Внутренний порок - Томас Пинчон

— Ну тогда диапазон точно сужается, Сонч. Можно мне тоже чутка?

— Эй, да бери сколько влезет. Вали затаривайся чем хочешь. Видишь, на мне ботинки? Помнишь те белые, что были у Доктора Не в «Д-ре Не», 1962-й? Да ты врубись! точно такие же самые! Купил на Голливудском бульваре на одну эту никсоновскую двадцатку — никто не присматривался, ничего, потрясно. Эй! у меня мыло начинается, ты, э, не против? — Он без промедления направился к ящику.

Сончо был преданным зрителем дневной теледрамы «Путь к его сердцу». На этой неделе — как он проинформировал Дока в затишьях действия — Хизер поведала Айрис о своих подозрениях касаемо мясного рулета, включая сюда и роль Джулиана в замене содержимого бутылочки «Табаско». Айрис этому не сильно удивилась, разумеется, ибо за весь свой брак с Джулианом не раз и не два дежурила по кухне, посему между этими двумя обозлёнными друг на друга бывшими остались буквально сотни несведенных кулинарных счетов. Меж тем Вики и Стивен по-прежнему обсуждают, кто до сих пор кому должен пять долларов после доставки пиццы сколько-то недель назад, при которой ключевым элементом неким образом выступал пёс Юджин.

Док ушёл в туалет поссать во время рекламной паузы и тут услышал, как Сончо орёт на телевизор. Вернулся и застал своего поверенного, отлипающего носом от экрана.

— Всё ништяк?

— Ахх… — рушась на кушетку, — Чарли-блядь-Тунец, чувак.

— Что?

— Тут всё должно быть так невинно, амбициозный сноб, дизайнерские очочки, беретик, так отчаянно старается показать, что у него хороший вкус, да только он к тому же ещё и дислектик, поэтому «хороший вкус» у него путается с «хорошо на вкус», но всё гораздо хуже! У Чарли на самом деле эта, типа, маниакальная тяга к смерти! Да! он, он хочет, чтоб его поймали, переработали, сунули в банку, и не в какую-нибудь, врубаешься, а банка должна быть «СтарКиста»! самоубийственная верность торговой марке, чувак, глубокая притча о потребительском капитализме, они не успокоятся, пока всех нас дрифтерными сетями не выловят, не нарубят нас и не сложат штабелями на полки Супермаркета Америка, а подсознательно ужас в том, что мы, мы этого от них и хотим…

— Сонч, фигасе, это…

— Не даёт мне покоя. И вот ещё что. Почему есть «Цыплёнок моря», но нет «Тунца фермы»?

— Эм… — Док и впрямь об этом задумался.

— И не забывай, — продолжал мрачно напоминать ему Сончо, — что Чарлза Мэнсона и вьетконговцев тоже зовут Чарли.

Когда передача закончилась, Сончо сказал:

— Так ты, как у тебя дела, Док, опять арестоваться собираешься или что-нибудь?

— Раз Йети теперь у меня на хвосте, могу позвонить тебе в любую минуту.

— Ой, чуть не забыл. «Золотой Клык»? Похоже, шхуне выписали полис на страхование океанских и морских перевозок незадолго до того, как она отдала концы, и покрывал он лишь один рейс — тот, в который твоя бывшая якобы отправилась, а выгодоприобретателем там значатся «Предприятия Золотой Клык» из Беверли-Хиллз.

— Если судно затонет, они огребут кучу денег?

— Именно.

А-га. Что, если это намеренное страховое жульничество? Может, Шаста ещё успела сойти на берег — высадилась на какой-нибудь остров, где и посейчас таскает из лагуны аккуратную рыбёшку и готовит её с манго, острыми перцами и крошеным кокосом. А спит, может, на пляже и смотрит на звёзды, о чьём существовании тут, под залитым смогом лос-анджелесским небом, и не догадывается. Может, учится плавать от острова к острову на каноэ с балансиром, читать течения и ветра и, подобно птице, ощущать магнитные поля. Может, «Золотой Клык» поплыл себе дальше навстречу року, собирая тех, кто не нашёл пути к берегу, всё глубже в какие там ни есть осложнения зла, безразличия, надругательства, отчаяния, нужные им для того, чтоб они ещё больше стали собой. Кем бы они ни были. Может, Шаста всего этого избегла. Может, ей безопасно.

В тот вечер дома у Пенни Док заснул у неё на тахте перед новостями спорта, а когда проснулся, где-то сильно уже затемно, в телевизоре было лицо, оказалось — Никсона, — и оно вещало:

— Всегда найдутся нытики и жалобщики, которые скажут: это фашизм. Так вот, соотечественники-американцы, не Фашизм ли это за Свободу? Я… в это… врубаюсь! — Гром аплодисментов из огромного зала, набитого сторонниками, некоторые там держат транспаранты с той же фразой, нанесённой на ткань профессионально. Док сел, моргая, нащупывая в свете от экрана свою нычку, нашёл полкосяка и запалил.

