Избранные дни - Майкл Каннингем

Она спустилась на тротуар, направилась на запад. Надо с этим свыкнуться. Просто и у тебя по-своему разыгрались нервы, как и у всех сегодня с утра оттого, что ненависть снова доказала, как она умеет отыскать нас, где бы мы ни находились, и увлечь за собой в иное измерение.

У себя в отсеке она появилась за добрых полчаса до положенного времени. Эд Шорт был на месте, досиживал свою ночную смену.

— Привет, Эд, — сказала она.

— Доброе утро. Ты сегодня рано.

— Ага.

Эд допивал пятнадцатую, наверно, кружку кофе. Его влажные глаза блестели. Волосы цвета воробьиного пуха, уже начавшие редеть, торчали у него на голове с каким-то обреченным отчаянием — так вздымаются язычки пламени, перед тем как потухнуть навсегда. Эду было… сколько? тридцать два, тридцать три? Он был создан для этой работы: молодой и весьма недалекий, не обремененный воображением, незнакомый со скукой, одержимый желанием вычислить плохого парня и припереть его к стенке. Если бы мальчишка позвонил в его смену, он наверняка бы доложил об этом звонке. Он докладывал чуть ли не обо всех. Коллеги жаловались — доклады означали дополнительную работу и, естественно, стоили дополнительных денег. По своему занудству Эд был просто-таки призван занять место начальника отдела. Во всем мире, когда такие Эды оказываются правы, когда они подают правильный сигнал, а сигналы они подают практически непрерывно, никто не вспоминает, что они уже многие годы не дают жизни всем вокруг. Они — герои. Они — главное событие дня. Даже невозможно представить, сколько исторических деятелей, сколько выдающихся мужей (и жен, в их число время от времени попадали и женщины) были людьми вроде Эда, людьми, которых ничто не способно отвлечь от главного, чья вера незыблема, людьми, которые торчат у своих телефонов, в своих лабораториях или перед своими мольбертами до тех пор, пока наконец что-нибудь не произойдет — в то время как большая часть людей отвлекается порой на посторонние вещи, иной раз задумываясь, например, не перебраться ли на житье за город и не стоит ли заняться простым трудом, растить двоих детей и не мечтать о большем.

Что обитает в пустоте?

Как далеко достигает свет?

Вгрызлись ли уже зубья в дерево?

Кэт спросила:

— Что нового с места происшествия?

— На мальчишке была самодельная бомба из трубки со взрывчаткой. Никаких гвоздей или чего-нибудь, что могло бы разлететься вокруг. Расчет на то, чтобы уничтожить все в радиусе пяти-шести футов.

— О том, как смастерить такую штуку, запросто можно узнать в Интернете.

— Точно. Половина скальпа Дика Харта была обнаружена на подоконнике четвертого этажа. Кроме того, нашлись несколько фрагментов костей и еще один зуб.

— Может, тебе пойти домой прямо сейчас, — сказала она. — Я готова тебя сменить.

— Спасибо. Я запросто досижу. А ты пока расслабься.

Верно, сегодня ей совершенно необходимо немного расслабиться.

Она пошла в кафетерий, налила себе кофе — до десяти утра он еще не успевал превратиться в бурду — и достала из сумки газеты.

В «Таймс» первополосный заголовок тридцать шестым кеглем, но всего на восемь пунктов крупнее известия о новом экспериментальном оружии, способном сделать страну непригодной для проживания, не уничтожив при этом ее населения и не разрушив материальные объекты. ВЗРЫВ В НИЖНЕМ МАНХЭТТЕНЕ. И подзаголовок: «Двое убиты, пятеро ранены — предположительно в результате террористической атаки». Да будут благословенны наши отцы-благодетели из «Таймс» за стремление поведать то, что мы должны знать (должны, по их мнению), не злоупотребляя нашим коллективным стремлением пощекотать себе нервы, приободриться либо же до смерти напутаться. Легко представить себе мужчину в Мидтауне (или женщину — там у них в штате наверняка есть женщина, а то и две), который сидит и мучительно прикидывает, стоит ли сеять панику, давая те или иные дальнейшие подробности, и если стоит — то насколько сильную. В «Пост» и «Ньюс», разумеется, о таким мелочах не задумывались. БЕЗУМНЫЙ ТЕРРОРИСТ С БОМБОЙ НА НУЛЕВОМ УРОВНЕ — гласил заголовок «Ньюс», в «Пост» было: НОВАЯ ВСПЫШКА ТЕРРОРА.

