Александр Дейнека - Пётр Германович Черёмушкин

советского, но и для дореволюционного русского искусства. Можно предположить, что красота молодого, сильного тела, в первую очередь женского, привлекала Дейнеку и раньше, но в творчестве это стало явным только сейчас, когда у него завязались первые серьезные любовные отношения.

Конечно, в первую очередь темы ему диктовала направленность журналов, для которых он делал иллюстрации, — сатира. Ее объектом, как и в стихах его кумира Маяковского, становились всевозможные отрицательные явления, которые тогда принято было называть «родимыми пятнами прошлого». Например пьянство, хулиганство, бытовое насилие. Черной тушью он делает выразительные рисунки, иногда подправляя их белилами. На его листах — грубые, кряжистые работяги, которые едят из общего котла, а после получки, напившись, падают в грязь или разбивают об стену самовар на глазах испуганных детей. Однако к этим персонажам, которых он видел с детских лет, он относится без ненависти, даже с некоторым сочувствием, объясняя их пороки темнотой и невежеством. Зато непримиримо разит оружием сатиры тупых, свиноподобных нэпманов, выставляющих напоказ свой достаток, — и, конечно, белых офицеров, которые допрашивают коммунистов в штабном вагоне или расстреливают в железнодорожном тупике. Достается от него и священнослужителям с их восторженными поклонницами — это, например, рисунки «Владыка благословляет», «Чудодейницы» и «Подай, господи!».

Редактор М. Костеловская предложила в 1923 году Дейнеке сделать серию рисунков для журнала «Безбожник у станка», и он охотно согласился. На рисунке «Казаки. Атака» выразительно изображен всадник с саблей, зовущий других конников следовать за ним. Взмах клинка, широко раскрытый рот в призывном выкрике бывалого рубаки — всё сделано решительно, выразительно и уверенно. Здесь есть все черты настоящего искусства: и точное знание анатомии лошади, и виртуозное владение рисунком, и понимание перспективы. «Вымещает злобу», «Нетрудовой элемент», «Припекло», «Священник и корова», «Золотая молодежь», «Идущие работницы», «Трактористы», «Бегуны» и «Лыжники» — во всех этих рисунках Дейнека вроде бы сатирически осуждает пережитки прошлого, но в то же время передает черты времени и общества того времени, когда после революции минуло десять лет, а люди, по сути, остались теми же. Появляется у Дейнеки и еврейская тема, трактовку которой трудно назвать юдофильской. На рисунке «Святая миква»[46] изображены притворно стыдливые полногрудые женщины, погружающиеся в бассейн, кишащий какими-то пауками, и старуха, уговаривающая влезть туда то ли девочку, то ли мальчика, левой рукой прикрывающего промежность. Изображенная в правом верхнем углу звезда Давида прямо указывает на иудейский характер обряда.

В книге «Из моей рабочей практики» Дейнека рассказывает, что Костеловская попросила его сделать несколько рисунков на темы Гражданской войны и в памяти художника стали всплывать впечатления о той поре, почти угаснувшие в период учебы во ВХУТЕМАСе. По другой версии, редактор «Безбожника» заказала серию рисунков антирелигиозной направленности, но сам Дейнека позже назвал свои попытки справиться с темой «неудачными». Главным художником журнала был Дмитрий Моор, который имел собственное представление о том, как следует изображать Бога и всё, что с ним связано. В конце концов у Дейнеки с Моором сложились хорошие и рабочие отношения.

Художник и сам позже признавался, что практика постоянного рисования для журналов в 1920-е годы сформировала его оригинальный стиль, присущий и станковой живописи, и монументальному искусству. Апофеозом черно-белой графики стал рисунок для журнала «Безбожник у станка» «Постановили единогласно». Индустриальные мотивы постоянно присутствуют в журнальной графике Дейнеки — это, например, «Сахарный завод» и «Ночной ремонт трамвайного пути». Отразилась здесь и его любовь к железнодорожной теме; на одном из рисунков изображен карикатурный поп, убегающий от паровоза, что можно символически понять, как бегство старого, отживающего от железной поступи прогресса. Рисунок «Погоня за уполномоченным» по своей пластике и композиции напоминает хрестоматийных лыжников Дейнеки, а сделанная по немецкой фотографии композиция «Весь мир слышит в эти дни тяжелую поступь пролетарских батальонов» стала фирменным знаком его журнальной графики.

Журнал «Красная нива», который Дейнека часто иллюстрировал, с похвалой отзывался о молодом художнике. Хочется привести этот пространный отзыв почти целиком: он дает понять, как относились к Дейнеке коллеги и пресса в те относительно «плюралистические» годы:

«Человек — его тело, мускулатура, движение — является, как известно, самой классической из классических тем искусства. Александр Дейнека, уроженец Курска, — молодой рисовальщик, живописец, иллюстратор, питомец нашего московского ВХУТЕМАСа, — избрал эту тему главным содержанием своего молодого мастерства.

Тип современного человека? Его показывают нам сонмы малых французских живописцев, наполняющих всяческие „Салоны“: совершеннейшие „ню“ расслабленных парижских богинь, на которых почему-то не отражается модное увлечение спортом; его показывают и „большие“ французы; мучимый вечной бессонницей „условный“ человек холстов и рисунков Пикассо, или угрюмый пленник города, — этот узник из „круга заключенных“ Ван Гога, повторяемый в разных вариантах многочисленными нынешними подражателями великого самоубийцы; его нам показывает наконец, уже в иных формах, Георг Гросс, срезывая скальпелем страшного четырехлетия 1914–1918 гг. „довоенную идеализацию современного европейца“…

На двадцатипятилетнего Дейнеку мало подействовали все эти западные учителя, да много ли успел он учиться, — он, питомец Октябрьских семестров? Вероятно, ему больше всех запомнился швейцарский художник Ходлер, мускулистый, крепкий, с резким жестом, — яркий выразитель коллективного единства, массовых человеческих воль.

Впрочем, Дейнека скоро нашел, где и что ему надо „смотреть“; для темы, целиком захватившей его, он нашел материал, главным образом, в двух центрах современной культуры: на фабрике и на физкультурной площадке.

Если нужно давать этому художнику, еще делающему первые шаги в большом искусстве, какие-либо литературные определения, — то я назвал бы Дейнека, прежде всего, художником молодости. Легко понять, что молодой живописец наших советских дней, избравший своей темой человека, и не может быть иным. В холстах, рисунках, иллюстрациях Дейнека мы видим многоликую молодость нашего десятилетия.

Когда Дейнека выставил недавно своих „Текстильщиц“, то многие его укоряли: какие же это текстильщицы — с молодыми тонкими фигурами, в коротких юбках, с босыми крепкими ногами, работающие около банкоброшей с таким видом, как будто бы они занимались на спортивной площадке?

Но Дейнека меньше всего стилизатор, — и своеобразная манера его письма, с разорванной, расчлененной композицией человеческих фигур, отнюдь не следствие „условного“ восприятия внешнего мира. Дейнека побывал на Раменской мануфактуре. Банкоброшное отделение — в просторном светлом фабричном зале.

В помещении жарко, и работницы — босые. А тип этих текстильщиц, молодых и крепких женщин, — так виноват ли художник, что у нас до сих пор с изображением рабочего или работницы ассоциируются старые „передвижнические“ представления: обязательная усталость, подневольный труд, изнуренное лицо и сгорбленная фигура?..

Но Дейнека — вовсе не