Мост Вечности - Катерина Сергеевна Снежная

Ближе к полуночи Максима докрасна натерла глаза, хмурилась, глядя на оставшиеся фигуры. Ниршан готов был сжалиться, если бы на кону не были такие высокие ставки. Победа желанна и близка.

– Все кончено, вьяна, – сказал он, ставя мат ее королю. – Победа.

Вымотанная, уставшая, она в отчаянии рассмеялась. Подняла на него не доверяющие глаза, а затем заплакала, навзрыд, горько, словно только что проиграла хитрому дьяволу собственную душу. Максима не могла поверить. Не могла принять поражение. Зато он мог. Ниршан выдохнул. Теперь она принадлежит ему.

Вьяна. Победа решала все проблемы. Не нужно уговаривать и убеждать, заманивать посулами и выяснять, на что она может пойти, а на что нет. Медовая, сладкая, покорная и такая убитая горем. Завтра по Риму понесутся сплетни о том, как вьяна проиграла себя арктику.

Ниршан не мешал оплакивать проигрыш. Вместо этого довольный собой закурил, рассматривая сквозь дым, сквозь прищур глаз желанный приз. Ждал, пока возьмет себя в руки, пока слезы не перестанут капать с подбородка.

– У нас два часа до обмена, – сообщил он. – Сейчас за твоими вещами, после в шаттл. Пошли.

Он оплатил счет. Провожать их вышел весь персонал. И Ниршан видел, как мужчины жалели Максиму, а женщины завидовали. Как ни странно, никто не осуждал. Уже в машине она приняла случившееся. Подозрительно скоро, что впрочем не могло его не радовать. Она безмолвно разглядывала улицы города, людей, гуляющих допоздна и сидящих в кафешках. Ниршан взял ее за руку, горячо сжал неотзывчивую ладошку, заставляя повернуться в его сторону. Она, все еще раздавленная поражением, смотрела на него во все глаза, как смотрят на обрыв, собираясь прыгнуть, и молчала. Тихая.

– Я тебя не обижу, верь мне.

Ниршан уже не выпускал руки из пальцев. Отогревая ее отчаянье, посылая через кожу ласковые обещания. Всю свою невысказанную страсть, что испытывал к ней. Хотелось большего, много большего, буквально в номере отеля. Шальные, соблазнительные мысли кружили ему голову. Но еще больше было дел и обязательств.

Максима собрала вещи, одна спортивная сумка. Они отправились в путь. Уже в шаттле она пропустила чей-то звонок, обозначенный, как отец. Ниршан сделал мысленную пометку выяснить, кто ее отчим.

Сегодня на площади он видел троих неизвестных. Ниршан чувствовал их намерения, видел агрессивный цвет настроения. И следили они не за ним. В кофейне появлялись люди, присматривали. Ниршан все больше осознавал, девчонку пасли спецслужбы. Но не их, не Гуй Ли. Своих он знал. Легенда с удочерением и студенчеством вызывала недоверие, но пока требовалось увезти добычу из Рима. Домой. В безопасность. На свою территорию. А там они поговорят.

– Ты знаешь, что за тобой следят? – справился он.

– Нет, – сказала неубедительно. Возможно, знает, что пасут, но не знает, кто именно.

Они вылетели и в положенное время очнулись в телах друг друга. Первые пару секунд смотрели на свои тела с любопытством.

– Странные чувства, – Максима, протянув руку, трогала саму себя (Ниршана). – Будто фокус.

– А зачем тебе нужна была таухуа? Ты столько проблем этой выходкой создала, до сих пор не разгреблись.

Она поморщилась.

– Надеялась скинуть зацепившуюся Инь в Инь побольше.

Ниршан покачал головой, он тоже об этом думал, как только начал понимать хоть что-то в случившемся.

– Пробовал. Не работает.

– Жаль, – она огорченно вздохнула. – А что еще пробовал?

– Только это.

