Посмертный бенефис - Андрей Стрельников

Как же мне все это надоело… Божко, который прячется где-то рядом, но где? Саша-киллер, запуганный божковскими ребятами до полусмерти и пытающийся утопить свой страх в круглосуточных оргиях с дружками и новой пассией. Сармат с Дедом, втянувшие меня в эту историю…

Да я сам себе надоел! Я, крепкий когда-то профессионал Хантер, расслабившийся в самый неподходящий момент и потерявший тем самым последнюю возможность дожить до старости. Хорошо еще, с места взрыва успел вовремя сбежать… Надо бы свечку поставить. Выяснить бы еще — кому? Вряд ли в православной церкви есть святой, оберегающий наемников.

А потом, в Калифорнии… Вспоминать не хочется… Все эти маскарады с переодеваниями. Бразильский мафиози, таксист, электрик, пузатый турист… Так и до шизофрении недалеко. А любимая дочура Божко, похотливо облизывающаяся и ежеминутно готовая рухнуть в постель? Тоже, знаете ли, выдержка нужна.

Но самое страшное — первая встреча с Кирком. Очень хотелось вырвать ему горло… Странно, что он сразу меня не раскусил. Его ведь ни гримом, ни контактными линзами не обманешь. Видимо, был слишком взволнован, поэтому не обратил внимания на мое произношение.

Спросил бы сейчас меня Сармат, хочу ли я в это вмешиваться. Я бы ему доступно объяснил… Нервы, что ни говори, на пределе. Вот и в животе покалывает… А может, не нервы виноваты, а неделя жизни на консервах?

Ситуация сложилась неординарная. Земной шар — большой, пять миллиардов вмещает, так что друг друга люди задевают, только когда очень этого хотят. А вот нам двоим — мне и Божко — тесно. Если Божко — не приведи Господь! — опять изменит внешность — я его потеряю. И он вполне может найти меня раньше, чем я — его. Так что сейчас я пекусь не о здоровье тысяч незнакомых мне наркоманов, а о собственной жизни.

А время, однако, работает на него. Надо форсировать события. Телефонная болтовня Саши ничего не дает. Необходимо его подтолкнуть. Тогда он может привести меня к Гринфилду. Попробуем.

— Алло! Саша? Ну, как жизнь?

— Кто это? — Такое впечатление, что он трезвый.

— Приятель, Сашок. В последнюю встречу я сказал, что еще дам о себе знать.

— Ты где? — Охрипший голос выдает. Боится.

— В аэропорту. Подъезжай, поговорим.

— Как тебя там найти? — В голосе появилась надежда. Зря.

— Я тебя сам найду. — Я постарался глупо хохотнуть. — Только ты мне нужен один, без эскорта. Не бойся, убивать я тебя на глазах у изумленной публики не собираюсь, Пока не собираюсь.

— А я тебя не боюсь! — Истерика — это хорошо.

— Болтаешь много. Через час жду.

Что-то сейчас должно произойти. Никуда он, конечно, не поедет. Бросил своих дружков, направился в дальний конец сада.

— Алло! Алло! Мистер Гринфилд? Это Саша.

— Идиот, я же запретил тебе сюда звонить! — заорал Божко. — И уж во всяком случае без имен ты мог бы обойтись?

— Ситуация… — начал Саша. — Хантер…

— Кто? — рявкнул Божко. — Заткнись! Ни слова больше! Ко мне, быстро!

Началось! Быстро сворачиваю свои вещи, осторожно покидаю виллу. Машина — за пустырем, поросшим кустарником. Настраиваю приемник на нужную волну. Маячок, торчащий в заднем бампере Сашиного «Мерседеса», пиликает все слабее. Значит, он уже выехал и быстро удаляется.

Проезжаю мимо его виллы. Остальные машины на месте: одни поехал, без своих барбосов. Кружу по городу, ориентируясь по силе сигнала, — и теряю его. Лихорадочно мечусь по проспекту, по переулкам. Снова возвращаюсь к тому месту, где приемник пискнул в последний раз — все тщетно.

Останавливаюсь в тихом тупике, выключаю двигатель. Спокойно, спокойно… Вытираю вспотевшие лоб и ладони, в сердцах швыряю насквозь промокший платок в урну. Мимо.

Как глупо. Впрочем, девяносто девять процентов хорошо продуманных и организованных мероприятий рассыпаются из-за мелочей. А у меня — все на скорую руку. Идиот! Третьего шанса найти Божко у меня скорее всего не будет. Значит, во что бы То ни стало надо найти Сашу.

Раскрываю на коленях карту Афин, ставлю крестик в том месте, где сигнал был потерян, обвожу крестик тремя концентрическими кругами. Еду по первому — с меньшим радиусом. Тишина. По переулку выскакиваю на второй и сразу слышу слабый писк приемника. Минут через десять, когда писк становится непрерывным, замечаю его машину. Стоит за красивой кружевной решеткой во дворике неброской, утонувшей в цветах виллы.

