Внутренний порок - Томас Пинчон

— Езжайте ставить машину, мальчики, — сказала Элмина, — а я тут пока поболтаю с соседом Лэрри.

— Дверь наверху открыта, — Док скоренько припомнил всё, что знал о криминальном прошлом Эдди, включая слухи, — только не ходи с этим парнем ни на какие кухни, тогда с тобой всё будет хорошо.

— Так то ещё в 67-м было, — возмутился Эдди. — И все обвинения с меня сняли.

— Надо же, — произнесла Элмина.

Само собой, не прошло и пяти минут, как им повезло втиснуться чуть ниже по склону, чего хватило бы по крайней мере до полуночи, и Док с Лео вернулись и обнаружили Эдди и Элмину на кухне, а Эдди уже собирался вскрыть последнюю пачку орехово-шоколадной смеси для пирожных.

— А-та-та, — Док, грозя пальцем.

В наличии имелись пиво и полпачки «Читоз», а гастрономия «Прибойного Ловкача» выше по склону работала до полуночи, если у них что-нибудь истощится.

Элмина не тратила времени даром и подняла тему Шасты Фей, которую видела лишь раз и тут же к ней прониклась.

— Я всегда надеялась… Ох, ну сам знаешь…

— Оставь ребёнка в покое, — пробурчал Лео.

Док осознал, что Эдди Снизу, которому некогда пришлось всё это выслушать через потолок, метнул в него взгляд.

— У неё была карьера, — гнула своё Элмина. — Трудно это, но иногда ты должен отпустить девушку туда, куда её зовут мечты. Под Мантекой когда-то жили Хепчесты, знаешь, и одна пара в войну переехала куда-то сюда работать на оборонных заводах. Может, она им родня.

— Если увижу, спрошу, — сказал Док.

По чёрной лестнице затопали, и через кухню в дом пошёл Скотт Хруст.

— Здрасьте, дядя Лео, тётя Элмина, мама говорила, вы приедете.

— Мы не дождались тебя на ужин, — сказала Элмина.

— Надо было с выступлением разобраться. Вы же тут ещё будете, верно?

Лео с Элминой остановились на Сепульведе в «Приюте «Небесный Крюк»», который много обслуживал аэропорт, и его круглосуточно населяли бессонные, застрявшие и брошенные, не говоря о случайно прибившихся аттестованных зомби.

— Бродят взад-вперёд по коридорам, — сказала Элмина, — мужчины в деловых костюмах, женщины в вечерних платьях, люди в нательном, а то и совсем без, младенцы шляются, родителей ищут, пьянчуги, наркоманы, полиция, санитары «скорой», тележек для обслуживания номеров столько, что случаются заторы, зачем вообще садиться в машину и куда-то ехать, тут же весь Лос-Анджелес в пяти минутах от аэропорта.

— Как телевидение? — поинтересовался Эдди Снизу.

— На каких-то каналах целые синематеки, — ответила Элмина, — клянусь вам. Вчера ночью вот показывали, я заснуть никак не могла. А посмотрела — и засыпать испугалась. «Чёрный нарцисс» 1947 года, смотрели?

Эдди, поступивший на последипломную программу по кино в ЮК, испустил вопль узнавания. Он писал докторскую «От бесстрастного к бесовскому: подтекстуальное использование подводки глаз в кинематографе» и как раз только что подошёл к «Чёрному нарциссу», в котором Катлин Байрон в роли одержимой монахини появляется одетая по гражданке, включая так разрисованные глаза, что хватит на целый год кошмаров.

— Надеюсь только, мужчин вы тоже опишете, — сказала Элмина. — Во всех этих немых немецких, Конрад Файдт в «Калигари», Кляйн-Рогге в «Метрополисе»…

— … что, разумеется, усложняется требованиями ортохроматической плёнки…

Ойёй. Док вышел поискать в кухне, смутно помня, что там где-то может стоять неоткрытая коробка пива. Вскоре туда же сунул голову Лео.

— Я знаю, она где-то есть, — раздумывал вслух Док.

— Может, ты мне скажешь, нормально ли это, — сказал Лео. — Вчера ночью в мотель нам позвонил кто-то жуткий, сразу начал орать, поначалу я решил — на китайском, ни слова не понимаю. Наконец разобрал только: «Мы знаем, где вы. Жопу береги». И повесили трубку.

У Дока в ректуме привычно скакнуло.

— А вы, ребята, под каким именем вписались?

— Под нашим обычным. — Но Лео покраснел.

— Папа, это может быть важно.

— Ладно, только попробуй понять, у нас с твоей мамой как бы есть такая давняя привычка, мы на выходных останавливаемся в мотелях по старой доброй трассе 99, под липовыми именами? Делаем вид, что женаты на ком-то другом, и у нас там запретное свидание. И не стану тебя разыгрывать, это очень весело. Как эти ваши хиппи говорят, что б тебя ни вставляло, верно?