Поразило его, что сейчас у Никсона было в точности такое же офигелое лицо, как на липовых двадцатках, которые он получил от Сончо. Док вынул одну из бумажника и сверился — на всякий пожарный. Ну. Два Никсона выглядели совсем как фотографии друг друга!

— Поглядим-ка, — Док затянулся и поразмыслил. Эта же Никсонрожа вот, живьём на экране, уже как-то попала в оборот много месяцев назад на миллионах, а то и миллиардах поддельной налички… Как такое может быть? Если только… ну да, путешествие во времени, конечно… какой-нибудь гравёр из ЦРУ, в некоей сверхзасекреченной лаборатории, прямо сейчас деловито копирует это изображение с собственного телеэкрана, а потом тишком как-то сунет свою копию в тайный особый почтовый ящик, который должен располагаться поблизости от подстанции какой-нибудь энергетической компании, чтоб они могли нелегально отсасывать нужное электричество, увеличивая всем прочим тарифы, чтобы отправлять информацию сквозь время обратно в прошлое, а вообще-то у них может быть и страховка на искривление времени, которую реально купить на тот случай, если послания эти затеряются среди толчков неведомой энергии где-то в огромности Времени…

— Я так тут что-то и почуяла. Тебе повезло, что завтра мне на работу не надо, — Пенни, щурясь и с голыми ногами в футболке Дока «Бисер Перед Свиньями».

— Тебя косяк разбудил? Извини, Пен, вот… — протянув ей то, что теперь больше выглядело скорее жестом вежливости, нежели кропалем.

— Нет, все эти вопли. Что это ты смотришь, похоже на очередную гитлеровскую документалку.

— Никсона. По-моему, это прямо сейчас происходит, где-то в Л.А.

— Может, в «Сенчури-Плазе». — Что немедленно подтвердилось новостийщиками, освещавшими событие: Никсон и впрямь объявился, будто по прихоти, в роскошном вестсайдском отеле, чтобы выступить на митинге активистов ВСП,[31] называющих себя «Бдящей Калифорнией». На перебивках с отдельными лицами в зале казалось, что некоторые тут себя не очень контролируют, таких и ожидаешь увидеть на подобных сборищах, зато другие держались менее демонстративно и — по крайней мере, Дока, — пугали больше. Стратегически разместились в толпе, в одинаковых костюмах и галстуках, которые хочешь не хочешь, а сочтёшь скорее нехиповыми, и никто из них вроде бы не обращал особого внимания на самого Никсона.

— Не думаю, что это Тайная Служба, — Пенни, скользнув по дивану поближе к Доку. — Недостаточно хорошенькие, для начала. Вероятнее — частный сектор.

— Они чего-то ждут — ха! глянь-ка, поехали. — Словно связанные СЧВ,[32] роботы-оперативники, как один, развернулись и начали стекаться к одному человеку в толпе — длинноволосому, дикоглазому, одетому в ансамбль из психоделической джавахарлалки и клешей, который теперь орал:

— Эй, Никсон? Эй, Дошлый Дик? Нахуй иди! И знаешь, ещё чего, эй, Спиро тоже нахуй! Всех нахуй, кто в Первой Блядь Семье! Эй, и собаку тоже нахуй! Кто-нибудь знает, как зовут пёсика? неважно — нахуй и пёсика! Всех вас нахуй! — И безумно захохотал, когда его хватали и уволакивали через толпу, где многие смотрели злобно, скалились и неодобрительно пускали пену изо рта.

— Лучше отправьте его в хипповую клинику для наркоманов, — с юмором порекомендовал Никсон.

— Порочит революционную молодёжь, — пришло на ум Доку, пока он сворачивал следующую файку.

— Не говоря уже о том, что бередит проблемы Первой поправки, — Пенни подалась ближе к экрану. — Хотя странно…

— Вот как? По мне так типичные республиканцы.

— Не, я в смысле — вот, крупным планом. Это не хиппи, ты посмотри на него. Это ж Чаки!

Или, говоря иначе, как, встряхнувшись, осознал Док, ещё и Дик Харлинген. Понадобилось, быть может, пол-лёгкого травяного дыма, чтобы отказаться от мысли поделиться открытием с Пенни.

— Твой приятель, — незаинтересованно осведомился он.

— Его все знают — когда не тусуется в Суде штата, он в Стеклянном Доме.

— Стукач?

— «Информатор», пожалуйста. Главным образом, работает на Красный Отдел и ПиДИДов.

— На кого?

— Полицейский Информационный Департамент по Инсуррекциям и Дестабилизациям? Никогда не слыхал о них, что ли?

— А… ещё раз, зачем он так орёт на Никсона?

— Ёлки, Док, такими темпами тебя лишат паранойяльной увольнительной. Даже частным сыскарям непозволительно давать такого наивняка.