Пираты фюрера - Игорь Бунич

Готенгафен быстро исчезал за кормой. Огибая мыс Хела, «Шеер» увидел прямо по курсу парусник, идущий навстречу под всеми парусами, как призрак из стародавних времен. Это был четырехмачтовик «Падуа» — учебное судно германского торгового флота. Для матросов «Шеера» это был последний привет с родины. В 13:30 берег растаял на горизонте. Только ветер еще доносил запахи осенней земли.

Погода оставалась превосходной, что заставляло капитана первого ранга Кранке нервничать. Он предпочел бы туман и дождь, не возражал бы и против крутого шторма. Офицер–синоптик неуверенно обещал, что если погода и начнет портиться, то не ранее чем завтра.

Лейтенант Старжинский, стоя на юте, сказал своим матросам, что он уже шестой раз проходит Датским проливом, но никогда погода не была столь прекрасной, как сегодня. Но если для бывалого моряка погода действительно казалась прекрасной, то юные новобранцы этого совсем не находили. Крупная зыбь шла им навстречу, корабль клевал носом и грузно раскачивался. Новобранцы дрожали и бледнели, испуганно оглядывались посторонам, как будто кто–то мог им помочь, с надеждой смотрели на офицеров. У некоторых ноги становились ватными, и они усаживались на палубу. Зная по опыту, что в данном случае резкость и даже грубость являются наилучшим лекарством, офицеры приказывали раскисшим матросам вставать, брать себя в руки, больше находиться в движении и поменьше думать о своих мучениях, сконцентрироваться на своих обязанностях. Лучшего лекарства нет.

Самое тяжелое время наступило для командира. Он полностью забыл о сне, постоянно находясь на мостике или в штурманской рубке.

При проходе Датским проливом в любой момент могла произойти встреча с противником. Сигнальщики с тревогой следили за небом и горизонтом. Хотя уход «Адмирала Шеера» из Готенгафена сопровождался самыми строгими мерами обеспечения секретности, но в городе жили поляки, которые ненавидели немцев и с удовольствием снабжали английскую разведку любой информацией. Кроме того, при прохождении Бельта не следовало забывать и о Норвежском сопротивлении, имевшем устойчивую радиосвязь с Лондоном.

— Самолет, 225 — с левого борта. Летит очень низко! — раздался крик сигнальщика.

Все бинокли повернулись в указанном направлении. Капитан первого ранга Кранке в этот момент, сидя на жестком кожаном диванчике в штурманской рубке, пытался вздремнуть. Услышав крик сигнальщика, командир выскочил на мостик и вскинул бинокль. Расстояние до самолета было уже замерено, и стволы всех зенитных орудий пришли в движение, медленно поднимаясь вверх. Но расстояние было еще слишком большим для открытия огня. Самолет можно было увидеть только в очень сильные бинокли.

— Это может быть один из наших разведывательных самолетов,— предположил Кранке, зная, что командование флотом попросило Люфтваффе обеспечить прикрытием с воздуха прорыв «Адмирала Шеера» в океан. Но на таком расстоянии разглядеть какие–либо детали было невозможно. Кроме того, не было никакой уверенности, что пилот самолета, даже если это и свой, окажется способным опознать «Адмирал Шеер», поскольку летчики Люфтваффе практически не знали силуэтов собственных, кораблей.

— Если он видит нас так же хорошо, как мы видим его,— заметил командир,— то я надеюсь, что он, по крайней мере,не наделает никаких глупостей.

В этот момент на мостике появился рассыльный из радиорубки, вручивший командиру корабля радиограмму. Кранке прочел ее и вздохнул. В радиограмме говорилось, что маячивший на горизонте самолет действительно был своим. Но, обнаружив «Адмирала Шеера», он принял его за вражеский корабль и передал по радио все подробности о его курсе и скорости. Конечно, радиограмма летчика была закодирована, но шифры, используемые Люфтваффе, были гораздо проще морских, поскольку на самолетах невозможно было разместить тяжелые и громоздкие шифровальные машины. А потому существовало опасение, что противник, перехвати он радиограмму, легко ее расшифрует со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Самолет приближается! — доложил сигнальщик.

Это было действительно так. Самолет приблизился, хотя еще предпочитал держаться на безопасном расстоянии. Однако теперь уже его можно было легко опознать. Это был разведывательный самолет «Дорнье–18». Чтобы самолет сдуру не наделал еще каких–нибудь глупостей, Кранке приказал выпустить опознавательные ракеты. Разноцветные огни поднялись стремительно в небо и, медленно угасая, опустились на поверхность моря. В ответ с самолета также выпустили ракету, подтверждающую, что он свой.

