Дом из пепла и стекла - Силла Уэбб

— Хорошая девочка. Я подожду тебя здесь.

Я несу коробки в ванную и ставлю их на туалетный столик. Золотая надпись украшает чисто белую коробку. Хэрродс. Высшее качество.

Открыв одну, я в шоке смотрю на платье, расположенное среди тёмной ткани. Оно очень изысканное. Шёлк цвета золотого шампанского с кружевом по краю длинных рукавов-колокольчиков и V-образного выреза. Я поднимаю его, чтобы тщательно рассмотреть и обратить внимание на нежное кружево вдоль глубокого выреза сзади.

Нижнее бельё — бюстгальтер цвета золотого шампанского и подходящие трусики в французском стиле. Дрожа от чего-то, чего я не понимаю, я снимаю свою старую майку и натягиваю трусики, затем лифчик.

Вау. Может, оно и не скудное, но оно откровенное. Шёлк обтекает каждый бугорок и изгибается, словно вода.

Я выгляжу… сексуально. Впервые за долгое время, я чувствую себя сексуальной.

Нервничая, я открываю дверь ванной и выхожу в спальню. Нико сидит на кровати, ноги широко расставлены, руки опущены между бёдер, пока он протягивает чётки между пальцами. Они напоминают мне беспокойные бусы, которыми пользуются старые греки.

Он итальянец, разве нет?

Нико поднимает взгляд, кладёт чётки в карман и встаёт. Он медленно идёт ко мне, и останавливается в нескольких футах. Затем он просто изучает меня. Его взгляд ласкает меня, будто ветерок обнажённую кожу, заставляя её покрыться мурашками. Мои соски предают меня, заметно затвердевая под тканью. Нико издаёт глухой звук.

О, Боже, я так хочу, чтобы он прикоснулся ко мне. Я хочу, чтобы его рот был на моих болящих сосках, я хочу, чтобы его руки погрузились в шёлковые трусики и нашли меня горячей, желающей и нуждающейся.

— Иди, надень платье, — он приказывает, его голос рычащий и грубый.

С облегчением, но и с разочарованием, я спешу в безопасность ванной комнаты. Я надеваю платье трясущимися руками и смотрю на себя в зеркало. Как что-то такое простое может так подчёркивать достоинства?

Оно сшито гением. В нём есть небольшой перекос, благодаря которому оно собирается на талии и бёдрах, а это значит, что оно подчеркивает все мои изгибы — бёдра, бюст и талию, в то время, как едва касается живота и ляжек.

В этом платье я выгляжу как супермодель. Как супермодель девяностых, когда они были в бизнесе. Боже, в этом платье я могла бы быть Синди Кроуфорд.12

Мне нравится это. Я должна выйти замуж за этот чёртов отрезок ткани.

Подняв высоко голову, я возвращаюсь в спальню.

Нико кивает, будто гордится мной, или собой.

— Я знал, что ты будешь выглядеть в нём чертовски потрясающе. Тебе нравится?

— Мне нравится. Ты думаешь, оно достаточно модное?

— Оно совсем не модное, и в этом вся суть. Ты будешь там самой потрясающей женщиной. Они все будут в корсетных платьях, нарядах с жемчугом и кристаллами, и Бог знает, в чём ещё, и ты будешь сиять ярче их всех в своём простом шёлковом платье. Это платье кричит о сексе, но стильно.

Он ухмыляется.

— Иветте это не понравится.

И вот так мой пузырь лопнул. Платье, которое мне так сильно понравилось — всего лишь часть его игры. Это не про меня. Совсем нет. Дело в том, что он раздражает Иветту, потому что ему неприятно торчать здесь, и если это делает меня её мишенью? Ну и что?

Я стягиваю платье через голову и бросаю Нико.

— Забери своё платье. Я не хочу его.

— Что за хуйня? Ты сошла с ума? — он без труда ловит его и сжимает в руке. — Ты сказала, что оно тебе нравится.

— Нет, если это всего лишь ещё один способ для тебя, чтобы набрать очки против Иветты. Я думала… Я думала, ты купил его для меня.

Чёрт, слёзы подступают, но я не позволю этому ублюдку увидеть, как я плачу.

— Ты хотела, чтобы я купил его для тебя? — он изучает меня, как редкое существо, может, инопланетянина.

— Нет. Я имела ввиду… может. Я не знаю. Я думала. Ох, забудь это.

— Я думал, ты ненавидишь меня? — он качает головой. — Я думал, что ты ненавидишь меня, но Иветту ненавидишь больше, и тебе нравится издеваться над ней.

— В этом-то и дело! — кричу я, полностью теряя своё самообладание. — Я не люблю играть в игры, как вы, больные ублюдки.

— Мне нравится, когда ты ругаешься, ты выглядишь такой неловкой.

— Боже, просто уходи.

— Не-а, не хочу. Мы ещё не закончили.

— О, мы закончили. Это моя комната, в моём чёртовом доме. Убирайся.

— Дом, который сейчас контролирует Иветта. Ты не хочешь залезть ей под кожу?

— Нет, — я качаю головой. — Мне нужно держать себя в руках и сохранять спокойствие, насколько это возможно. Ты спасёшь меня, если она взорвёт мою задницу?

Он смеётся.

— Боже, нет.

— Именно. Ты используешь меня, но тебя не будет здесь, когда ты мне понадобишься. Так что извини, если я думаю, что это бред собачий. И нет, я не хочу платье, и я его не надену.

Медленно приближаясь ко мне, но целеустремлённо как пантера, незаметно приближающаяся к своей добыче, он вторгается в моё пространство.

— О, ты наденешь его.

Я шокирована его наглостью.

— Ты не можешь меня заставить.

— Я могу. Поверь мне, красавица, — он делает паузу и гладит меня по волосам, заставляя вздрогнуть от странной угрозы, заключённой в этом действии. — Ты расстроена, потому что я не твой союзник? Но ты же не хочешь, чтобы я был врагом. Я могу превратить твою жизнь в ад.

— Ты уже сделал это, — мои глаза горят от сдерживаемых слёз.

— Ты собираешься заплакать? — он спрашивает меня об этом, как ребенок — с любопытством и без особого сочувствия.

— Ты психопат.

Он пожимает плечами.

— Возможно. Но не думай так. Я люблю людей.

— Правда?

Он отходит от меня и садится на стул. О, Господи, почему он не уходит?

— Конечно. Я люблю моих родителей. Мою младшую сестру. Мою собаку.

— У тебя есть собака? — ладно, не то что я ожидала.

— Да, Лупи Лулу.

— Это… причудливое имя.

— Она причудливая собака, — он улыбается мне. — А ты? У тебя когда-либо были домашние животные?

— Что это?

Снова пауза, как будто он попал в совершенно новую обстановку. Как будто я инопланетянин, которого он не может понять.

— Я не знаю, — говорит Нико, — я не привык к этому, что бы это ни было.

— Не привык разговаривать с людьми?

— С женщинами. Нет.

— У тебя есть сестра, которую ты любишь, ты только-что сказал.

Он смеётся.

— Ей десять.

— И твоя мама.

— Каждый итальянец любит свою мать. Даже если