Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта - Дмитрий Александрович Узланер

Субъект Лакана не может быть осмыслен сам по себе вне контекста его соотнесенности с другими (и в смысле autres, и в смысле Autres, т. е. и в смысле других с маленькой буквы, и в смысле Других с большой буквы[188]) и даже поглощенности ими. Субъект Лакана по определению не самодостаточен (формула субъекта — это $, или перечеркнутое S, т. е. субъект, утративший некую изначальную полноту и автономность), сама возможность его существования и полноценного функционирования зависит от других (autres/Autres).

Как поясняет Яннис Ставрокакис, исследующий вопрос о значимости лакановской теории субъекта для политической и социальной теории:

Субъект сталкивается с нехваткой и отчуждением там, где он ищет полноты и тождественности. Именно эта нередукционистская концепция субъективности открывает возможность для… слияния между теорией Лакана и политическим анализом. Конституция любой (в конечном итоге) невозможной идентичности может сложиться только в результате идентификации с доступными в обществе дискурсивными конструкциями, например идеологиями и т. д.[189]

Далее Ставрокакис пишет:

Помещая в то место, которое ранее приписывалось сущности индивидуальной души, конститутивную нехватку, лакановская теория избегает эссенциалистского редуцирования социального к индивидуальному и открывает пути для совмещения психоаналитического и социально-политического анализа, так как эта нехватка может быть заполнена лишь социально-политическими объектами идентификации[190].

Одна из важных особенностей лакановского субъекта — это отсутствие у него сущности, которую можно было бы выразить в каких-то эссенциалистских терминах, эта сущность или, скорее, видимость таковой обретается субъектом только через идентификацию/конкуренцию с другими и через свое вмещение в символический порядок (Большого Другого).

Следующий принципиальный момент, касающийся лакановского понимания субъекта, — это верность французского психоаналитика тому «коперниканскому перевороту», который был совершен Зигмундом Фрейдом. Революционность психоанализа заключалась в опровержении широко распространенного в научной психологии XIX в. представления о том, что внутренний мир человека, его психика тождественны сознанию, что «лишь сознательное заслуживает наименования „психика“»[191]. Психоанализ сверг сознание, эго человека с его пьедестала, в некотором смысле унизив человека, подобно тому как это некоторое время назад сделали Николай Коперник и Чарльз Дарвин (один показал, что Земля — не центр Вселенной, второй — что человек — лишь очередное, пусть и необычное звено в эволюции животного мира, а не креатура сверхъестественного Творца). Как писал сам Фрейд,

психоаналитические представления о распределении полномочий между сознательным Я и могущественным бессознательным больно уязвляют эгоистические чувства людей, унижая их в психологическом смысле так же, как теория происхождения видов унизила их в биологическом смысле, а давние открытия Коперника — в смысле космологическом[192].

Таким образом, вторая из отмечаемых нами важных особенностей лакановского субъекта — это его децентрированность по отношению к эго как центру сознательной части личности. Если вернуться к упомянутому нами в начале сравнению субъекта с айсбергом, то его эго — это всего лишь видимая часть, под которой скрывается внушительная бессознательная часть, ускользающая от осознания. То есть эго

стоит не в центре смыслопорождающих процессов, а где-то вне их. Таким образом, субъект лишен центра[193].

Более того, согласно Лакану, эго пусть и является — хотя бы на феноменальном уровне — важной частью субъекта, но одновременно эго не является до конца чем-то полностью субъективным, это, если так можно выразиться, «объект внутри субъекта». Отсюда напрямую вытекает критика предпосылки о «сознательном субъекте».

Таким образом, помимо перекидывания мостов между психоаналитической теорией и социально-политическим анализом теория субъекта Лакана еще и проблематизирует как раз те ключевые положения, на которых зиждется очерченная нами выше «наивная теория».

Здесь сразу же возникает несколько вопросов: во-первых, что же такое это эго, если оно, являясь частью субъекта, одновременно представляет собой подобие объекта; во-вторых, что же это за части субъекта, в сторону которых данный субъект децентрирован по отношению к его эго. Для ответа на эти вопросы мы должны будем по порядку рассмотреть те регистры, в которых Лакан рассматривал субъекта. Этих регистров три — воображаемый, символический и реальный.

Для того чтобы было сразу понятно, о чем идет речь, вслед за Славоем Жижеком проиллюстрируем соотношение трех порядков через метафору шахмат: воображаемое — это образное, т. е. то, как конкретно выглядят фигуры (например, король с короной на голове, ладья — с характерными башенками), как именно они называются («король», «ферзь» и т. д.); символическое — это те правила, которым данные фигуры подчиняются (король ходит в любую сторону и только на одну клеточку; ладья — только по прямой; конь — буквой Г; можно сделать не более одного хода за раз); наконец, реальное — это непредсказуемые обстоятельства, связанные с шахматистами: сила их интеллекта, утомленность в данную конкретную секунду, непредвиденные обстоятельства, способные нарушить плавное течение игры, и т. д.[194]

«Эго — это другой», или объект внутри субъекта

Согласно Лакану, воображаемый регистр — это регистр образов, видимостей, соблазняющих субъекта, вызывающих у него агрессию и одновременно заставляющих его отождествлять себя с ними. Именно в воображаемом регистре возникает и существует эго, которое выше было нами названо «объектом внутри субъекта». Здесь важно провести прослеживающееся у Лакана различение между эго и Я[195]. В данном разделе речь пойдет именно об эго, о Я мы поговорим в последней части работы.

Почему эго — это объект? Дело в том, что, согласно Лакану, эго

возникает как кристаллизация или оседание идеальных образов, схожих с фиксированными овеществленными объектами, с которыми ребенок [в ходе взросления] учится себя идентифицировать[196].

Эти идеальные образы интериоризируются человеком во время так называемой стадии зеркала, когда ребенок впервые начинает узнавать себя в зеркале и отождествлять увиденный там образ с собой. До стадии зеркала ощущения целостности нет — есть лишь разрозненные, раскоординированные телесные импульсы, которые еще не воспринимаются и не осознаются как согласованное целое[197].

Катектируемый, т. е.