Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов

пробивается сквозь элементарную форму рассказа. Теперь надо подобрать иллюстрации, искать издателей в Европе и Америке, что нелегко в настоящее время кризиса.

17 октября. Кабинет Брюнинга спасен незначительным большинством. На этот раз хаос избегнут. Заговор черной реакции провалился, но нечистая сила еще мутит... Вчера был в собрании квартиронанимателей по судебному процессу с нашим домоуправлением. И здесь банкротство, пропадут наши задатки на квартиры, значительные суммы.

5 ноября. Исправлял самые последние корректуры «Истории хасидизма» (иврит), указатель и пр. Вчера отослал все это в Тель-Авив. Стало легче на душе... Вчера закончил и будничную работу: деловую корреспонденцию, квартирные расчеты, покупки для нуждающихся родных в России — и стряхнув груз забот, принимаюсь сегодня за дело «интеграции души»: приготовления к «Книге жизни».

9 ноября. Кончил автобиблиографию на всем протяжении 1880 — 1931 гг...

19 ноября. В Польше эпидемия студенческих погромов... В Германии побеждает реакция: выборы в Гессене дали подавляющее число голосов за нацистов. Это безумие миллионов может привести весною, при выборах в прусский ландтаг, к падению республиканского правительства и торжеству гитлеровцев с их лозунгом «рубить головы».

Вчера внезапно умер Н. Гергель, недавно ездивший в Америку для сборов на фонд энциклопедии моего имени. Горел, бедняга, в общественном пекле — и сгорел.

От всех этих ужасов спасаюсь в разборе и упорядочении моего архива...

27 ноября. Живу в двух мирах: нынешнем мире кризисов и в былом, среди гула готовящихся общественных взрывов и среди руин былых храмов, разрушенных давними взрывами. Утром, еще при свете лампы, волнующее чтение «Берлинер Тагеблат» о готовящемся перевороте нацистов. В Гессене открыт план диктатуры с казнями, расстрелами и режимом уморения голодом для евреев. Потом ранний завтрак и почта с воплями из всех стран света, а затем разбор архива старых писем 70-х и 80-х годов прошлого века... Та же смена повторяется после вечерней газеты. Только в часы полного погружения в прошлое нисходит святой дух...

7 декабря. Целые недели жил этою двойною жизнью: пара часов в современности, а все остальные часы дня и вечера в разборе старой переписки за ряд десятилетий. Чудное было настроение, при быстром мелькании сотен старых писем, авторы которых давно оставили земную юдоль. Воскресали мертвые, часто сердце щемило... Забывал в эти часы нынешний мир, который стоит накануне нового потопа варварства. В Германии творится невозможное: Гитлер и его сподвижники открыто выступают кандидатами в новые правители Германии, а правительство Брюнинга молчит, чувствуя свое бессилие. Надвигается новая муссолиниада в Германии: в Италии чернорубашечники, тут коричневорубашечники.

Глава 75

«Книга жизни» среди германского хаоса (1932)

Переходный год от демократии к диктатуре в Германии. Воспоминания прошлого как убежище от тревог настоящего, — Политический хаос: студенческие эксцессы, уличная песня нацистов. Новые выборы президента республики, ожидания «спасения» от Гинденбурга, провал Гитлера. — Выборы в прусский ландтаг, победа нацистов, опасность для демократии. Измена Гинденбурга, отставка Брюнинга и правительство Папена. — Государственный переворот в Пруссии: свержение правительства Брауна и назначение рейхскомиссара. Дни террора в Кенигсберге. Переговоры Папена с Гитлером. — Всемирная еврейская конференция в Женеве для создания представительства при Лиге Наций. — Последний летний отдых в Рейнерце. — Правительство Шлейхера. — Смерть Эд. Бернштейна.

В течение многих десятилетий, пока строился по большому плану мой исторический труд, я мечтал о тихом конце жизни, посвященном обзору ее, отчету о содеянном и пережитом. Для этого предполагалась спокойная обстановка, тихий вечер жизни, когда пахарь отдыхает от трудового дня и предается размышлениям. Но мне не суждено было писать свою «Книгу жизни» в такой обстановке. Как первый набросок моих воспоминаний писался под знаком террора в советской России, за год до моего исхода из нее, так и окончательная их обработка началась в год политического хаоса в Германии, приведшего к моему исходу из нового Египта. В 1921–1922 гг. я уносился в воспоминания прошлого от ужасной российской действительности, а в 1932–1933 гг. от столь же ужасного политического кошмара в Германии.

1932 г. был годом шествия Гитлера к власти, а пришествие совершилось в начале 1933-го. В этот промежуток потерявшая голову Германия закружилась в вихре переворотов, Имперское правительство центра (Брюнинг) сменяется правым правительством Папена{840} и потом Шлейхера{841}, левое прусское правительство Брауна насильственно свергается; одряхлевший президент Гинденбург, забыв свою присягу конституции, катится по наклонной плоскости Папен — Шлейхер — Гитлер; выборы в рейхстаг дают новую победу национал-социалистам, и президентом рейхстага избирается его разрушитель Геринг; свирепая армия штурмистов владеет улицей, готовая «рубить головы» демократам и истреблять евреев. Республика катится в пропасть. Германское еврейство стоит между террором улицы и готовящимся ударом-диктатора. У нас возникает идея созыва всемирного еврейского конгресса для организации защиты против нового крестового похода гакенкрейца. Вместо конгресса созывается в конце лета в Женеве большая конференция. Но катастрофа надвигается: если против нее бессильна демократическая Германия, что же может сделать горсть еврейства?

При таких условиях писание мемуаров стало для меня убежищем от кругом бушевавшей бури. Я спасался в этой работе от колючих впечатлений дня. Быстро писалась глава за главой, которые читались в тесном кружке друзей, собиравшихся еженедельно у нас или в другой квартире; первые отделы «Книги жизни» переводились с русского оригинала на идиш и печатались в американских журналах и газетах (ежемесячник «Цукунфт» и ежедневная газета «Тог») и оттуда перепечатывались в варшавских газетах.

Переживания 1932 г., кануна гитлеровской диктатуры я считаю более удобным передать в виде подлинных свидетельств — кратких отрывков из дневников.

1 января. Минимальное пожелание на новый год, чтобы он не был еще хуже, чем старый, чтобы не приходилось покинуть Берлин, который я считал последним этапом моих скитаний... Грустное новолетие. Сейчас ходил по безлюдному парку, скованному морозом. Пишу эти строки, перелистывая заметки для воспоминаний, писанные в разные годы, преимущественно в Финляндии. Это общение с целым смягчает уныние дня.

7 января. …Надо успокоиться и войти в святую работу воскресения мертвых. Но беспокойство продолжается. «Нотферорднунг»[117] запутала все дела. Банкротство новых домовладельцев, «цвангсфервалтер», адвокат, процесс — все это отравляет жизнь. А банкротство всех издательств, кроме немецкого, сулит недоброе в будущем.

Пишу сейчас статью «Еврейская автономия» для «Энциклопедии социальных наук» в Америке (по-английски).

14 января. Третьего дня вечером свидание с Бяликом на квартире Моцкина[118]. Уже несколько месяцев Бялик разъезжает по Европе с лекциями о необходимости спасти еврейскую книгу в связи с банкротством «Двир» и других палестинских издательств. Грустно прошел вечер в беседе о печальном положении Палестины и о других делах. Не было задушевности в беседе. Всех гнетет страх завтрашнего дня: