Современная мадонна - Шэрон Кендрик

Энджел откинулась назад на сиденье автомобиля. Она доверилась умению Роури водить машину и позволила себе расслабиться. Его брат любил порисоваться за рулем и еще — подрезать другие машины. Роури вел себя по-другому…

Энджел мысленно оборвала себя. Она не собирается сравнивать двух братьев… особенно сейчас.

Роури заметил, что она вся напряжена, и осторожно спросил:

— Это странно, снова оказаться в Англии?

Она думала об этом.

— Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я была здесь последний раз. Это совсем другая жизнь. — Она повернулась на сиденье, чтобы посмотреть на его профиль, который в свете уличного фонаря показался ей жестким. — А как живешь ты, Роури, здесь, в Англии?

Он ответил не сразу:

— Основное ты знаешь. У меня достаточно престижная работа в суде, я государственный адвокат…

— Значит, ты помогаешь людям, которые не могут позволить себе нанять адвоката?

— По сути, да.

— И ты не поддался искушению заняться частной практикой?

Роури покачал головой. Он остался таким же идеалистом, каким был в двадцать лет.

— Нет, — ответил он с улыбкой. — У меня отличные апартаменты в Уимблдоне, и к тому же человек все равно может есть только три раза в день…

— Я знаю. И надевать только одну пару брюк зараз, — добавила Энджел и улыбнулась.

— Именно! Я много работаю, но эта работа мне нравится. Еще я люблю читать, иногда играть в теннис или хожу в театр, особенно на пьесы Артура Миллера. — Его лицо скрылось в тени, потому что они проехали очередной фонарь. — Ты удовлетворена?

Энджел улыбнулась в темноте. Почему мужчины всегда перечисляют факты, которые ни о чем не говорят?

— Не совсем. А твои друзья?

— У меня есть друзья.

— А подруги?

Роури вздохнул.

— Ну почему женщины всегда хотят знать о других женщинах?

— О, это у нас врожденное, — мило проворковала она. — Так есть у тебя подруги?

— Много, — пробормотал он.

— Не сомневаюсь, но я не это имела в виду.

— Ты говоришь о любовницах, Энджел?

При одной мысли о его любовницах она чуть не заскрежетала зубами от ревности, но он не должен был узнать об этом.

— Да, пожалуй.

— Ты хочешь знать, есть ли кто-то, кто мне особенно дорог?

— Я думаю, должен же кто-то быть, — с усилием выдохнула Энджел. Ее горло внезапно сжалось, словно там застряла рыбная кость. — В конце концов, тебе тридцать четыре года, а англичане обычно обзаводятся семьями раньше, чем ирландцы.

— Может быть, поэтому там и разводов меньше, — задумчиво проговорил Роури.

— Я думаю, что там сильнее влияние церкви, — ответила Энджел. — Так что ты хотел сказать?

Он улыбнулся ее настойчивости.

— Я дважды влюблялся, когда мне не было еще и двадцати пяти, но у меня хватило ума понять, что ни одна из этих женщин не подходит мне в качестве спутницы жизни.

— Понимаю, — медленно проговорила Энджел, думая, как холодно, как расчетливо прозвучали эти слова! — А потом?

— Потом была только одна женщина, которая что-то значила для меня. Ее звали Сара, ты ее видела однажды, очень давно.

Энджел постаралась восстановить в памяти облик женщины, которая пришла вместе с Роури в зал регистрации, чтобы засвидетельствовать их брак с Чадом.

— Она блондинка? Стройная? И работает вместе с тобой?

— Да, да и да.

— Но ты говоришь так, словно она уже в прошлом.

— Так оно и есть.

— Это как-то связано с Лорканом?

— Какая ты проницательная. Да, отчасти и с Лорканом. — Он чувствовал ее напряженное ожидание и знал, что должен все объяснить. И почему Энджел не была из тех женщин, которые легко удовлетворяются самыми расплывчатыми ответами?

— Как же именно? — спросила она, понизив голос.

— Ну, мы встречались около трех лет…

— Но не жили вместе?

— Нет. Это как-то казалось ненужным. — Он увидел, как от удивления приоткрылся рот Энджел, и понял, что надо объяснить подробнее. — У нас обоих была очень напряженная работа, и у каждого — своя независимая жизнь. Когда эти жизни пересекались, было очень хорошо, но, ты знаешь, говорят, что если что-то не сломано, то зачем склеивать?

— Действительно так говорят? — недоверчиво спросила Энджел. — И что же случилось?

— Когда… — слова застревали у него в горле, — когда Лоркан осиротел, Сара решила, что его лучше всего отдать в приют для усыновления.

В его голосе звучала неприкрытая горечь, она не могла ошибиться.

— Но ты не согласился?

— Как я мог бросить его? Я, единственный, кто остался от его семьи!

— Немало людей сказали бы, что ты не в состоянии дать ему ту семью, какая ему нужна, — безжалостно проговорила Энджел. — Сказали бы, что в настоящей дружной семье ребенку было бы лучше.

— Ты действительно так думаешь? — с сомнением спросил Роури.

Энджел покачала головой.

— Нет, — просто сказала она, — я так не думаю. Но и ты не должен думать о Саре как о чудовище. Она предложила то, что большинство людей сочли бы разумным и даже наилучшим решением.

Он натянуто засмеялся.

— Ребенок вовсе не был первым среди жизненных ценностей Сары, да это и понятно.

Если она на самом деле любила Роури, она бы полюбила и его приемного сына, подумала про себя Энджел, но промолчала.

— Когда Сара поняла, что я твердо намерен оставить Лоркана у себя, она предложила переехать ко мне и заботиться о нем.

— И выйти за тебя замуж?

— Думаю, это была основная идея.

— Но ты не хотел.

— Нет.

— Может, это упростило бы тебе жизнь?

— Только не мне. Если бы я хотел жить с Сарой, я бы это давно сделал. И не Лоркану. Я не хотел, чтобы она была рядом с ним, — резко выговорил он с внезапной безжалостной прямотой.

— Потому что?.. — шепотом спросила она.

— Потому что у нее не было абсолютно никаких чувств к нему. Для Сары Лоркан был бы неизбежной обузой — не более того.

— Но большинство женщин вначале так относится к детям, Роури, даже к своим собственным детям. А потом любовь просыпается в них. Это нормально. Просто мысль о том, чтобы быть постоянно связанной заботами о детях, может пугать, но обычно это быстро проходит.

— Нет! — Роури нажал на газ, и машина рванулась вперед. — Если бы мои чувства к Саре были достаточно сильны, я бы справился, помог бы ей пройти через это, но, как ни тяжело это признавать, правда заключается в том, что я поддерживал наши отношения, потому что это было удобно и легко и не требовало особых усилий с моей стороны.

— И вы расстались?