Василий Пушкарёв. Правильной дорогой в обход - Катарина Лопаткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Глубокоуважаемый и дорогой Василий Алексеевич, вот прошла уже неделя, что моя Татьяна Борисовна вернулась в Москву и взяла мой набросок с Вас, чтобы, затем передать его Вам.
Мне ужасно совестно, что я отняла столько времени у Вас…
Мне кажется, что надо сделать «паспарту», вокруг этого наброска (чтобы закрыть руку). Посылаю Вам фотографию с наклееным «ободком», получается не такая «офицiальная поза…»
Никогда не забудем, Катя и я, Ваше мастерское чтенье украинских сказок, про «Лисичку-сестричку…» Спасибо, еще раз, за уделенное мне время и шлем, все трое, сердечный привет Вам и Вашей семье.
Искренне Ваша З. Серебрякова
Париж, 16 марта, 66»[208]
Еще в Париже Зинаида Евгеньевна предупредила меня о том, что паспарту должно быть не менее одного сантиметра толщиной, чтобы стекло не соприкасалось с живописью. Не исключено, что этот портрет является последней работой художницы или во всяком случае одной из последних. 19 сентября 1967 года Зинаиды Евгеньевны не стало. Ушел из жизни замечательный художник, чудесный человек. Вместе с ее смертью, можно сказать, закончилась целая эпоха расцвета русского искусства ХХ столетия.
Снова я попал в Париж в конце января 1968 года. На второй же день я пошел к Серебряковым: и Катенька и Александр выглядели осиротевшими. Жили теперь вместе; жаловались, что все подорожало, что должны думать о заработке ежедневно.
С Александром Борисовичем мы переписывались долго. Последнее из сохранившихся у меня его писем датировано 15 января 1977 года. Я посылал ему некоторые каталоги выставок Русского музея и каждый раз поздравлял его и Катеньку с новым годом и получал такие же поздравления от них. В общем это было выражение вежливости, взаимного уважения и расположения друг к другу.
Правда, было и деловое письмо, которое я направил в Париж 5 октября 1974 года:
«Глубокоуважаемые Александр Борисович и Екатерина Борисовна! По поручению художника Калашникова Анатолия Ивановича ко мне зашел некто Левицкий и рассказал, что якобы Вы изъявили желание передать в Советский Союз архивные материалы и рисунки Зинаиды Евгеньевны. Если это соответствует действительности, мне хотелось бы знать; на каких условиях Вы могли бы передать указанные материалы Государственному Русскому музею.
Если безвозмездно, то Русский музей принял бы все с благодарностью. Если Вы хотите продать за франки, то я хотел бы иметь подробную, насколько это возможно, характеристику как рукописных материалов (письма, дневники и т. д.), так и рисунков, пастелей и акварелей с тем, чтобы можно было переговорить в Министерстве культуры. Если же Вы хотели бы, чтобы Татьяна Борисовна получила некоторую сумму в рублях здесь, то тоже напишите. В общем дайте мне знать о всех Ваших намерениях.
Я хочу писать о моих парижских встречах с художниками и коллекционерами и мне бы очень хотелось знать, хотя бы в Вашей передаче, впечатления Зинаиды Евгеньевны о моем первом посещении ее мастерской и о последующих, когда она писала мой портрет, а я читал ей сказки. Мне кажется она была расположена ко мне и вероятно делилась с Вами своими впечатлениями.
Если Вы можете что-либо написать мне о ее парижской жизни – буду благодарен.
Всего Вам доброго. Ваш Пушкарев».
Вскоре я получил ответ на это письмо:
«Париж, 26 апреля 1974
31, rue Campagne-Premibre. Paris 75014.
Глубокоуважаемый Василий Алексеевич!
Спасибо за Ваше любезное письмо, полученное на днях. В начале этого года, мы познакомились с художником А. И. Калашниковым, который был у нас в мастерской, и мы говорили о творчестве нашей мамы. Конечно наше желание, это сохранить работы – рисунки нашей мамы. Но пока что это только проект – ибо нам надо произвести еще полный разбор и также классировку этих работ…
Все, что Вы нам пишете, мы с благодарностью примем к сведению и как только что-нибудь решим, то сразу напишем Вам!
Моя сестра и я часто вспоминаем Вас и Ваши приезды в Париж. Мама была очень рада познакомиться с Вами и беседовать об искусстве, ибо Ваше мнение и Ваше знание было очень ей ценно.
Моя сестра, как будто это было вчера! помнит, как мама с удовольствием рисовала Ваш портрет и как Вы читали в это время позы[209] – украинские сказки! Это ее очень развлекало!
Непременно напишем Вам о наших намерениях относительно работ мамы. Шлем Вам наш искренний дружеский и сердечный привет
С глубоким уважением
Искренне преданный Вам А. Серебряков».
К величайшему сожалению, мои стремления и предпринятые усилия с целью получения архивных материалов З. Е. Серебряковой для Русского музея не увенчались успехом.
Январь 1992
Архив Александра Бенуа
Будучи в Париже в ноябре 1963 года я имел возможность только познакомиться с дочерью художника – Анной Александровной Черкесовой-Бенуа и переговорить в общих чертах о возможности приобретения архива А. Н. Бенуа для Русского музея. В феврале же 1967 года я прибыл в Париж по командировке Министерства культуры СССР специально на предмет конкретных переговоров о приобретении архивов Бенуа и портретных рисунков Ю. П. Анненкова.
Архив занимал небольшую нежилую комнату в 10–15 квадратных метров, заставленную от пола до потолка стеллажами, набитыми всевозможными папками, свертками, связками архивных материалов. Анна Александровна – больной человек, ее сын также – в комнату эту не заглядывали уже, вероятно, лет десять. Все было покрыто слоем пыли, и свет еле пробивался через небольшое окно, выходящее в дворовый «колодец». Зрелище – унылое… Известно, Александр Николаевич постоянно и внимательно следил за художественной жизнью, сам активно участвовал в ней и систематически собирал материалы об этом, в результате чего им был накоплен огромный исторический и художественный архив. Из бесед с Анной Александровной и при предварительном осмотре выяснилось, что весь этот архивный материал можно разделить на несколько групп.
Самую большую группу составляли вырезки из газет, журналов, книг, сопровождаемые рукописными заметками и, часто, зарисовками. Весь этот материал находился в папках по определенным темам, например, русский портрет, театр, костюм, архитектура, монографический материал об отдельных художниках и т. д. А. Н. Бенуа собирал его в течение всей жизни, делая пометки, записывая свои наблюдения и размышления. Этот материал характеризует не только широту интересов художника, но и его глубокий подход к анализу явлений искусства. Он представляет безусловный интерес для историка искусства. Другую группу материалов составляла переписка Бенуа с деятелями искусства и культуры. Это письма к нему и черновики писем
