Внутри нее - Женя Рассказова

Ночи стали ее любимым временем. Она поднималась на свой чердак, и все преображалось. Это единственное место, где она чувствовала себя в безопасности и где она оставалась наедине со своим вдохновением. Иногда ей казалось, что она разговаривает с Богом, точнее – он говорил с ней, а она внимательно слушала. Он открывал ей потусторонние миры, водил по уголкам подсознания, приглашал полетать над крышами домов, заглянуть в окна – крохотные ячейки, в каждой из которых проходила своя жизнь. Он открывал ей простые истины, которые она знала когда-то давно в детстве, но забыла теперь, потому что все больше и больше слушала мир снаружи, а не внутри себя. Единственный, с кем она могла поделиться впечатлениями от своих ночных путешествий, был Федор. За последнее время они стали так близки, что Ева могла рассказывать ему о чем угодно и не бояться, что он ее осудит.

– У тебя бывает такое чувство, будто ты гений? – спросила она его как-то вдруг. Вопрос был совсем не связан с той темой, которую они только что обсуждали. Федор не удивился. Последнее время это стало привычкой. Они могли долго молчать, а потом обнаруживалось, что оба они думали об одном и том же. Или еще: один из них задавал про себя вопрос, а другой отвечал на него вслух.

– Конечно, бывает. Иногда я просто в этом уверен.

– И тебе не страшно?

– А почему мне должно быть страшно оттого, что я не такой, как все?

– Понимаешь, мне кажется гений – это нечто большее, чем «не такой, как все». Гений – когда тебе дано столько, что ты сам не можешь понять, зачем тебе это и что с этим делать.

– Например? Скажи.

– Ко мне иногда приходят такие видения, что я вдруг понимаю: если бы я смогла рассказать об этом людям, донести это до их сердец, то жизнь стала бы куда прекраснее, чем сейчас. – Ева хотела продолжить, но вдруг замолчала. – Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая?

– Мы оба с тобой сумасшедшие, – уверенно ответил Федор. – Хотя бы потому, что сидим на этом мосту, ночью, со сладкой ватой в руках. В кармане у нас по свистку, на мне трусы, надетые задом наперед. Я специально надел их так сегодня утром, чтобы помнить, что можно жить шиворот-навыворот. И самое страшное, что мне от этого очень свободно. Я даже не думаю их переодевать.

– При чем здесь трусы и гениальность?

– Ты думаешь, гении не носят трусов?

– Я думаю, они несут какой-то знак. Но как угадать, какой именно, и как им воспользоваться? А то ведь так можно умереть, не узнав, для чего ты родился на свет.

– А что в этом такого? Оглянись – все гении были несчастны. Умирали в нищете, от голода и непонимания. Глупцы. Простым людям живется гораздо легче, сумасшедшим тем более.

– Не смей так говорить о них. Они принесли себя в жертву, были счастливы по-другому и оставили после себя... – Федор прервал ее речь поцелуем, давая понять, что разговор о гениях на сегодня закончен.

Ева так и не осмелилась сказать, что она больше не учится в колледже, решив, что сделает это в следующий раз, когда для этого будет подходящее время. А сегодня она будет наслаждаться тем, что ее любимый рядом, и от этого чувствовать себя самой счастливой на свете. Пусть этот момент продлится как можно дольше. Зачем думать о чем-то еще?

Дневник

Понадобилось больше двух часов, прежде чем мы с Людмилой Михайловной открыли потайную комнату. Замок был такой тяжелый, словно художник закрыл на чердаке всю свою боль. В комнате было темно, и мне удалось увидеть лишь узкую щель окна, в свете которой летала пыль. Еще через секунду послышался устрашающий шум. Из темноты прямо на нас вылетело несколько летучих мышей. В отличие от меня, Людмила Михайловна даже не вздрогнула. Видимо, она привыкла к таким происшествиям. Испугать ее могли только привидения, общаться с которыми ей еще не приходилось. Хозяйка окрестностей Замка Мечты взобралась вверх по ступенькам. Пол под ее ногами начал размеренно скрипеть. Людмила Михайловна отворила ставни, и солнечный свет обнажил на чердаке художественную мастерскую. Здесь стояли полотна и пустые рамы. Все картины были накрыты когда-то белыми простынями. Я сорвал одну из них и увидел портрет девушки. Я сразу же узнал в ней Марию. Должно быть, она была копией своей матери. Открывая остальные полотна, я обнаружил то же самое. Девушка лежала на траве, шла вдоль берега моря, портреты маслом, гуашью, наброски карандашом – везде была она.

– Ее звали Марианна, – подсказала Людмила Михайловна. Ева тоже была рыженькой, когда мне принесли ее крохой. Мягкий такой, редкий рыжий пушок. Интересно, какая она сейчас?

– Брюнетка. Слегка каштановый отлив, – проболтался я.

– Так вы нашли ее? – Людмила Михайловна пытливо посмотрела на меня. Мне не хотелось рассказывать то, что я сам еще не осознал до конца. К тому же женщина была слишком впечатлительна, и я боялся тревожить ее лишний раз. – Не молчите же! Я должна знать, жива ли моя девочка!

– Я приехал сюда, чтобы удостовериться в этом наверняка. Обещаю рассказать, как только кое-что прояснится.

Здесь была собрана вся коллекция. Должно быть, художник специально спрятал сюда все картины с изображением возлюбленной. Здесь он мог быть с ней наедине. Я сидел за столом на кухне и наблюдал за тем, как хозяйка готовит ужин. Мне повезло: муж ее опять уехал на охоту, а самогонка в этом доме не переводилась.

