Простри руце Твои.. - Ирина Лобановская

- Не дрейфьте, парни, и не печальтесь, всех заберу! - весело пообещал Георгий. - Только по очереди! И в другой раз!

Но эти немцы, в отличие от спасенного им танкиста, по-русски не понимали ни слова, даже не ориентировались в интонации, поэтому смотрели тупо и обреченно.

Жорка аккуратно закрыл за собой подпол и проделал неподалеку в полу несколько небольших дырок для воздуха. Не задохнулись бы его "языки"! А выбраться они вряд ли сумеют. Связаны прочно, как по одному, так и все вместе. Да и ослабели очень.

- Шагай, вояка! - скомандовал раненому немцу Леднев. - Там тебя уже ждут не дождутся!

Раненый офицер оказался важным чином из штаба армии Паулюса.

Выслушивая слова благодарности, Георгий смекнул, что и те, остальные пятеро, тоже, небось, птицы высокого полета.

Тогда ему действительно крупно прифартило. На редкость...

В следующую свою вылазку он сразу наведался к своим подопечным. Они его явно ждали и, едва он распахнул дверцу подпола и посветил фонариком, радостно залопотали по-немецки, перебивая друг друга.

- Соскучились, видать? - хмыкнул Жорка, спрыгивая вниз. - А чего же лопали так мало? Эх, криворукие! Даже банку толком разбить не умеете! Это не отрава, а очень вкусно. Воду всю вылакали? - он звякнул пустым ведром. - Сейчас принесу...

Еще больше отощавшие немцы, заросшие жесткой щетиной, уставились на него, как на своего единственного спасителя и надежду. В подполе отвратительно разило давно немытыми, чудовищно грязными телами, мочой и испражнениями. А что тут будет еще через неделю, представил Георгий и передернулся.

- Вернусь, не дрейфьте! - успокоил пленных и, посвистывая, отправился за водой.

Вернувшись, он подумал и принес второе ведро с водой, затем открыл две банки и бочку и показал немцам, что делать с их содержимым. За то время, пока Леднев у себя в части готовился к новой вылазке за врагами, немцы сумели с большой осторожностью разбить всего лишь две банки с грибами. И то хорошо. А то совсем полный голод. Кроме того, они, видимо, грызли мороженую картошку.

Мимо прошмыгнула большая остромордая крыса. Наглая, как опытная рыночная торговка.

- Кыш, дрянь! - крикнул Жорка и швырнул в крысу куском деревяшки, валявшимся рядом. - Вы этих тварей гоните прочь, а то как начнут здесь орудовать! Правда, им жрать тут тоже нечего, но все равно... Парни, да будьте вы посмелее и поактивнее! Неужели совсем умирать собрались? Только настоящий идиот мог послать в Россию таких не приспособленных к жизни горемык! Имя этого кретина на букву Г давно всем известно!

Леднев вылез из подпола и пошарил в избе. Может, найдется еще какая-нибудь еда для его многострадальных пленников. Пока он заберет отсюда их всех до одного...

Но в доме было шаром покати. Да и откуда тут взяться жратве, если хозяева покинули его как минимум месяца три назад... И вдруг взгляд Георгия нашарил в углу что-то бережно прикрытое полотенцем. Он приподнял тряпицу: так и есть! Под полотенцем стояли горкой аккуратно, бережно сложенные кем-то банки немецких консервов.

Жорка сгреб банки в охапку и потащил их в подпол. Появление Георгия с консервами встретили гулом восторга. Леднев вскрыл банки ножом - без него немцы все равно не справятся - сунул им консервы под нос, отвязал, почти не глядя, крайнего, и повел за собой.

- Смотрите, на мясо сразу не набрасывайтесь! Лопайте потихоньку! - крикнул вниз, уходя. - А то понос прошибет! Замучаетесь дрестать! Что я тогда с вами делать буду? Докторов к вам таскать?

Еще четверо, думал он. Эта четверка мне тоже нужна, просто позарез необходима... Надо, чтобы они все выжили. Но вроде фрицы малость оклемались. И еды у них теперь навалом. Хотя к следующему разу они все сожрут подчистую. Что-то надо придумать... И Жорка стал подмазываться к кашевару, парню дубоватому и на лесть падкому.

Немцы вновь встретили Леднева радостным гомоном. А, увидев новый паек, выданный кашеваром, отлично обработанным хитрым Жоркой, обомлели. В подполе воняло еще сильнее, особенно после свежего воздуха. Зато теперь там оставались лишь трое...

Так, раз за разом, Георгий приводил ценных "языков" из подвала начальству, поражая его своими уникальными способностями.

Конечно, думал он, воевать нужно не только автоматом и штыком, но еще и мозгами. И неизвестно, что здесь нужнее.

Когда он привел последнего подпольного и сдал начальству, неожиданно возле землянки наткнулся на спасенного им фрица-танкиста.

- А, привет! - обрадовался Жорка. - Жив-здоров? Смотри, даже брюхо малость наел! Молодец! И ожогов почти не видно. Так, ерунда...

