джейми Фрейзера, и пропади оно все пропадом!

— Ты сказала, есть браки, заключенные по обязательству, а есть — по любви. Почему ты думаешь, что одно исключает другое? Слушай, я три дня просидел в том кругу камней. Думал, свихнусь, решая, уйти мне или остаться. И вот я здесь.

— Это пока. Ты еще не понял, что потеряешь, если останешься навсегда…

— Все я понимаю! А еще больше понимаю, что потеряю, если уйду! — Он схватил ее за плечи, сминая ткань сорочки. — Я не могу уйти и жить с мыслью, что отказался от ребенка, который может быть моим… который и есть мой! И я не могу жить без тебя.

Она отступила, пытаясь высвободиться из его хватки.

— Мой отец…

— Слушай, я не такой, как твой чертов отец! Что один, что другой! Уж позволь мне совершить собственные грехи!

— Нет за тобой никаких грехов, — дрогнув, прошептала она.

— И за тобой — тоже.

Глаза у нее влажно блеснули.

— Неправда…

— Правда! — решительно отмел Роджер все возражения. — Забудь, а? Не важно, что ты сделала в прошлом, или что сделал я. Я сказал, что не похож на твоих отцов — но ты их знала лучше меня. Разве Фрэнк Рэндалл не любил тебя как родную дочь? Принял тебя, даже зная, что по крови ты ему никто?

Он слегка встряхнул Брианну за плечи.

— И разве этот рыжий ублюдок не любит твою мать больше жизни? И тебя — так сильно, что готов пожертвовать даже этой любовью, лишь бы тебе было хорошо?

Брианна сдавленно всхлипнула.

— И если ты веришь им, — чуть слышно прошептал Роджер, — то должна верить и мне… Потому что, клянусь, я такой же и до чертиков тебя люблю! Клянусь всем святым, что только есть на свете…

Она медленно подняла голову, и теплое дыхание согрело ему лицо.

— У нас есть время, — тихо сказал он, вдруг поняв, почему так важно было поговорить с ней именно сейчас, в темноте. Он взял ее за руку и привлек к себе. — Чувствуешь? Как бьется сердце?

— Да…

Брианна притянула их сцепленные руки к своей собственной груди, обтянутой тонкой тканью.

— Это время для нас двоих. И пока оно не закончится, мы должны быть вместе. Сейчас. Брианна, неужели ты позволишь страху стать сильнее тебя?

— Нет, — тихо, но очень твердо ответила она.

Из дома вдруг донесся пронзительный плач.

— Надо идти… — Брианна отстранилась. Она сделала два шага и повернула голову. — Идем же.

Она рысцой побежала по дорожке, смутно виднеясь в темноте белым призраком.

Когда Роджер догнал ее, она уже достала младенца из колыбели. Одеяло на кровати было отброшено в сторону, и на перине виднелась вмятина от ее тела. Полусмущенно Брианна протиснулась мимо него бочком и легла.

— Ночью я всегда кормлю его в постели. Он тогда сразу засыпает.

Роджер пробормотал что-то невнятное и придвинул низкий табурет к камину. В комнате было очень тепло, пахло едой, грязными пеленками, а еще Брианной. Ее аромат в последние дни стал другим, к нему примешались нотки чего-то сладкого… должно быть, молока.

Брианна склонила голову, и рыжие волосы рассыпались по плечам каскадом искр и теней. Платье она расстегнула до самой талии, и Роджер видел полную белую грудь целиком, только темный сосок терялся за головой ребенка. Послышалось тихое причмокивание.

Словно почувствовав его взгляд, Брианна подняла голову.

— Прости, — сказал он тихо, чтобы не отвлекать ребенка. — Не сдержался.

Она вроде бы покраснела, хотя, может, просто пламя из камина озарило голые плечи и лицо.

— Все нормально. Тут нет ничего такого…

Роджер молча встал и принялся раздеваться.

— Ты что делаешь? — потрясенно выдохнула она.

— Это нечестно, что я один на тебя гляжу. Тут в общем-то, не на что смотреть, но… — Он замолчал, сосредоточенно сражаясь со шнуровкой на штанах. — Но ты хотя бы не будешь чувствовать, что я на тебя пялюсь.

— О.

Судя по голосу, она улыбнулась. Роджер скинул рубашку — тепло камина приятно поцеловало голую спину — и во внезапном приступе застенчивости взялся за пояс штанов.

— Это что, стриптиз? — У Брианны дрожали губы; она сдерживала смех, чтобы не напугать ребенка.

— Не знаю, мне лучше отвернуться или нет… Ты как предпочитаешь?

— Отвернись… Пока что, — тихо добавила она.

Он послушался и неловко стянул с ног штаны.

— Постой так немножко, — попросила Брианна. — Пожалуйста. Я хочу посмотреть.

Роджер расправил плечи и уставился в пламя. Камин окатил его жаром, и он невольно отшатнулся, вспоминая об отце Александре. Господи боже, и о чем он только думает в такой момент?..

— Роджер, у тебя на спине шрамы, — мягче обычного произнесла Брианна. — Что случилось?

— Индейцы постарались. Не важно, все в прошлом.

Волосы он не стал стричь, и теперь они рассыпались по плечам и щекотали спину. Он почти что ощущал на себе ее взгляд, скользящий все ниже и ниже.

— Я поворачиваюсь. Готова?

— Не переживай, в обморок не упаду. Я видела фотографии голых мужчин.

При желании Брианна, как и ее чертов отец, умела прятать эмоции. Он не мог понять, что скрывают за собой кошачьи раскосые глаза. Потрясена ли она, испугана или испытывает веселье?.. Хотя с чего бы? Она же не узнала ничего нового — Брианна уже трогала его, ласкала с такой страстью, что Роджер терял голову.

Однако было это целую вечность назад, под надежным покровом темноты. А теперь он раздетый стоял перед ней при свете, а она держала на руках ребенка. Кто из них с той ночи изменился сильнее?

Брианна с любопытством разглядывала его, а затем, улыбнувшись, посмотрела в глаза. Она выпрямилась и небрежно переложила ребенка к другой груди, отчего платье распахнулось еще больше, выставляя напоказ пухлые полушария.

Роджер уже не мог стоять на месте — волоски на заднице начинали тлеть от жаркого пламени. Он отошел от камина и сел.

— На что это похоже? — спросил он не столько из жгучего интереса, сколько желая нарушить молчание, прежде чем оно станет слишком тяжелым.

— Очень необычное ощущение. — Брианна склонилась над ребенком. — Он тянет и даже немного покусывает. Когда начинает пить, возникает такое чувство, словно все во мне устремляется ему навстречу.

— А ты не чувствуешь себя… опустошенной? Словно из тебя жизненные соки вытягивают?

— О нет! Вот, смотри. — Она сунула в рот ребенку палец и отстранила его от соска. Роджер успел разглядеть, как молоко бьет тонкой сильной струйкой, прежде чем малыш начал возмущенно причитать, и она поспешно приложила его обратно. Однако крохотные белые капельки уже осели на груди Роджера.

— Господи боже мой! —