– Ну тогда что тянуть? Не хочу больше откладывать, – заявила девушка и легко, словно перышко, потянула Ниршана (свое тело) на себя. Дичь полнейшая! Никогда Ниршан не ощущал себя более странно и нелепо. Что бы его вот так за грудки и на себя. Это что она удумала? И тут он понял, осознал ее намерение.

– Э-э-эй, – от неожиданности он нервно рассмеялся, махом оказавшись на коленях у своего тела. – Убери руки с моей задницы! Грудь не тронь.

Отчего у него такой жуткий визг в голосе?

– Подожди, прыткая какая.

Кому расскажи, засмеют до скончания веков. Он, конечно, в теле девушки, но все остальное… Это же им будут владеть, его будут иметь. Потому что девчонка в его теле абсолютно беззастенчиво мяла его (тело Максимы), нахально поглаживала, трогала, где хотела. Иж чего захотела!

– Так не пойдет, – дал со всей силой газу назад, вскочил на ноги, ощущая потрясающую беспомощность. – Мы так не договорились.

Веса в теле Максимы килограмм под пятьдесят, а у Ниршана все девяносто. То, что она его завалит, он ни секунды не сомневался. Разница почти в два раза. Выставил упреждающе руки вперед.

– И давно придумала?

Она усмехнулась, тоже встала. Выходит, решила отомстить за шахматы.

– Через два часа я потребую возмездия.

Ниршан не верил глазам. Максима раздевалась (точнее его тело). Вот же огребет по-полной, по попе и не только по ней. Потом. Скинула все вместе с трусами, бесстыжая насильница. Он конечно телом красив, как статуя Давида Микеланджело, но вот сейчас, вот именно в этот момент, ему хотелось принять другую позу. Которую Роден запечатлел. Такую мыслительную, задумчивую. Только времени не было.

– Я в следующих сутках отыграюсь. Не упрямься. Я лишь собираюсь узнать, что это такое, – уговаривала девчонка.

На ее губах играла весьма коварная улыбка. Все понимает и собирается воспользоваться ситуацией. Древний арктик возмутился до глубины своей мужской натуры, до сути своего естества. Ощущая, как внутри, в душе расшатываются тысячелетние устои стабильной уверенности в себе. Она вообще берега видела?! Она с ума сошла? Он же отомстит за поруганную честь. Он же не даст себя ни в каком теле. В этот момент захотелось сделать фэйспалм. Попробовать хочет, экспериментаторша, а у него травма до конца бессмертия. Навсегда. Определенно, он хочет секса, жаждет ее, но не так.

– Давай, – выставил кулачки, встал в боевую стойку.

Девчонка остановилась, разглядывая гиганта, принадлежащего Ниршану.

– Почему висит? – озадачилась она.

Попрыгала на месте, коза. Тот не реагировал, продолжив свое расслабленное существование.

– И как это понимать? – спросила возмущенно, так как добро не оживало. – Что требуется делать?

Ниршану захотелось заржать в голос.

– Можешь станцевать, – предложил он, видя растерянность на своем лице (то есть Максимы). Да, себя хотеть, не то же самое, что кого-то. Это он ее хочет. А вот она его в собственном теле, очевидно, нет.

– Ты импотент что ли? – вконец разобиделась она, водя бедрами, точно пытаясь сплясать ламбаду.

Перец вольно и плавно покачивался в такт, но признаков жизни не подавал. Правильно, хоть что-то в его теле предано ему до конца. Так-то! Ниршан прямо-таки испытал отеческую гордость за перец, со злорадством наблюдая за движениями плясуньи.

– Блин! Блин! Блин, – она круто замерла, не отводя настороженного взгляда от неработающего органа.

Ожил, наливаясь силой, задвигался. С лица Ниршана (то есть Максимы) сползла улыбка. Он смотрел и мысленно матерился. Ничего больше не остается, как защищаться. Она вон уже разговаривает с дружком, будто он сам.

– Да-а-а! Давай, милый. Работай!

Подняла на него сверкающие