Нечестивый город - Джек Финней

В покойной тишине туалета мы вставили на место искусственную челюсть, и Руиз лишь немного пожаловался на боль, которую она причинила его разбитым деснам. Потом я взял бумажное полотенце и тщательно стер кровь и грязь с лица Руиза. Мы снова спустили его брюки и осмотрели грыжу. Она оказалась в полном порядке; тогда мы немного распустили бандаж, чтобы Руизу было удобно сидеть. Он вернул мне перчатки, а я отдал ему очки. После этого, если не считать разбитых губ и синяков под глазами, Руиз выглядел так, словно и не участвовал ни в какой драке.

Мы вернулись к своему столику и заказали еще щелака, поскольку иначе, по словам Руиза, могли потерять свое лицо в глазах толпы. Я заметил, что в конце концов мы довольно удачно отделались от девиц.

– Сударь, – ответил он, – я не хочу о них говорить. Такое со мной случается впервые в жизни и, хотя я дрался с новым спутником госпожи Швакхаммер, на самом деле моя ярость была обращена на нее. Но теперь эта ярость совершенно улеглась, и я ощущаю только глубокое прозрение. Полагаю, сударь, и с вами прежде не случалось ничего подобного.

Но я сказал, что для меня этот случай не первый и даже, увы, не второй, и посетовал на автора, которому как будто доставляло удовольствие, если я, согласно сюжету, приводил девушку в такое место, где нас уже поджидал некий тип с хищными наклонностями. И я рассказал Руизу типичный случай, произошедший еще в Абалоне, когда на свой последний доллар 1 я привел одну девушку в скромное заведение, чтобы покормить ее – поскольку она жаловалась на голод, – но, даже не доев свой пирог, она извинилась, подошла к какому-то мужчине и стала с ним беседовать, а через минуту они покинули заведение; я успел лишь увидеть, как она садится в его старый автомобиль, а он поддерживает ее, одновременно поглаживая под мышками, и она самым бесстыдным образом улыбается.

Я добавил, что после подобных потрясений меня всегда тянет напиться.

– Вы правы, сударь, – подтвердил Руиз, – подобные потрясения имеют именно такой эффект. Бутылка приносит утешение, сударь, и я никогда не откажусь от нее. – В подтверждение своих слов он заказал еще два больших зелюма щелака.

Некоторое время мы молча утешались; потом Руиз грохнул кулаком по столу и воскликнул:

– Допивайте скорее, сударь! Нельзя терять ни минуты!

Однако прежде чем допить свой щелак, я потребовал от Руиза четкого изложения его планов.

– Сударь, – ответил он, – мы пойдем в Дом! Нам следовало поступить так сразу, вместо того, чтобы терять время с этими дрянными шлюхами. В Доме всегда получаешь то, за что платишь; там подход деловой; все просто, как в мясной лавке. И к тому же вполне удовлетворительного качества. Допивайте же, сударь, и пойдемте.

Я осушил свой стакан, и мы покинули заоблачное заведение, спустились в лифте на землю, вышли из огромного шестисотэтажного здания и снова оказались на Калле Гранде.

В небе сияли огни, между ними летали самолеты. Калле Гранде превратилась в целую преисподнюю огней, каждый из которых что-то рекламировал. Из всех раскрытых окон неслись звуки радио. Дорожный шум на скоростных линиях был ужасен. Скрип и скрежет разрывали барабанные перепонки. К тому же вдали слышались звуки выстрелов. По мнению Руиза это Ветераны, засевшие в Городском Казначействе, отражали массированные атаки Престарелых и Безработных.

– Сударь, давайте пройдем до Дома пешком, – предложил Руиз, – неплохо бы немного размять ноги, а то мы сегодня только и делаем, что сидим. Я уверен, где-то поблизости должен быть Дом. В этом районе их предостаточно, потому что тут находится крупный университет – вон он в конце переулка.

И мы зашагали по Калле Гранде, утопая в водовороте света и хаосе шума. Вскоре перед нами выросло огромное здание, которое стояло немного в стороне от проезжей части и было окружено стальной стеной. Я спросил Руиза, что это за здание.

– Это Фонд Леопольда Остриола, сударь. Леопольду Остриолу сто семьдесят семь лет, он самый богатый человек Флореата Го-Ли, и это здание, Фонд Леопольда Остриола, представляет собой памятник его страху.

– Чего же он боится?

– Смерти, сударь.

Я спросил, неужели можно избежать смерти даже в таком потрясающем здании.

– Ей-богу, сударь, ему это удается, – ответил Руиз. – Когда Остриол впервые почувствовал страх, он построил свой замок, оснастил его самым современным медицинским оборудованием, собрал все известные врачам лекарства и пригласил самых больших специалистов из всех областей медицины. Потом он поселился здесь и приказал людям, которых нанял, поддерживать в нем жизнь. И, ей-богу, они так и делают!

– И давно он тут живет?

– Семьдесят девять лет. Доктора соорудили что-то вроде стеклянного ящика с трубами; они поместили старину Леопольда в этот ящик, и ничто не может туда проникнуть без их тщательнейшего исследования, и ничто, даже душа старины Леопольда, не выскользнет оттуда без их дозволения. Он просидел в стеклянном ящике уже больше семи десятилетий и вполне уверен в своем бессмертии, так же как и те доктора, которые ухаживают за ним. Эти доктора – ловкие черти: со своими метаболическими машинами они буквально творят чудеса. Через одну трубку кормят старика, через другую отсасывают все, что он выделяет, через третью – подают ему воздух. Они постоянно просвечивают его рентгеном, и как только специальный дежурный замечает признаки изнашивания какой-нибудь ткани, Леопольда тут же оперируют в его стеклянном ящике и заменяют старую ткань новой. Раз в неделю публике позволяют взглянуть на старика, и однажды я тоже воспользовался этой возможностью. На вид он уже мало похож на человеческое существо; скорее напоминает большой бифштекс, утыканный разными трубками. И все же он жив – тут не может быть никаких сомнений.

– Но почему доктора так возятся с ним?

– Черт возьми, сударь, конечно же, из-за его денег. Неужели вы думаете, что хейларвейские доктора уделили бы ему хотя бы минуту внимания, не будь у него денег? Но он все прекрасно устроил: пока они поддерживают в нем жизнь, им платят огромную зарплату и сверх того – премии. Но как только он умрет, все зарплаты и премии немедленно прекратятся, и состояние до последнего пфеннига пойдет на строительство грандиозного надгробья, которое увековечит память о Леопольде.

– Но ведь с помощью этого оборудования доктора могли бы что-нибудь сделать для страдающего человечества?

– Они сделали, сударь! Это не подлежит никакому сомнению. Например, в прошлом году они провели самую грандиозную операцию века и воскресили человека из мертвых.

– И долго он был мертвым? – спросил я недоверчиво.

– Он был мертвым в течение десяти лет, сударь, – ответил Руиз. – И воскрешение можно считать истинным во всех отношениях. Он шел по леднику, провалился в трещину и замерз; все знали об этом, потому что его тело можно было видеть сквозь лед. И место довольно известное – Лорелчанский ледник в Мунвельских горах, неподалеку от тех высокогорных лугов, где зимуют чиам-мины.