Оперативный псевдоним «Ландыш» - Вера Эдуардовна Нечаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая мерзость! — Олю передернуло от отвращения. — Отнял у кого-то…
— Не обязательно. Купил у старьевщика. Кстати, вещица занятная. Капитан или проверяет тебя, или подарил первое, что попалось ему в руки.
— Все равно. Противно! Омерзительно!
— Согласен. Но пока придется хранить. А вот это, — Отто протянул, как всегда, коробку папирос, — отвези в тайник.
В Швейцарии было уже тепло. Оля положила коробку в тайник и поехала в Берн. Она давно не выезжала оттуда. Ей казалось, что оттуда она как-то спокойнее доезжает домой. Она вкусно пообедала. Потом купила шоколад и новую зажигалку — гораздо скромнее прежней и поехала обратно самым длинным путем.
«В следующий раз наведаюсь в банк, — думала она. — Деньги нужны постоянно. Интересно, их кто-то считает? Если да, то код сменят. Значит…»
Что это могло означать, Ольга не знала.
В Гордендорф она приехала рано утром, и первое, что увидела, была машина Генриха.
«Надеюсь, он еще не наведался к Густаву, — поспешила она домой. — Иначе мы можем попасть в неловкую ситуацию».
Муж завтракал в одиночестве.
— Тебе кофе? — спросил он угрюмо.
— Лучше чай. Я видела у вокзала машину Генриха.
— Он приехал еще вчера. Но не зашел. Я видел его в окно. Он ехал в санаторий. Устала?
— Очень. Но сэкономила десять марок…
— Я не знаю, куда деваться от этого напыщенного баварца. Он мне…
— И мне, дорогой, — ласково проговорила Оля. — Но разве ты не хочешь узнать, на какую страну они собрались напасть?
— Я и так знаю. И ты знаешь. И все вокруг. Только наши этого не понимают. Мы им нужны. И больше никто. Все остальные будут рукоплескать им за это.
Густав резко встал из-за стола.
— Скажи, Моника, что мы делаем здесь? — грозно спросил он.
— То, что нам приказывают. Сядь, Густав. Приказы не обсуждают. Ты знаешь это лучше меня. И не надо каждый день терзать себя. Каждый выполняет свой долг.
— Долг! Долг!
— Лучше придумай, как я могу сообщать тебе, что уехала на несколько дней?
— Голубя присылай. Шучу. Не знаю. Если ты волнуешься о капитане, то все просто. Я буду закрывать ателье. Постучится и уйдет, — уже спокойнее проговорил Густав.
— А если это почтальон. Ты откроешь, а сзади — капитан?
Они так ничего и не решили, потому что пришел Генрих.
— Как съездили, фрау Моника? — с порога спросил он. — Когда вас нет дома, ваш муж не зашторивается на ночь.
— О! Густав надеется, что какая-нибудь симпатичная соседка заглянет к нему на ужин. Спасибо, что сказали. Я прослежу за ним.
Они все трое весело рассмеялись, как будто им было смешно. Пожалуй, капитану было.
Потом пили кофе — из запасов капитана и съели почти весь швейцарский шоколад.
— Вы знаете толк в еде, фрау Моника. Вашему мужу повезло, — похвалил Генрих.
— Да, господин капитан. Вы правы. Моя жена — хорошая хозяйка. Попросите ее как-нибудь сварить какао.
— Не люблю. Приторно, — отрезал капитан: он хотел услышать Монику, и она поняла это.
— Кофе и шоколад — это неотъемлемая часть жизни той страны, где я так долго жила…
— Долго — это не про вас. Вы еще слишком молоды для такого слова.
Они снова рассмеялись.
— Я, вероятно, надолго исчезну, — спокойно сказал капитан. — Но надеюсь привезти вам хороший сувенир.
— Вы нас балуете, господин капитан. Я до сих пор берегу ваш кофе, — сладко произнесла Оля и улыбнулась.
— Я надеюсь украсить вашу гостиную шкурой медведя, фрау Моника.
— Белого? — уточнила Оля, и ее сердце застучало часто-часто.
— Нет. Не белого. Но огромного. Там, где мы скоро окажемся, полно всякого зверья.
— Это замечательно, но разве вам не жалко этих зверей? — простодушно спросила Оля, надеясь, что Густав не вскипит.
— Моника, — снисходительно произнес муж. — Господин капитан говорит совсем о других зверях. Не так ли?
— В точку. Скоро начнется охота. А под Новый год прикончим медведя в кремлевской берлоге.
Когда капитан наконец ушел, Оля была близка к истерике.
— Что будем делать? Радируем сегодня?
— Нет. Завтра. Хочу убедиться, что он убрался из города.
Густав отправил следующую радиограмму: «Центру. Из достоверного источника. Ожидается нападение на Москву в ближайшее время. Ландыш».
Через четыре дня Оля получила письмо. Конверт был без ландыша, но на бумаге кто-то нарисовал букетик. Текст был недвусмысленным.
«Дорогая Моника! Твой последний рецепт пирога никуда не годится. Тете пришлось краснеть перед гостями. Мы надеялись, что ты сама уже пекла этот пирог. Любящие тебя, дядя и тетя».
— Не поверили! Слышишь, Густав? Нам не поверили!
Следующая встреча с Отто была короткой.
— Детка, с чего ты взяла, что на нас нападут? Капитан рассказал?
— Да. Совершенно определенно. Он даже похвастался, что будет встречать Новый год в Кремле.
— Что еще сказал?
Ольга торопливо передала содержание разговора.
— Про белого медведя ты хорошо придумала. У меня тоже всплывает подобная информация. Но давай договоримся: ты все докладываешь мне, а я принимаю решение. Иначе нас с тобой будут считать в лучшем случае паникерами.
— А в худшем?
— Предателями. Я выйду здесь. Съезди к доктору, запишись на прием и возвращайся домой.
Отто был зол. Почти как в первую встречу.
«Он прав, — подумала Оля. — Я поддалась эмоциям. Это было опасно и глупо. А если нападут? Что тогда?»
Доктор был занят, сестра недовольна.
— Я хочу записаться на прием на следующую неделю, — сладко улыбаясь, попросила Оля.
Медсестра дала ей карточку с датой и временем приема и проводила злым взглядом.
В почтовый ящик на вокзале Оля опустила два письма: Альфреду и «дяде». «Мне так жаль, что у тети не получился пирог. Моему дорогому Густаву он очень нравится. Думаю, что все дело в муке: я использовала свежайшую» — написала она в надежде, что ее поймут.
Через неделю пришел ответ: «Дорогая Моника! Тетя надеется, что ты приедешь к нам и испечешь пирог при ней. Подобные рецепты уже попадались ей, но она всегда считала, что в них есть какая-то ошибка. У нас уже зацветают ландыши, очень рано в этом году».
— Нам нигде не поверили, Густав, — сообщила Оля мужу. — Но я уверена, что капитан не хвастал.
— Не расстраивайся. И будем надеяться, что он солгал, — утешил Густав.
Олю передернуло от одной мысли о войне. Победы немцев ее как-то мало волновали. Но то, что надвигалось на беспечную родину, было ужасно.
— Я спрошу у первого же офицера, — предложил Густав.
— Не надо. Это ведь тайна. Почему ты считаешь, что ее все знают?
Мысли о войне объединили супругов.