Немец тоже обрадовался встрече.

- Я скоро уезжай, - сказал он. - Меня тут обменяй...

- Это хорошо! - одобрил Леднев. - Домой поедешь, к детям.

- Георгий, - сказал немец, - я хочу сделать подарок... Пойдем... - и потянул Леднева за рукав.

Жорка насторожился.

- Ты куда меня тянешь? Что еще за подарок?

Но немец бесхитростно улыбнулся.

- Ты не бояться... Пойдем...

Они отошли к самой крайней землянке, немец нырнул внутрь и быстро вернулся. В руке он держал что-то плотное, обернутое в грязную тряпицу.

- Подарок... - повторил фриц. - Ты не бояться... я от сердца...

Георгий нахмурился и взял. Ладно, потом выкину, подумал, и тоже улыбнулся.

- Счастливо тебе! - весело махнул рукой. - Смотри, больше не попадайся! И в чужую страну никогда не суйся, отец четверых детей!

Немец послушно кивал.

У себя в землянке Жорка осторожно развернул тряпицу и ахнул. На него смотрело прекрасное лицо Богородицы...

10

Мамины страхи и сны были не напрасными - Ксения всегда легко переходила от одного увлечения к другому.

Она меняла свою жизнь с невероятной скоростью, делала зигзаги сногсшибательные. Она не должна была дожить до этого времени! Столько друзей схоронила, которые жили так же, как она. И если бы повернуть жизнь вспять, то ни за что не стала бы актрисой. Такой профессии нет... она искусственно придумана... это такой изыск дьявольский, такая фантастическая загогулина, и сколько людей на нее клюнуло... Актерская жизнь - это бред. Что такое вообще эта самая богема? Если исключить подлинных мастеров слова, кисти, сцены - ибо тогда они уже не называются богемой. Хотя, впрочем, и среди гениев тоже дегенераты попадаются. Но оставим это за скобками. Богема - сборище дегенератов. Извращенцев. Все черты налицо. А принципы, по которым они живут и которые, сознательно или бессознательно, взращивают? Это люди, культивирующие отсутствие определенных занятий, игнорирующие социальные и семейные связи (сегодня здесь живу, а завтра - там), проявляющие вычурность, истеричность в поведении и манере одеваться: крашеные волосы, стильные серьги, вопящие экстравагантные наряды - вплоть до унисекса, демонстрирующие эгоцентризм, самовлюбленность и сексуальные извращения, эксперименты с "травой" и выпивкой - тоже часть их образа жизни, без них богема не богема.

И вся ее жизнь по-дурацки сложилась. Личная жизнь, семейная.

После расставания с Валентином Ксения заметалась, душа опуталась глупостями. Марусю больше растила мать, а у Ксени - театр, съемки... Истерики режиссеров, колющий глаза свет, разноцветная публика, сливающаяся в одно огромное нервное дыхание зала, опасное и неровное... Маруська росла в тяжелых условиях, в экстремальных, потому что ее мать оказалась артисткой во всех смыслах этого слова: Манька тоже бывала с ней и на гастролях, и на съемках... И в полной мере вкусила "радость" актерского бытия. Потому и своим детям такой судьбы не желала. Хотя высоко ценила мать как актрису, профессионала, мастера.

Ксеня мучилась. Отдавала себе отчет в том, что пусть даже в последние годы играла без души, люди ее любили и порой плакали на спектаклях с ее участием. Ксения Леднева, та самая, которая... Она не хотела лукавить с самой собой. В театре и в кино работала с выдающимися режиссерами и актерами. Играла в Германии - ставили греческие трагедии. И сначала изумлялась, откуда у артистки, играющей до нее, силы и здоровье? Как она играет? Казалось, каждую секунду может упасть и погибнуть от накала страстей и избытка энергетики. Потом, когда Ксения сама стала репетировать... Было ощущение, что может взорваться в любую секунду. И единственное ее утешение, сейчас, по прошествии лет, - что, наверное, она все-таки несла хорошее, раз ее с такой любовью вспоминали зрители. И их любовь с годами не уменьшалась. Ксеня заслужила это признание и смела думать, что здесь - ее профессиональные таланты.

- Все будет нормально! - твердила она самой себе. - Я говорю именно так: не "все будет хорошо", а "все будет нормально". Почему? А через почему! Если твердить, что непременно все будет хорошо, люди не станут радеть о своей душе, чтобы тем самым улучшить жизнь. Об этом надо помнить. Поэтому я говорю: "все будет нормально". В том смысле, что шанс есть, но не надо обольщаться, забывая о собственном вкладе в возможное улучшение. И опять же - на запросы от ЦК, как идет работа в той или иной серьезной организации, всегда отвечали: "удовлетворительно". Сказали бы: "плохо" - и сразу скандал с вызыванием на ковры. А почему, собственно, что-то в советском учреждении так плохо?! А если бы написали "очень хорошо", тоже было бы разбирательство: что за нескромность со стороны честных советских людей, чем это таким вы выделились, что у вас прямо все лучше всех?! Палка о двух концах...