Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит - Владислав Олегович Савин

А затем у самого нашего борта – и что-то страшно ударило в нос. Нет, сэр, прямое попадание было лишь одно, второй лишь чуть не попал, но и этого хватило, чтобы разорвать нам обшивку, и первое котельное отделение стало затапливать. А носовая оконечность у нас была буквально вскрыта, как консервная банка, и первую башню перекосило на катках. Как не взорвался ее погреб, не знаю, наверное, нас хранила Мадонна! И ход сразу упал, но сбросить его быстро было нельзя, вода от напора ломала переборки, погреба обеих носовых башен были затоплены, наш «Аттилио» сильно сел носом. И чтобы спастись, мы должны были идти задним ходом – вы этого не видели, сэр? Мы ползли кормой вперед со скоростью едва в восемь узлов, причем даже эти эскортные успели пристреляться и всё же влепили нам два снаряда в надстройки. Но мы со страхом ждали, что вот сейчас будет еще один залп «Рамиллиса» – и нам конец, мы ведь были сейчас просто идеальной мишенью, без маневра, почти без хода, едва держащейся на воде! Уже после мы узнали, что снаряды, которые предназначались нам, достались бедному «Гранатьере», затонувшему почти со всем экипажем, и «Савойскому», также вынужденному срочно выходить из боя. А после нас закрыло нашей же дымзавесой, которую кто-то привел в действие – как выяснилось, без приказа. И нам показалось, что корабль объят пожаром, была самая настоящая паника, сэр, говорили даже, что кто-то в ужасе прыгнул за борт. Несколько человек после боя так и не нашли, других находили в виде фрагментов – когда в корабль попадает тяжелый снаряд, с людьми у места попадания происходит такое, что привело бы в ужас любого киноманьяка-потрошителя – чтобы не быть жестокими к семьям, мы записали всех как погибших в бою.

Что было дальше, я не видел. И из-за дыма, и оттого, что я лежал на полу КДП и молился. И остальные мои люди тоже. А Джованни, матрос из последнего пополнения, вообще покинул пост и внаглую сбежал куда-то в низы, думая, что там безопаснее – разумеется, после он был сурово наказан. Но я никогда не забуду это чувство животного страха, что вот сейчас ударит снаряд – и меня не станет. Когда хочется послать к чертям долг, присягу, даже будущую кару – чтобы только спастись сейчас. Меня остановило то, что бежать было некуда – глупец Джованни не понимал, что если корабль начнет тонуть, то те, кто останутся внизу, обречены. Но я тогда впервые усомнился, правильно ли я поступил, выбрав карьеру военного моряка. Конечно, в мирное время это безумно красиво и романтично – мундир, красивые синьорины на шею сами вешаются – но в войну это оказывается страшнее, чем в пехоте на передовой. По крайней мере там в тебя не стреляют прицельно из пятнадцатидюймовых пушек!

Так в том бою я больше ничего и не видел, сэр! «Аттилио» удалось выйти из боя, и он хромал кормой вперед… Нам повезло, что после о нас всё же вспомнили и прислали сопровождение; что стояла идеальная штилевая погода; что больше мы не видели ни одного англичанина. В базе нас кое-как подлатали, чтобы лишь не отправились на дно от волны, и мы очень долго добирались до Италии, где в Генуе наконец стали в заводской док. Дома нас встречали как победителей – цветы, триумф, ордена и, конечно же, красивые синьорины. Вся Италия тогда содрогалась в экстазе: «величие нового Рима», «империя до Кейптауна» – и моряки считались героями, ведь такие колонии нельзя ни завоевать, ни удержать без сильного флота! И добровольцев шло столько, что флот не знал, куда их девать, не хватало кораблей. Но на худой конец, годилась и армия, ведь воевать где-то в Кении с британскими «аскари» из туземных войск не в пример приятнее, чем с этими ужасными русскими в снегах Украины, которая граничит с Сибирью, и где даже летом стоит мороз? Я ездил домой в Неаполь, и синьор Микеле, наш сосед, прыгая на костыле, сказал мне, что ужасно счастлив, что вырвался живым из России, потеряв – всего лишь! – ногу, и вспоминал бескрайние снега под Сталинградом как воплощение последнего круга дантова ада. А Гитлер требовал от нашего дуче снова послать солдат на Восточный фронт!

Я сделал тогда свой выбор, черт возьми! Мне было невыразимо страшно еще раз оказаться под вражескими снарядами. И я послушался наконец отца и воспользовался его связями – сменив погоны блестящего флотского офицера на гораздо более скромные береговой административной службы. Жизнь – она у человека одна. По крайней мере, пока никто не вернулся из рая! И прожить ее следует так, чтобы в конце ни о чем не сожалеть. Мирно тянуть лямку, получать удовольствие и быть счастливым. Я не герой – и не хочу им быть.

Так что, сэр, если в Неаполе вам потребуются мои услуги, милости прошу! Вот моя визитка – адвокатская контора «Морцоло и Ко».

Из письма итальянского солдата домой.

Африканский ТВД, 1943 год. Автор неизвестен.

При невыясненных обстоятельствах оказалось в архиве У. Черчилля среди материалов, использованных при написании «Истории Второй мировой войны».

Опубликовано в Приложениях. Полное издание вышеназванной книги. Оксфорд, 1975 (альт-история)

…Мы идем по Африке, и вокруг полная ж. а! Цивилизация в виде жилья, дорог, плантаций, фабрик – вообще любых следов белого человека присутствует в самых минимальных количествах. В сравнении с тем, что я вижу уже третий месяц, самый глухой угол на Сицилии – это всё равно что Рим. И конца пути не видно – где этот проклятый Кейптаун? Естественная граница Новой Римской империи, как обещал наш дуче – мы все сдохнем раньше, чем туда дойдем!

Я уже не помню, когда в последний раз мылся, брился, менял белье. Если не считать купания под дождем, здесь самая большая проблема – это вода. Или ее слишком много, она льется с неба стеной, пропитывает всё, невозможно обсушиться – или ее нет совсем. Ту, что в местных водоемах, употреблять нельзя – вонючая мутная жидкость неопределенного цвета; даже вымыв ею руки, ты рискуешь подхватить инфекцию. Главная угроза здесь не английские пули – британцев мало, и они отнюдь не защищают каждую пядь этой земли – а самые разнообразные болезни, называемые нашими врачами одинаково: «тропическая лихорадка». Здесь норма, что половина личного состава находится в госпитале, но боже упаси завидовать этим бедолагам, потому что условия там ужасные, медикаментов нет, наш госпиталь здесь – это в лучшем случае несколько палаток, где больные просто лежат с самым минимальным уходом, в ожидании своей участи. И получить какую-то болезнь можно и от укуса здешней мухи, и