Еще дважды «Дорнье–18» выпускал опознавательные ракеты, и «Шеер» дважды на них отвечал, прежде чем самолет осмелился подлететь поближе к стальному гиганту. С мостика «Шеера» можно было разглядеть даже лица летчиков, им махали руками.

— Что они все крутятся над нами? — недовольно пробурчал Кранке.— А если у них что–нибудь случится с мотором? Куда нам их потом девать?

II

Сверкающий шар солнца медленно опускался в море, но был съеден черно–серыми тучами, не успев достигнуть горизонта. С наступлением темноты сбылся прогноз синоптика — погода ухудшилась (или улучшилась, по мнению командира).

На следующий день до полудня Кранке придерживался северо–западного курса, а затем, снова положившись на прогноз синоптика, повернул корабль на запад — в направлении Гренландии, надеясь прорваться в океан под прикрытием ночи. На небе начали сгущаться тучи. Пронзительный северозападный ветер принес слепящие снежные заряды, сменяемые шквальными ливнями. К вечеру на море уже бушевал жестокий шторм. «Адмирал Шеер» тяжело вздымался на волнах, валясь с борта на борт. Страдавшие ранее от морской болезни молодые матросы теперь напоминали живых покойников.

— Это только начало, ребята, — подзадоривали их старослужащие. — Если наш синоптик прав, а он редко ошибается, то сегодня ночью задует настоящий полярный ураган. Вот тогда вы поймете что, значит морская служба.

— Но и это все пустяки, — засмеялся другой «старик». — А вот когда вы прогуляетесь «ревущими сороковыми», а потом хлебнете шторма у мыса Горн, тогда и станете настоящими моряками…

Огромные волны, напоминающие пришедшие в движение горы, обрушивались на корабль. «Адмирал Шеер» стонал и скрежетал под их ударами, но упорно пробивался вперед со скоростью двадцать узлов.

В таких условиях комендоры могли находиться только в башнях главного калибра и у зениток, расположенных на верхних ярусах надстроек. Никто не мог рискнуть появиться на верхней палубе, не подстраховавшись спасательным концом. В разгар шторма боцман Хеллгерт заметил, что боезапас одного из зенитных орудий не был должным образом укрыт от обрушивающихся на корабль волн. Обвязав одного из своих матросов спасательным концом, боцман послал его навести порядок. Но матрос в одиночку ничего сделать не мог. Тогда боцман, воспользовавшись наступившим на какое–то мгновение затишьем, бросился ему на помощь, но именно в этот момент очередная гигантская волна обрушилась на палубу.

Чуть позже комендоры расчета одного из зенитных орудий услышали громкие стоны и увидели что–то извивающееся у основания кормовой башни главного калибра. Обвязавшись концами, двое комендоров рискнули спуститься на палубу, где они обнаружили искалеченного матроса в бессознательном состоянии. Матроса доставили в лазарет, где доктора обнаружили, что у него сломаны оба бедра. Когда матрос пришел в себя, он сразу же спросил о боцмане, который выскочил на принявшую удар волны палубу, чтобы помочь ему.

Старший офицер, поспешно спустившийся в лазарет, немедленно запросил все боевые посты и отделения — не находится ли там боцман Хеллгерт. Ответ был отрицательный.

Спасенный матрос сообщил, что боцман, сбросив, несмотря на пронизывающий холод, бушлат, чтобы помочь ему, выскочил на палубу, где они вместе пытались закрепить ящик со снарядами. В этот момент на корабль обрушилась волна, матроса куда–то понесло, обо что–то ударило, он почувствовал страшную боль в ногах и больше не помнит ничего. Быстро проведенная проверка личного состава показала, что пропали боцман Хеллгерт и матрос по фамилии Римке. Когда об этом доложили на мостик, командир, несмотря на ужасающий шторм, немедленно приказал ложиться на обратный курс, и в течение получаса, выключив прожектора, с «Шеера» пытались обнаружить несчастных в бушующем море. Но все понимали безнадежность этих усилий. Ледяное море, ветер, дующий с силой урагана, гигантские волны не давали ни единого шанса на то, что кто–либо мог выжить в подобных условиях. Вскоре поиск был прекращен, и «Адмирал Шеер» вернулся на прежний курс.

Экипаж понес первые жертвы, и на корабле воцарилось уныние. Между тем шторм с каждой минутой все усиливался, и капитану первого ранга Кранке пришлось отказаться от своего первоначального намерения обогнуть Исландию с севера, поскольку на такой волне корабль на мог идти со скоростью двадцать узлов. Видимость становилась все хуже, и Кранке надеялся, что даже после рассвета корабль будет надежно укрыт снеговыми зарядами, ливнями и туманом.