Рай - Абдулразак Гурна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Халил обучил его цифрам, но ни разу не предлагал почитать Книгу, и сам не читал. По пятницам, когда они ходил в город, в мечеть, Юсуф неплохо справлялся. Правда, во время более длинных молитв внимание рассеивалось, а когда читали незнакомые разделы Книги, он просто гудел бессмысленно в лад с теми, кто по-настоящему читал, но ни разу не опозорился. И сам проявлял учтивость, не вслушиваясь слишком внимательно в чтение стоявших рядом, не проверял, справляются ли они лучше, чем он. Но теперь, когда Хамид усадил его под вечер рядом с собой, Юсуф понимал, что нет шансов просто погудеть, побормотать и выбраться из угла, куда его загнали. Хамид предложил начать с чтения вслух, по очереди, суры Йа Син. Юсуф открыл Книгу и полистал страницы под пристальным взглядом Хамида.
— Ты не знаешь, где находится Йа Син? — спросил он.
— Я не закончил курс, — ответил Юсуф. Сикухитиму[46]. — Наверное, я не смогу ее прочесть.
— То есть как? — потрясенно, испуганно спросил Хамид. Он поднялся на ноги и попятился от Юсуфа — не так, как пятятся от угрозы, но как от чего-то скверного, обреченного. — Маскини[47]! Несчастный мальчик! Это очень дурно! Неужели тебя в том доме не научили читать? Что за люди там живут?
Юсуф тяжело вздохнул, пристыженный своим провалом, осознавая бесчестье. Он тоже поднялся на ноги — сидя на корточках на полу, он чувствовал себя еще более уязвимым. Он устал, проголодался и хотел бы обойтись без той драмы, что ему несомненно предстояла. Но он не был так напуган провалом, как со страхом ожидал весь день.
— Маймуна! — Хамид закричал, призывая жену так, словно у него что-то заболело. Юсуф понадеялся, что Хамид тоже изнурен постом, что он скоро опустится на пол и будет негромко внушать ему насчет учебы и долга. Но тот вдруг заорал, впадая в истерику: — Маймуна! Иди сюда! Ялла! Иди скорей!
Маймуна выскочила на порог, на ходу обматываясь покровом, ее заспанные глаза широко раскрылись, отзываясь на тревожный призыв мужа.
— Кимвана[48], мальчик не умеет читать Коран! — заявил Хамид, горестно обернувшись к супруге. — У него нет отца, нет матери, и он даже не знает Слово Божие!
Они скрупулезно допросили Юсуфа, будто давно к этому подготовились. Он и не пытался ничего скрывать. А что говорила по этому поводу госпожа? Как она выглядела? Он понятия не имел, как она выглядела, никогда ее не видел. Разве о ней не говорили, что она весьма набожна? Он ничего об этом не слышал. Разве купец не велел ему ходить в мечеть? Нет, купец вовсе им не занимался, оставил его работать в лавке. Неужто он не думал о том, что без молитв он предстанет перед своим Создателем обнаженным? Нет, об этом он не думал да и вообще о Создателе не очень часто думал. А как же он молился, не зная Слова Божьего? Он и не молился. Разве что по пятницам, когда ходил в город. Какое безобразие. Их возмущенные крики взмывали все выше, дети тоже выбежали посмотреть на такое зрелище — старшая, Аша, уже почти двенадцатилетняя, такая же пухлая и жизнерадостная, как отец; сыночек Али, унаследовавший материнские кудри и сияющую кожу, и младший, Суда, вечно хнычущий, вцепившись в сестру. Все вышли во двор и присоединились к трагическому хору, оплакивающему позор Юсуфа. Маймуна прижала одну ладонь к виску, словно пытаясь утишить удары пульса, Хамид горестно качал головой:
— Бедный мальчик! Бедный мальчик! — твердил он. — Какое злосчастье принес ты в наш дом! Кто бы мог подумать!
— Не вини себя, — подхватила Маймуна, сопровождая каждое слово тихим стоном. — Откуда нам было знать?
— Не стыдись так, — сказал Хамид Юсуфу, когда их ужас и потрясение достигли пика и слегка пошли на спад. — Это не твоя вина. Бог обвинит нас, потому что мы не поинтересовались вовремя, получил ли ты образование. Ты прожил с нами уже несколько месяцев…
— Но как мог дядя оставить тебя прозябать в таком состоянии — столько лет? — спросила Маймуна, спеша переложить хотя бы часть вины на другого.
«Во-первых, он не мой дядя», — подумал Юсуф, вспомнив, как его школил Халил, и с трудом удержался от улыбки. Он предпочел бы уйти, и пусть эти двое предаются горю без его участия, но сама извращенность этой сцены приковала его к месту. Ему были отвратительны подобные выплески ужаса и возмущения. Все это казалось расчетливым — и при этом нелепым — представлением.
— Ты же знаешь, что мы, кто родом с побережья, называем себя ваунгвана? — напомнил Хамид. — Знаешь, что это значит? Это значит «люди чести». Так мы называем себя, особенно здесь, среди дикарей и бесов. Почему мы так именуем себя? Потому что Бог дает нам такое право. Мы обладаем честью, вверяем себя Создателю и выполняем свой долг перед ним. Если ты неспособен читать его слово и следовать его законам, то чем ты лучше тех, кто поклоняется камням и деревьям? Да ты мало чем отличаешься от животного!
— Да! — ответил Юсуф, ежась от детского смеха.
— Тебе еще пятнадцать? — Хамид несколько смягчил свой голос.
— Исполнилось шестнадцать в прошлый Раджаб[49]. Перед тем как мы отправились в горы, — ответил Юсуф.
— Нельзя терять время! В глазах Всевышнего ты уже взрослый человек, обязанный целиком выполнять его законы, — заявил Хамид, возвращаясь к привычной роли спасителя. Прикрыв глаза, он пробормотал длинную молитву. — Дети, посмотрите на него! Учитесь на том примере, который он являет нам! — призвал он под конец, выбрасывая вперед руку, чтобы указать на Юсуфа. Избегай зелья, заклинаю тебя! Учись на