Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта - Дмитрий Александрович Узланер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Субъект, который, когда его рассматривают как эго, есть не что иное, как следствие отчуждающей идентификации с воображаемым другим, хочет быть там, где сейчас находится другой: он любит другого в той степени, в какой он хочет достаточно агрессивно занять его место[198].
В этом смысле неудивительно, что в качестве значка для обозначения эго в связи с идеал-эго (или «идеальным „я“», т. е. тем образом себя, с которым субъект хотел бы отождествиться) Лакан выбрал символ a, чтобы отослать нас к слову autres, т. е. другие, — i(a), что можно расшифровать как отождествление с воображаемым другим. «Эго — это другой» (Je est un autre) — так звучит знаменитая фраза Лакана[199].
Эго — это в некотором смысле чужеродная субстанция внутри субъекта, так как это
психический актор, который возникает в субъекте в результате отчуждающей идентификации с рядом внешних образов. Эго — это другой, это результат деформирующей власти имаго, поглощающих и захватывающих субъекта[200].
Внешний образ привлекает субъекта, зачаровывает его и в конечном счете полностью его поглощает. Таким образом, субъект не может быть сведен к его эго, так как эго — это воспринятый извне воображаемый объект, дающий субъекту воображаемое ощущение единства собственной личности.
Как суммирует Брюс Финк,
эго, в соответствии с тысячелетним учением восточной философии, есть конструкт, ментальный объект, и, хотя Фрейд наделяет его статусом действующего лица (Instanz), в лакановской версии психоанализа эго ни в коей мере не является активным действующим лицом…[201]
В этом смысле можно даже сказать, что эго не полностью принадлежит субъекту, так как сознание,
в котором эго удостоверяется в своем несомненном существовании… ни в коей мере не имманентно эго, но скорее трансцендентно ему…[202]
Если эго не тождественно субъекту, если это всего лишь внешний по отношению к нему объект, то в таком случае то самое местоимение «Я», которое фигурирует в высказываниях, когда человек рассказывает о себе, говорит «Я думаю…», или «Я считаю…», или «Я являюсь…», ни в коей мере не может считаться выражением всего субъекта. Это всего лишь вербализация захватившего субъекта объекта, который мыслится
как X, а не Y, как щедрый, а не скупой, как непредвзятый, а не обремененный предрассудками и т. д. Личное местоимение «Я» обозначает персону, которая отождествляет себя с конкретным идеальным образом. Таким образом, эго — это то, что представляется субъектом высказанного[203].
В этом смысле справедливо замечание Финка, суммирующего позицию Лакана: субъект не проявляется ни в чем из сказанного.
При этом описанный выше процесс не происходит единовременно, на протяжении своей жизни субъект постоянно отождествляется и растождествляется с разными образами, которые он принимает за собственное эго и считает аутентичным выражением своей сущности.
Эго — это лишь игра зеркальных отражений, в которых человек узнает самого себя под одобрительным взглядом Большого Другого (или эго-идеала). Указание на это обстоятельство было одним из принципиальных моментов деятельности Жака Лакана на его ранней стадии, когда он активно боролся с так называемой эго-психологией. Эго-психология — это направление в психоанализе, которое строится на «всеобъемлющем одобрении эго как объекта отдельного изучения»[204]. Согласно Хартману, одному из главных теоретиков эго-психологии,
эго не следует более понимать как простого посредника между инстинктами Оно и суждениями Суперэго, или же между импульсами Оно и требованиями внешней реальности. Внезапно оказалось возможным помыслить существование «неконфликтной зоны» или же «сферы, свободной от конфликтов», в которой эго могло развиваться и расширять свое «господство над реальностью», будучи свободным от отвлекающего нечестивого влияния иных психических агентов[205].
Отныне основной задачей терапии становится адаптация слабого эго пациента к окружающей реальности через отождествление с сильным эго аналитика. Лакан боролся с этими тенденциями, так как прекрасно понимал, что
эта новая одержимость эго так велика, что, несмотря на все реверансы в сторону прочих аспектов теории Фрейда в трудах Анны Фрейд и всей тройки [имеются в виду три главных представителя эго-психологии — Х. Хартманн, Э. Крис и Р. Левенштейн. — Д. У.]… акцент на эго… приводил к пренебрежению бессознательным как таковым[206].
Акцент на эго как «лишенном конфликтности» устраняет принципиальное открытие Фрейда — децентрированность, разъединение между тем, кем мы себя считаем, и тем, кем мы являемся на самом деле. В этом смысле эго-психология оказывается отказом от той коперниканской революции, которую совершает Фрейд и которой остается верен Лакан.
* * *Почему эти рассуждения важны для изучения религиозности? Дело в том, что интерпретации исследований, опирающихся на «наивную теорию», оказываются социологическим аналогом эго-психологии, т. е. эго-социологией. Опираясь на уровень эго и считая его во многом самодостаточным, эго-социология, во-первых, отрезает себя от более фундаментальных и собственно субъективных (равно как интер- и транссубъективных) измерений субъекта, а во-вторых, попросту позволяет ввести в заблуждение и себя, и тех, кто все еще доверяет авторитету научного знания: вместо получения слепка с религиозного субъекта в его целостности потребитель научной литературы получает слепок эго, имеющего к субъекту лишь опосредованное отношение. Так как эго — это интериоризированный образ себя самого, списанный с равного другого (autre) и получивший
