Ночной Дозор - Сергей Лукьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повисла тишина. Потом шеф засмеялся.
— Как угодно, — Завулон пожал плечами.
— Повторяю — пока мы предлагаем свои услуги. Нам не нужна глобальная катастрофа, которая единомоментно уничтожит миллионы людей. Пока не нужна.
— Третий путь, — сказал шеф, глядя на меня. — Смотри внимательно.
Еще одна линия, ветвящаяся от общего корня.
Истончающаяся, сходящая на нет.
— Это — если в игру вступаешь ты, Антон.
— Что мне надо сделать? — спросил я.
— Не знаю. Вероятностный прогноз никогда не давал точных указаний. Известно одно — ты можешь снять воронку.
В голове пронеслась нелепая мысль, что проверка продолжается. Испытание в поле… вампира я убил, а теперь… Да нет. Не может быть.
Не с такими ставками!
— Я никогда не снимал черных воронок, — голос почему-то стал чужим, не то чтобы испуганным, скорее удивленным. Темный маг Завулон захихикал, противно, по-бабьи.
Шеф кивнул:
— Знаю, Антон.
Он поднялся, запахнул халат, подошел ко мне. Выглядел он нелепо, во всяком случае в обстановке нормальной московской квартиры его восточное облачение казалось неудачной карикатурой.
— Таких воронок — еще никто и никогда не снимал. Ты будешь первым, кто попытается.
Я молчал.
— И учти, Антон, если ты напортишь… хоть самую малость, хоть в чем-то… ты сгоришь первым. Ты даже не успеешь уйти в сумрак. Знаешь, что бывает со светлыми, когда они попадают под прорыв инферно?
В горле пересохло. Я кивнул.
— Простите, любезный враг мой, — насмешливо сказал Завулон. — А вы не даете своим сотрудникам права выбора? Даже на войне в подобных случаях вызывали… желающих.
— Вызывали добровольцев, — не оборачиваясь бросил шеф. — Мы все добровольцы, давным-давно. И никакого выбора у нас нет.
— А у нас — есть. Всегда, — темный маг опять хихикнул.
— Когда мы признаем право выбора за людьми, мы отнимаем его у себя. Завулон, — Борис Игнатьевич покосился на темного мага, — ты стараешься перед чужой аудиторией. Не мешай.
— Молчу, — Завулон опустил голову, съежился.
— Попытайся, — сказал шеф. — Антон, не могу дать совета. Попробуй. Прошу тебя, попробуй. И… забудь все, чему тебя учили. Не верь тому, что говорил я, не верь тому, что ты писал в конспектах, не верь своим глазам, не верь чужим словам.
— Чему тогда верить, Борис Игнатьевич?
— Если бы я знал, Антон, то вышел бы из штаба… и сам вошел в тот подъезд.
Мы синхронно посмотрели в окно. Черный вихрь кружился, покачиваясь из стороны в сторону. Какой-то человек, идущий по тротуару, вдруг свернул на снег, и стал огибать черенок вихря по широкой дуге.
Я заметил, что по обочине уже протоптана тропинка — люди не могли видеть рвущееся на землю зло, но они чувствовали его приближение.
— Я буду прикрывать Антона, — вдруг сказала белая сова. — Прикрывать и обеспечивать связь.
— Снаружи, — согласился шеф. — Только снаружи… Антон… иди. Мы постараемся максимально закрыть тебя от любого наблюдения.
Ольга взлетела с кровати, села мне на плечо.
Бросив взгляд на друзей, на темного мага — тот словно в спячку впал, я вышел из комнаты. И сразу почувствовал, как стихает шум в квартире.
Меня провожали в полной тишине, без ненужных слов, без похлопываний по плечам и советов. Ведь на самом деле, я не делал ничего особенного. Просто шел умирать.
Тихо было.
Как-то не правильно тихо, даже для спального московского района и в этот поздний час. Будто все забились по домам, погасили свет, укрылись с головой одеялами и молчат. Именно молчат, а не спят. Лишь синевато-красные пятна дрожали на окнах — всюду работали телевизоры.
Это привычка уже, когда страшно, когда тягостно — включать телевизор и смотреть все что угодно, от телешопа до новостей. Люди не видят сумеречного мира.
Но они способны чувствовать его приближение.
— Ольга, что скажешь об этой воронке? — спросил я.
— Непреодолимо.
Сказала, как отрезала.
Я стоял перед подъездом, глядя на гибкий, будто слоновий хобот, черенок вихря. Заходить пока не хотелось.
— Когда… при каком размере воронки ты сможешь ее погасить?
Ольга подумала:
— Метров пять в высоту. Еще есть шанс. При трех метрах — наверняка.
— А девчонка при этом спасется?
— Возможно.
Что-то не давало мне покоя. В этой ненормальной тишине, когда даже машины старались огибать обреченный район стороной, какие-то звуки все же оставались…
Потом я понял. Скулили собаки.
По всем квартирам, во всех домах вокруг — тихо, жалобно, бестолково жаловались своим хозяевам несчастные псы. Они видели близящееся инферно.
— Ольга, информацию о девушке. Всю.
— Светлана Назарова. Двадцать пять лет. Врач-терапевт, работает в поликлинике номер семнадцать. В поле наблюдения Ночного Дозора не попадала. В поле наблюдения Дневного Дозора не попадала. Магические способности не выявлены. Родители и младший брат живут в Братеево, контакты с ними эпизодические, в основном телефонные. Четыре подруги, проверяются, пока все чисто. Отношения с окружающими ровные, резкой неприязни не замечено.
— Врач, — задумчиво сказал я. — Ольга, а ведь это ниточка. Какой-нибудь старик или старуха… недовольные лечением. В последние годы жизни обычно происходит всплеск латентных магических способностей…
— Проверяется, — ответила Ольга. — Пока таких данных нет.
Да уж. Глупо бросаться в догадки — полдня с девушкой работали люди поумнее меня.
— Что еще?
— Группа крови — первая. Серьезных заболеваний нет, временами легкие кардиалгии. Первый сексуальный контакт в семнадцать лет, со сверстником, из любопытства. Четыре месяца была замужем, два года как разведена, с бывшим мужем отношения остались ровными. Детей нет.
— Способности мужа?
— Нулевые. У его новой жены — тоже. Проверено в первую очередь.
— Враги?
— Две недоброжелательницы на работе. Два отвергнутых поклонника по месту работы. Школьный товарищ, полгода назад пытался получить фальшивый больничный лист.
— И?
— Отказала.
— Надо же. Как у них с магией?
— Практически никак. Уровень недоброжелательности — бытовой. Магические способности у всех слабые. На такой вихрь они не способны.
— Смерть пациентов? За последнее время?
— Не было.
— Так откуда же взялось проклятие? — задал я риторический вопрос. Да, теперь понятно, почему Дозор попал в тупик.
Светлана оказалась просто-напросто паинькой. Пять врагов в двадцать пять лет — можно лишь гордиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});