— Поэтому ни один консьерж на самом деле не записывает вас как каких-нибудь Спортелло.

Лео его одарил эдакой неуверенной улыбочкой, с какой отцы обычно отмазываются от сыновнего неодобрения.

— Мне нравится обычно Фрэнк Чемберз. Знаешь сам, это «Почтальон всегда звонит дважды»? А твоя мама, если спросят, говорит, что она Кора Смит, только бога ради не выдавай, что я тебе сказал.

— Значит, не туда попали. — Док наконец засёк коробку с пивом — у него перед самым носом всё это время. Какие-то банки сунул в морозилку, надеясь, что не забудет и там ничего не взорвётся, как оно обычно бывает. — Ну что, папа, вы меня точно шокировали. — Он обнял Лео и простоял так почти столько, что выглядело бы неловко.

— Что такое? — спросил тот. — Ты смеёшься над нами.

— Нет. Нет… Я смеюсь, потому что мне нравится брать себе это же имя.

— А. Должно быть, у тебя это от меня.

Но позже, часа в три ночи, в четыре, в какой-то такой безрадостный час Док напрочь забыл своё давнее облегчение и помнил только, до чего он испугался. Почему он машинально решил, будто где-то бродит что-то — и может так легко отыскать его родителей и угрожать им? По большей части, в таких случаях ответ бывал: «Ты просто параноишь». Но при его работе паранойя — инструмент ремесла, она тебя направляет туда, куда не пришло бы и в голову пойти. Послания из-за пределов, если не от безумия, случаются, накрайняк — хренова куча недоброй мотивации. И куда, интересно, этот китайский голос посреди ночи — когда бы в «Приюте «Небесный Крюк»» она ни наступала, — велит ему теперь смотреть?

Наутро, дожидаясь, пока перколирует кофе, Док случайно выглянул в окно и увидел Сончо Вьюнокса в его классической пляжно-городской колымаге — свекольном «мустанге» с 289-м движком, салоном в чёрном виниле и низким медленным рыком при выхлопе: он пытался не перегораживать весь переулок.

— Сонч! подымайся сюда, кофе тяпнем.

Сончо прискакал через две ступеньки и встал, отдуваясь в дверях, сжимая в руке дипломат.

— Не думал, что ты уже проснёшься.

— Сам не думал. Что творится?

Весь день и всю ночь Сончо провёл с ватагой federales на борту вульгарно и чрезмерно оснащённого судна, принадлежащего Департаменту юстиции, — они навещали место, ранее определённое как точка, в которой «Золотой Клык» якобы должен был сбросить некий груз. Ныряльщики спустились поглядеть и, едва над океаном забрезжил свет, начали один за другим поднимать на поверхность контейнеры, набитые туго обёрнутыми в целлофан пачками налички США — вероятно, той же, за которой по наказу Блонди-сана до сих пор охотились Паря и Хоакин. Но только при вскрытии контейнеров, представьте, как все удивились — вместо обычных сановных рож, Вашингтона, Линколна, Фрэнклина и кого не, вне зависимости от номинала на них, судя по виду, смотрело лицо Никсона. На миг объединённая федеральная ударная группа замерла в раздумье, не всё ли они на борту, в конце концов, совместно галлюцинируют. Никсон дико вперялся во что-то невидимое сразу за краем картуша, словно бы ёжился, лишь бы убраться с дороги, взгляд странно рассеян, будто сам злоупотребил каким-то новым азиатским психоделиком.

По сведениям контактов Сончо в разведке, у ЦРУ некоторое время была такая практика — помещать лицо Никсона на липовые северовьетнамские банкноты, входило в их операцию по дестабилизации вражеской валюты — при рядовых авианалетах на север они сбрасывали миллионы таких подделок. Но такую вот никсонизацию налички США объяснить не так-то просто — да и оценят далеко не все и не всегда.

— Что это? ЦРУ опять за своё, это говно ни черта не стоит.

— Не хочешь? Тогда я возьму.

— И что ты с ним будешь делать?

— Потрачу пачку, пока никто не заметил.

Кое-кто считал, что это заговор китайских шутников-коммунистов, затеявших пободаться с долларом США. Гравировка была настолько тонка, что вряд ли тут обошлось без Негодяйского Восточного Происхождения. По словам других же, деньги эти могли уже некоторое время циркулировать по Юго-Восточной Азии как оккупационные, их, может, и конвертировать как-то можно в самих Штатах.

— И не будем забывать об их ценности на рынке у коллекционеров.

— Но для меня это слишком чума, боюсь.

— И ты врубись, — сказал потом Сончо Доку, — по закону, чтобы твой портрет напечатали на валюте США, ты должен сперва умереть. Поэтому в какой бы вселенной это барахло ни было законным платёжным средством, Никсон там должен быть покойником, так? Поэтому я вот что думаю: это симпатическая магия тех, кто хочет видеть Никсона среди усопших.