Рай - Абдулразак Гурна

— Хайя, хайя, хватит болтать. Довези только нас до места, — твердил он. Ол-молог был конечной целью их пути. Проведя там день, они повернули обратно. Некогда Ол-молог был большим поселением скотоводов, раскрашивавших свои тела и волосы охрой. Потому-то там и решено было организовать земледельческое хозяйство. Правительство рассчитывало, что добрый пример убедит воинов-кочевников позабыть кровожадность и заняться производством молочных продуктов. Но план этот провалился, вероятно, из-за нетерпеливости чиновников, являвшихся от имени власти преображать этот уголок земли. Так или иначе, местные жители только рады были предоставить чужеземную затею ее собственной участи. Сами они переселились немного дальше и приходили сюда торговать.

Хамид обычно останавливался у человека по имени Хуссейн, родом с Занзибара. Хуссейн жил на доходы от своей лавки. Внутри магазина стояла швейная машина с ручным приводом, на ней он строчил шуки и накидки для своих клиентов. На прилавке у стены громоздились мешки с сахаром, ящики чая и всякий мелкий товар. Хуссейн был высокий и тощий, с виду привычный к трудностям — такой же небогатый и нетребовательный, как его магазинчик. Жил он одиноко в задней части лавки, гостей устроил на складе и рассчитывал на неспешную беседу. Вечером они уселись перед лавкой, послушали рассказы Хуссейна о Занзибаре. Когда он наговорился всласть, перешли к делу, а потом молча смотрели, как угасает свет на горе.

— Заметил, какой здесь зеленый свет? — после долгой паузы спросил Хуссейн. — Каласингу можно и не спрашивать, он замечает лишь то, что смазано машинным маслом и шумит. Каков нынче план, мой друг? В прошлый раз, когда ты приезжал сюда, ты собирался купить автобус и продолжить маршрут по горным деревням. Что сталось с этой блестящей идеей?

Каласинга пожал плечами и не ответил, даже не обернулся. Из жестяной кружки он прихлебывал самодельное пойло, которое прихватил с собой в дорогу. На глазах у спутников он старался не пить, но Юсуф замечал, как шофер делает несколько торопливых глотков из каменной бутыли, когда думает, что его никто не видит.

— А ты, юноша, как тебя? Юсуф? Ты различаешь этот свет? — настаивал Хуссейн. — Когда-нибудь ты сведешь молодых женщин с ума своей красотой. Поедем вместе со мной на Унгуджу, я женю тебя на моей дочери. Видишь этот свет?

— Да, — ответил Юсуф. Он видел, как постепенно с подъемом в гору менялся свет, и был рад поговорить об этом, как рад был и разговору о Занзибаре. Слушая рассказы Хуссейна о Занзибаре, он внезапно принял решение: однажды он непременно отправится туда, чтобы своими глазами увидеть это невероятное место.

— Он с чем угодно согласится теперь, когда ты пообещал ему свою дочь, — засмеялся Хамид. — Но ты опоздал, мы уже обручили его с нашей старшенькой. Разве я не говорил тебе об этом, Хуссейн?

— Противно слушать! Ей всего десять лет, — возмутился Хуссейн.

— Одиннадцать, — поправил его Хамид. — Самый возраст для брака.

Юсуф понимал, что его поддразнивают, но все же от этого разговора ему стало неловко.

— Почему он зеленый? Свет — почему?

— Из-за горы, — ответил Хуссейн. — Когда доберешься в своих странствиях до озер, увидишь, что мир окружен горами и они придают небу зеленоватую окраску. Эти горы на том берегу озера — край известного нам мира. По ту сторону воздух цвета язвы и чумы, и одному Богу ведомо, что за твари там обитают. Восток и север известны нам вплоть до Китая на краю востока и до владений Яджуджа и Маджуджа на севере. Но на западе страна тьмы, страна джиннов и чудищ. Бог посылал твоего тезку Юсуфа пророчествовать в стране джиннов и дикарей. Может быть, он и тебя пошлет к ним.

— Ты бывал у озер? — спросил Юсуф.

— Нет, — ответил Хуссейн.

— Но во всех остальных местах он бывал, — вмешался Хамид. — Он-то дома не засиживается, не такой это человек.

— Что за пророк Юсуф? — спросил Каласинга. Пока Хуссейн рассуждал про озера и зеленый свет, он презрительно усмехался — все это сказки, восклицал он, — но собеседники знали, что он не устоит при упоминании пророка и джиннов.

— Пророк Юсуф, который спас Египет от голода, — ответил Хуссейн. — Разве ты не слышал о нем?

— Что там, за тьмой на западе? — спросил Юсуф, и Каласинга сердито прищелкнул языком. Он-то ждал рассказа о голоде в Египте — знать он про него знал, но охотно бы послушал снова.

— Никто не знает, как далеко простираются дикие места, — ответил Хуссейн. — Но я слышал, говорят, путь пешком занял бы пять сотен лет. Источник жизни там, в этой пустыне, его охраняют упыри и змеи — каждая с целый остров величиной.

— Ад тоже там? — спросил Каласинга, вернувшись к своему обычному насмешливому тону. — Все эти камеры пыток, которыми запугивает ваш Бог, они тоже там?

— Тебе виднее, — сказал Хамид, — ведь ты направляешься прямиком туда.

— Я собираюсь перевести Коран, — внезапно заявил Каласинга, а когда все остальные отсмеялись, уточнил: — На суахили.

— Ты и говорить-то не умеешь на суахили, — сказал Хамид. — И по-арабски не читаешь.

— Я переведу его с английского перевода, — угрюмо упорствовал Каласинга.

— Зачем это делать? — спросил Хуссейн. — Такой бестолковой идеи мне еще не доводилось от тебя слышать. Зачем тебе это?

— Чтобы вы, глупые туземцы, услышали болтовню Бога, которого почитаете, — пояснил Каласинга. — Это будет моя миссия. Разве вы понимаете, что там написано по-арабски? Самую малость, а по большей части вы, глупые туземные братцы, и того не понимаете. Потому-то вы и глупые туземцы. Что ж, когда начнете понимать, может быть, увидите, насколько нетерпим ваш Аллах, и перестанете его чтить, поищете для себя что-то получше.

— Валлахи! — воскликнул Хамид, уже не шутя. — Не думаю, что такому, как ты, пристойно говорить о Нем в столь недопустимом духе. Наверное, кто-то должен проучить этого волосатого пса. Вот что: в следующий раз, когда ты придешь подслушивать наши разговоры у лавки, я перескажу глупым туземцам твои слова. Они живо подпалят твою волосатую задницу.

— Все равно я переведу Коран, — неколебимо заявил Каласинга, — ибо я пекусь о других людях, даже о невежественных алла-валлахах. Разве это религия для взрослых людей? Может, я не знаю, каков Бог, и не помню всю тысячу его имен и миллионы его посулов, но я знаю — Он не может быть тем злыднем, которого вы почитаете.

В этот момент в магазин вошла женщина, спросила муку и соль. Вокруг ее талии был обмотан кусок ткани, и на шее висели широкие бусы, спускаясь также на плечи. Грудь оставалась открытой, соски наружу. Она не обратила ни малейшего внимания на Каласингу, который при виде нее заерзал, стал испускать похотливые