Николай I Освободитель. Книга 7 - Андрей Николаевич Савинков

— Расширяйте штат, это дело полезное, средства на него найдем, но я о другом, — я на секунду задумался, пытаясь более доходчиво сформулировать мысль. — Предлагаю поставить на службу пропаганде серьезное искусство. Написать картину, например, с названием «Оргия королевы-девственницы». Англичане очень любят свою королеву Елизавету, а нынешняя королева Виктория хочет быть на нее похожа — значит нужно вымазать этот образ в дерьме из всех сил. Тем более, там есть к чему прицепиться. Или картина «Людовику IV рвут зубы» или «Выборы папессы на святой престол» — у католической церкви огромное количество темных пятен в прошлом было. Пройдут годы, плакаты и все газетные статьи забудут, а подобные картины могут влиять на умы людей столетиями, подменяя реальную историю выдуманной.

На эту мысль натолкнула меня не существующая еще картина Репина «Иван Грозный убивает собственного сына». Ну и какая разница, если царь сына не убивал, а тот умер от болезни — спроси любого в будущем об этой истории, девять человек из десяти просто вспомнят о наличии такой картины и будут уверенны в том, что русский царь был сумасшедшим маньяком. Почему бы не сделать ряд закладок на будущее, пусть подобные мифы — причем иногда опирающиеся на вполне реальную историческую основу — поработают и на русскую пропаганду.

— Это интересная мысль, ваше величество, — кивнул Пушкин и сделал пометку себе в блокноте.

У меня, пока я валялся в постели без дела, было очень много времени «на подумать», поэтому всяких способов информационно уязвить противников я напридумывал целую корзинку.

— Хочу, чтобы вы ввели в обиход такие обороты как «империя зла» и «тюрьма народов». Вообще упирайте по возможности на национальную политику британцев. На то, как они порабощают и уничтожают все вокруг себя, можно сравнить Россию с Индией, с тем прицелом, что именно такая участь ждала бы империю в случае поражения, — я немного перевел дух, глотнул воды из стоящего на прикроватном столике стакана и продолжил мысль. — Нужно разделять информационные потоки для внутреннего пользователя и для внешнего. Для внешнего, в первую очередь для самих подданых Виктории нужно сделать акцент на призывах покоренных Англией народов к собственной борьбе за будущее. Нужен целый цикл статей и по истории в первую очередь Шотландии, Ирландии и Уэльса. Как они из независимых государств подлостью и обманом превратились в колонии Лондона. Организация национального возрождения Ирландии у нас уже есть, и даже с началом войны работает вполне открыто, так нужно активизировать деятельность подобных структур для Шотландцев и Валлийцев. Подумайте, может быть есть возможность разделить острова еще на какие-то более мелкие части в культурном плане. Достать, если нужно можно просто придумать национальную, культурную, языковую идентичность отдельных английских графств. Вон люди из Манчестера не всегда понимают жителей Лондона из-за разных акцентов, вполне можно развить мысль и дальше, что мол это вообще разные народы, что манчестерцы — угнетены и нужно помочь им восстановить историческую справедливость. Скинуть оковы рабства. В общем, не буду рассказывать вам очевидные вещи, работайте. Эта война очевидно будет не последней в истории, нужно сразу делать закладки и на будущее — потомкам будет проще.

— Все записал, ваше императорское величество, — отозвался Пушкин.

— На вас Александр Сергеевич рассчитываю, — кивнул я поэту. — Проявите свои организационные способности. Понимаю, вы далеко не со всеми своими коллегами в самых лучших отношениях, однако не время сейчас собачиться. Наоборот — сплотиться перед лицом подлого… Кхм… Супостата.

В какой-то момент я понял, что начал толкать пропагандистскую речугу совсем не перед подходящей аудиторией и немного смущенно замолк. Сам же только что им рассказывал, в каком ключе нужно людей обрабатывать…

— Сделаем, Николай Павлович. Сделаем в лучшем виде, не переживайте. Не первый день в руках перо держим, — Пушкин криво ухмыльнулся и добавил. — И с другими литераторами переговорю, а если что — на вас сошлюсь, думаю вам никто отказать не посмеет.

Признаюсь, биографию Пушкина в последние годы его жизни моей истории я помнил плохо. Помнил, что после юности, проведенной в общении с будущими декабристами, в зрелости его взгляды поменялись на противоположные. Стихотворение «Клеветникам России» тут не появилось по причине отсутствия соответствующего исторического фона, однако поворот в политических взглядах поэта произошел, наверное, еще более радикальный.

Взять того же «Бориса Годунова», его оригинал из моей истории я не помнил совершенно, но получившаяся в этом временном потоке пьеса меня порадовала. Акцент в ней был сделан не на внутренней политике, а на внешней, на том, как поляки, используя доверчивость русского народа и сопутствующие внешние факторы, едва не уничтожили русскую государственность. Ну а сам Годунов вышел у Пушкина глубоко трагичным персонажем, который сначала очень хотел власти, но получив ее в итоге не сумел никак воспользоваться и потерял все. Короче говоря, вышел приличный такой плевок в сторону запада — пусть даже «за запад» тут играли поляки, — что в целом показывало сугубо правильную идеологическую ориентацию великого русского поэта. Ну собственно ради того я «наше все» и прикармливал еще с юности.

Так или иначе Пушкин тут был вовлечен в дело политической пропаганды чуть ли не с самых лицейских лет. В середине двадцатых он возглавил созданный специально под него информационный отдел при Министерстве Внутренних Дел, а в начале тридцатых учредил — не без моей денежной и административной помощи — собственный политический журнал «Современник». В этом варианте истории он был именно политическим, а не литературным.

Более того еще перед началом войны, когда пошли разговоры об отмене цензуры — понятное дело на время боевых действий процесс внедрения дальнейших либеральных реформ был приостановлен, а гаечки, наоборот, подкручены — Александр Сергеевич в инициативном порядке притащил мне проект создания «тайной» сети журналов, которые нельзя было бы связать с императором и империей. Пять-шесть периодических изданий, которые должны были по его задумке покрывать весь политический спектр империи, и через которые, соответственно, можно было влиять на общество с разных сторон.

Вполне разумная и своевременная идея; у меня, к сожалению, за всеми государственными делами развитие своего медиахолдинга ушло на пятнадцатый план. Особенно после того, как мой бессменный в течении пятнадцати лет руководитель печатного направления Александр Ефимович Измайлов в начале 1830-х ушел на пенсию, и на его место пришлось поставить Акакия Званцева до этого бывшего главным редактором «Финансов и политики». Званцев был человеком ушлым, дело знающим, но вот