Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3 - Андрей Болотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Ах, батюшки мои! возопил я, смутившись до чрезвычайности, побегите ради самого Бога и поищите ее». И между тем, как они побежали, цепенел я от страха и боязни, чтоб девчонка сия у меня не сгорела. Мне вспомнилось, как она испугалась тогда, как увидела пожар, сидючи подле меня в кабинете, как заплакав и завопив, побежала от меня и как я, ведая довольно, что она всех детей моих была трусливее, вспомнил, что при всех прежних пожарах имела она обыкновение куда–нибудь в трущобу забиваться и прятаться, — то вдруг поразилось сердце мое таким смущением и страхом, что я был почти вне себя в нетерпеливейшем ожидании посланных искать ее. Они и возвратились скоро, но не утешили меня, а увеличили еще несказанно опасение и сомнительство мое, сказав, что нигде ее не нашли; что в хоромы войтить уже не можно; что спрашивали об ней у всех я что никто не видал ее нигде. «Ах, батюшки мои! возопил я, уж не спряталась ли она где в хоромах и не сгорела б у меня эта бедняжка! Ахти, что делать?» Люди, стараясь утешит меня сколько–нибудь, говорили тогда: «Не ушла ли я она также во дворец?» Но как было сие еще недостоверно и никто ее бежавшею туда не видел, то сие не могло меня никак успокоять; но любовь к детям и жаление сего милого я любимого нами ребенка, толико во мне воздействовала, что я, не долго думая, решился сам бежать в замок для узнания, там ли подлинно она и для удостоверения себя в безопасности оной, и какой опасности не подвергла было самого меня сия родительская любовь к детям!
Восприяв сие намерение, убедил я просьбою всех, бывших со мною, прочих родных своих побыть тут в саду и не сходить с того места, как безопаснейшего пред прочими; стал я осматриваться и искать удобного места к пробежанию сквозь пылающий ряд строений на площадь к замку, и усмотрев за проулком в нарочитом отдалении от себя довольно просторный промежуток между двумя горящими дворами, отделенными друг от друга огородом, сажен на 15 шириною, возмечтал я, что мне тут пробежать будет можно, и не долго думая, пустился туда бежать. Но не успел я к сему промежутку подбежать, как невидимый и нестерпимый почти зной, несомый бурею по самой почти земле, дал мне скоро восчувствовать, что пробежать мне тут не так было легко, как я думал. Однако, собравшись с духом я прикрыв сбоку голову свою от зноя, отважился я на сей подвиг; и как ни жарко мне было, но я все бежал–таки кое–как, и пробежал почти все сие опасное место. Но тут вдруг очутясь предо мною из города, составленная из кольев, или самой пакостной и совсем неудобной к прохождению частокол, которого я второпях и закрывшись от жара сначала и не приметил. Я оцепенел, оной пред собою увидев, и возопил: «Ах, батюшки мои! что делать и как быть?» Назад бежать не было уже способа от умножающегося ежеминутно жара и нестерпимого зноя, а и перелезть ограду сию казалось не было возможности. В сей крайности вздумал было я ее коверкать и ломать, но скоро увидел, что сил моих к тому далеко было недостаточно. От сего пришел я еще в вящее настроение, и видя себя подвергшегося в очевидную опасность, только твердил: «ах, батюшки, что делать?» Но как времени не можно было терять ни минуты, то другого не оставалось мне как пуститься на отвагу и отведать как–нибудь перелезать оную. И я истинно уже не знаю, как помог мне Бог перелезть тогда чрез нее, нимало не повредя себя на торчащих сверху неровных вышиною кольях. В другое время ни за какие деньги не отважился бы я сего делать.
Но как бы то ни было, но я перелез ее удачно и обрадовался до бесконечности, выбежав невредимо из черты знойной на холодный воздух. Несколько раз перекрестился я тогда, благодаря Бога за вспоможение мне прейтить сию страшную и опасную преграду и в радости и не охнул уже о том, что дом мои занялся и уже пылал в развал огнем и пламенем, а махнув только рукою, пустился бежать к замку, куда привлекал меня предмет интереснейший. Но, что ж? прибежав туда, нашел я превеликую кучу стасканного и спасенного народом моего имущества, и подле ее племянницу мою, стоящую на страже для охранения, чтоб и последних вещей не растаскали. Но Ольги моей не было и тут, я никто ее не видал и не знал, где она находилась. «Ах, Боже моя, возопил я с стесненным сердцем, ну, истинно, она погибла и сгорела! Ахти, ахти! какая беда!» Племянница моя вздумала было, утешая меня, говорить: «И, дядюшка! этому быть нельзя. Она уже не маленькая и как ее не выбежать? Не с кормилицею ли она на поле, вон по конец этой аллеи? Но я, перервав ее слова, сказал: «Ах, матушка ты моя! и там, говорят, что ее нет и никто ее не видал. А она верно, бедняжка, где–нибудь от страха спряталась, задохлась и сгорела!»
Совсем тем хотелось мне самому побывать там, где кормилица и расспросить ее, не видала ли она ее? Сказав сие и не долго думая, пустился я без души и памяти по аллее бежать опять к пожарищу. Прибежав к нему, увидел я двор Полунина уже сгоревшим или паче догорающим, а свой весь еще пылающий. И как мне надлежало пробегать помянутым проулком, между обоими сими дворами бывшим, то боясь, чтоб не подвергнуться опять опасности, остановился я и не знал что делать? и пускаться ли в проулок или нет? Но увидев в самое то время двух человек, бегущих на встречу ко мне по сему проулку, спросил их: «Что, братцы, можно ли пробежать тут?» — «Ох, батюшка! сказали они, жарко и очень жарко и знойно и мы насилу пробежали». — «О, когда вам можно было, подхватил я, то для чего ж бы нельзя и мне». И тотчас, ободрясь сими словами, отважился я на сей новой подвиг. Но, ах! отвага сия чуть было чуть не погубила меня совершенно! От роду и во все течение моей жизни не был я еще в такой великой опасности как в сей раз. Бежать мне надлежало сим зноем от горящих по обе стороны зданий сажен около тридцати. И я как ни напрягал все силы свои к скорейшему пробежанию сего поприща, но чуть было чуть не задохся совсем. Сперва было хотя очень жарко, но все–таки сколько–нибудь сносно, но как подбегая почти к самому концу сего опасного места, вбежал я в самой величайший, и такой точно зной, какой бывает в истопленной и только что закрытой печи, то дух мой так начало захватывать, что пришлось было совсем ложиться на землю и погибать. Но по особливому счастию, изнеможению и опасности сей подвергся уже при самом конце сего поприща, и если б одну только сажень надлежало мне еще бежать, то неминуемо бы я задохся и погиб. Вот в какую опасность подвергла было меня любовь к детям! но благодарение буди Всемогущему, что он и от сей опасности спас меня в тогдашние критические минуты.
Не могу изобразить той радости, какую восчувствовал я, выбежав вон из знойной полосы на свежий и холодный воздух. Чувствование мое было тогда такое, как бы выбежал я из ада в рай. Несколько раз перекрестился я опять, благодаря Всевышнего, и несколько минут отдыхал и собирался с духом. Сердце мое хотело даже выскочить от скорого бега и от испуга, поразившего меня в опаснейшую минуту.