Вилла вроде бы небольшая, даже скромная. Однако все, что связано с Божко, может иметь двойное дно. Точно. Из недр подземного гаража один за другим выкатывают два американских джипа и длиннющий «Шевроле-Каприз». В машинах с десяток мордоворотов, явно не знакомых с трудами Аристотеля, но внешне решительных и наверняка вооруженных. Уж не на торжественную ли встречу некоего Хантера с обязательным его отловом они собрались? Тем лучше…

Автомобили медленно подкатили к перекрестку и, дождавшись зеленой стрелки, умчались в сторону аэропорта. Пора? Нет, наверное, рано. Так и есть. Недовольный, а точнее — злой на весь мир, Саша решительно подходит к своей машине, тщательно вытирает лицо, швыряет окровавленный платок на газон, включает двигатель и рвет с места, как ошпаренный. Очевидно, Божко не хватило словарного запаса, и он объяснялся с Сашей при помощи жестов. Отсюда — и разбитый нос, и окровавленные губы.

Медленно объезжаю квартал. Оставляю машину недалеко от ворот виллы, имеющей общий забор с божковской. Дожидаюсь, когда улица опустеет, и быстро перемахиваю через забор. Только бы собаки не было! «Беретта», закрепленная скотчем во внутреннем кармане куртки, норовит выскочить наружу. Привинтив к стволу глушитель, опускаю ее в боковой карман. От виллы Божко меня отделяет метровый каменный заборчик, с обеих сторон закрытый живой изгородью. Преодолеваю первый ряд кустов — порвал рукав куртки и, кажется, оцарапал щеку. Пригнувшись, продвигаюсь вдоль забора, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь сплошную стену кустарника. Бесполезно. Осторожно раздвигаю ветки и…

Божко — то есть, конечно, Гринфилд — сидит в шезлонге в четырех метрах от меня.

На столике перед ним — мобильный телефон и газета, раскрытая на странице с цветной фотографией Жириновского. Вокруг — ни души. Синева бассейна кажется неестественной. Темной тенью в воде отражается вилла, которая в действительности раза в три больше, чем кажется с улицы. Замер, жду. Минуту, две, пять… Ничего не меняется. Тишину изредка нарушает поскрипывание шезлонга.

Я, конечно, не ожидал, что мое появление вызовет у него прилив энтузиазма. Но его реакция — вернее, отсутствие таковой — выбила меня из колеи. Он вел себя так, будто я весь день провел в соседнем шезлонге и отлучился лишь несколько минут назад, — скажем, сбегал на кухню за пивом.

— Мог бы и не рвать на себе тряпки, — усмехнулся Божко. — Охранник на входе предупрежден: если появишься — пропустить.

— А куда же ты, в таком случае, головорезов своих отправил? — Что-то он слишком спокоен. Не нравится мне это.

— А зачем они? — Божко пожал плечами. — Нам наши проблемы вдвоем решать надо. Они только мешать будут. При них ты не пришел бы, а я уже устал ждать.

Мне вдруг стало скучно и — совсем чуть-чуть — страшно. Сейчас Божко будет меня покупать. Дважды он пытался меня убить — не вышло. Третьей осечки он не допустит. Я невольно покосился на окна виллы, где, учитывая примитивность ситуации, должен был сидеть снайпер. Но он выстрелит лишь по какому-то знаку Божко, которого я, естественно, не знал. Что-нибудь вроде почесывания подбородка, оттягивания мочки уха… Открытых окон не было, а разглядеть что-либо за зеркальными стеклами невозможно. Стул, на котором я сижу, стоит здесь, разумеется, не случайно. Лучше всего он простреливается из бокового окна второго этажа. К сожалению, из этого окна легко простреливается все пространство вокруг бассейна, так что нет смысла в лишних телодвижениях.

— Кирилл, — обратился я к нему, боковым зрением наблюдая за окном. Мою фамильярность он пропустил мимо ушей — не до этикета. — Я моложе тебя и, наверное, не знаю многих вещей, в которых ты ориентируешься, как рыба в воде. Но играть со мной в такие бирюльки, — я кивнул в сторону виллы, — не тебе. И не твоим балбесам. В этих играх я — на своем поле и многому мог бы научить тех людей, что тренируют твою службу безопасности.

— Что ты имеешь в виду? — он попытался удивиться.

— Через окно стрелять он не будет, — объяснил я. — Стекло искажает картинку, и прицелиться точно — невозможно. Стоит ему открыть окно — и я тебя шлепну, поверь. Да и целиться ему приходится против солнца.

— Ладно. — Божко в растерянности кивнул и скрестил руки над головой. Через полминуты из-за угла показался озабоченного вида паренек со снайперской винтовкой. — Положи ружье. — Парень недоверчиво посмотрел на шефа, но ружье положил. Глаза у него слезились, и он никак не мог проморгаться. Еще бы — столько времени смотреть против солнца. — Сядь там. — Божко указал ему на шезлонг по другую сторону бассейна.