– Что Аркадий? Все еще возит людей показывать дом? – спросил я, закусив салом чуть мутноватую, согревающую жидкость.

– Редко. Приезжал пару-тройку раз с тех пор. Все заходил, просил продать самогонки. Да я уж так отдавала, без денег. Одного просила: хоть бы поселил в замок хороших людей. Таких, чтоб были тихие, любящие. Детишки чтобы бегали... Как без детишек-то?

– Людмила Михайловна, – неожиданно меня осенило, – скажите, а не могло ли в доме остаться каких-нибудь вещей Марианны?

– Не думаю. – Хозяйка отошла от плиты, чтобы пополнить мой стакан. – Она ведь и не жила тут ни дня. Бедняжка. Так и не увидела, какую красоту хотел подарить ей любящий муж.

После плотного ужина и приличной порции самогона я прогулялся в саду возле дома. Потом попросил у хозяйки фонарик и снова полез на чердак. Самогонка сделала меня абсолютно бесстрашным. Очередная стая летучих мышей показалась мне безобидными мухами, которые прожужжали у меня над головой. Я даже помахал им вслед. Забираясь по ступенькам в темную комнату, я чувствовал себя супер-героем, который взял на себя ответственную миссию извлечь всех привидений из этого дома, из этой истории, из этой судьбы. Позже я вошел в роль художника, представил, каково это – потерять любимую женщину? Я прослезился, глядя на портрет Марианны, начал гладить ее по щеке и по волосам. Пока, наконец, не задел ногой подставку и картина не рухнула на пол.

Пытаясь водрузить шедевр на место, я наткнулся на полу на что-то мягкое. Посветив фонариком и пошарив руками, я обнаружил тетрадь и не поверил своим глазам – это был дневник Марианны. Я понял это сразу, как открыл первую страницу: «С тех пор как я встретила его, моя жизнь изменилась. Я поняла, для чего и для кого живу. Все мои действия и поступки обрели смысл... Я словно растворяюсь в нем, единственном...»

– Олег, Олег! – кричала мне мама. – Пора обедать. – Посмотри, нос-то уже совсем синий. Скоро отвалится!

– Не отвалится! – задорно кричал я в ответ. – Вот только снеговика доделаю. Смотри, какой большой получился! – Я смотрел на снеговика и никак не мог понять: как я, такой маленький, смог слепить такого огромного снеговика?..

– Олег, Олег, что с вами? – Снеговик медленно превращался в Людмилу Михайловну.

Я проснулся на полу. Под головой у меня лежала тетрадь, фонарик давно перегорел. Я помолился, чтобы все это мне не приснилось.

– Как вы здесь оказались? – недоумевала Людмила Михайловна. – Я же вам в доме постелила, а вы тут на полу, в пыли. Как же так?

Я открыл тетрадь: «С тех пор как я встретила его, моя жизнь изменилась...» Это действительно был дневник Марианны.

Мария собственное дело 

Открытие ресторана оказалось делом куда более сложным, чем представляла себе Мария. Но ее это ничуть не испугало. Она трудилась с раннего утра до позднего вечера, чтобы контролировать все процессы. Но даже ночью ее возбужденный мозг не мог расслабиться: ей снились счета и планы помещений, закрытые двери, ножи в холодном цеху и технологические карты.

После долгих поисков она нашла подходящее помещение, которое ей готовы были дать на условиях так называемых арендных каникул. На сей раз она не воспользовалась помощью своего покровителя, а решила все делать сама, чтобы в случае чего все договоренности остались на ней. Успокаивая свой бурный темперамент, Мария педантично занималась оформлением всех документов. Особых трудов ей стоило согласовать оформление вывески для заведения. Она хотела, чтобы ресторан назывался ее именем. Но оказалось, что в Москве и в ближайшем Подмосковье уже есть несколько заведений с таким названием. Конечно, решить проблему могло второе слово в названии, например «Святая Мария». Но мало того что Мария чувствовала себя далеко не святой, это название подходило скорее для корабля, чем для ресторана. Мария была уверена, что от названия зависит очень многое, и решила подождать стоящей идеи. Гораздо более увлекательным занятием для нее стал поиск людей. Она без труда нашла главного бухгалтера. Менеджера по закупке Мария переманила из бара, в котором работала сама. И хотя Михаил Сергеевич был против такого расклада, ему ничего не оставалось делать, как согласиться. Молодой способный парень по имени Павел хоть и занимался этим делом совсем недавно, но внушал доверие. Мария знала, что закупка продовольствия связана с высокой степенью воровства, поэтому это дело нужно доверить человеку честному. Мария доверяла Павлу, тем более это был единственный человек, который не смеялся над ней, когда она говорила, что когда-нибудь откроет собственный ресторан. Теперь он смотрел на нее с гордостью и восхищением. Единственное, в чем Мария доверилась своему любовнику, – это в выборе шеф-повара. При всем своем упрямстве она отдавала себе отчет, что в некоторых вещах разбирается еще недостаточно хорошо. Ей повезло, что помещение, которое она взяла в аренду, раньше было рестораном. Единственное, что потребовалось, – это обновить стены и подкрасить подоконники свежей краской. Дизайнеру понадобилось всего пару дней, чтобы подыскать подходящую мебель и текстиль. Получилась своего рода эклектика: модный минимализм и минимум красок в сочетании с благородной, сделанной под старину мебелью. Вместе с дизайнером они выбрали несколько антикварных вещей, которые как нельзя лучше украсили интерьер. И все же чего-то не хватало. Мария не могла понять, чего именно. «Быть может, когда в ресторане появятся люди – пустота заполнится», – думала она, с гордостью оглядывая проделанную работу.