Суть всех трех статей сводилась более или менее к одному и тому же, разнился только тон. Неустановленный террорист взорвал себя и некоего Дика Харта, крупного воротилу в области недвижимости. Еще ни слова о том, что террорист был ребенком, — пока что коллегам удавалось добиться того, чтобы свидетели придержали языки. Далее — очевидные аналогии с тем, что творят в Израиле боевики Хамас и других подобных организаций. Журналист «Пост» слепил нечто маловразумительное о том, что перед взрывом террорист якобы прокричал «Аллах акбар!» — не то ссылаясь на какого-то невменяемого, утверждавшего, что он это слышал, не то просто отдавшись полету собственной фантазии. В остальном — ничего неприятного, кроме, понятное дело, самого происшествия. Все три газеты приводили собранные по крохам сведения о Дике Харте — жена и дети с журналистами общаться отказались. Материалы сопровождались снимками до крайности заурядного вида мужчины пятидесяти трех лет с тем неожиданным детским выражением туповатости на физиономии, которое часть мужчин приобретает, облысев, когда под обнажившейся выпуклостью лба черты лица начинают казаться мельче и невиннее. Председатель совета директоров «Каламус девелопмент корпорейшн». Жена Лукреция (Лукреция?) работает дизайнером в Грейт-Нек, где, собственно, и живет семья. Дочь Синтия заканчивает среднюю школу, сын Карл на втором курсе учебного заведения, названия которого Кэт до сих пор не слыхала. В «Таймс» и «Пост» фото было одно и то же, незатейливое, бог весть откуда выкопанное и вполне подходящее для некролога. «Ньюс» раздобыла снимок, на котором Харт был запечатлен в компании похожих на него людей на церемонии закладки, решила Кэт, очередной офисной громадины на Третьей авеню.

В девять Кэт вернулась в свой отсек и опустилась в кресло, до сих пор хранившее тепло усидчивой задницы Эда. Просмотрела в журнале сделанные Эдом записи. Трое звонивших брали на себя ответственность за взрыв — обо всех троих Эд старательно доложил. Два звонка были вариациями на одну и ту же тему теперь вы все пожалеете (без уточнения, о чем именно все должны пожалеть), и это еще не все; оба звонивших не потрудились уточнить, как им удалось выжить при взрыве, чтобы потом сделать этот звонок. Третий назвался членом некой Бригады Просвещения и пообещал, что террористические акции будут продолжаться до тех пор, пока в Соединенных Штатах женщинам наконец не запретят убивать нерожденных младенцев.

Вскоре после девяти у ее отсека остановился Пит, в руках у него была первая за день кружка горячей липкой жижицы без сахара и с запахом кофе.

— Как дела? — спросил он.

— В порядке.

— Поспала?

— Немножко.

Он, шагнув в отсек, позволил себе положить руку ей на плечо. Они с Питом придерживались безмолвного договора о неприкосновении с тех самых пор, как три месяца назад, засидевшись допоздна, оба оказались так измотаны и расстроены, что вдвоем укрылись в женском туалете. Кэт до сих пор не могла понять, почему она это сделала, ведь он не вызывал у нее ни малейшего интереса, однако загадочным, непостижимым образом она направилась в туалет, мимоходом кивнув ему, и не успела опомниться, как уже сидела на раковине, обхватив ногами его малосимпатичную немолодую задницу. Он все делал потому, что она ему это позволила, потому что в тот момент ему казалось, что, кроме них, никого больше нет в мире, потому что его жена слепла, а единственная дочь помешалась на экологии и жила в Латинской Америке, она же сама — потому… потому что жена Пита слепла, потому что его единственная дочь помешалась на экологии и жила в Латинской Америке, потому что сама она не спасла сына от смерти и теперь двенадцать часов кряду принимала звонки, потому что спина Пита напомнила ей спину бывшего мужа, потому что это место было таким безобразным и таким тихим, таким от всего отдаленным, потому что в этот самый момент в ней бродило желание на все наплевать, пойти в разнос, сделаться такой же безумной, разрушительной и безответственной, какими были те, кто ей звонил. Они с Питом никогда о том эпизоде не вспоминали. Оба знали, что такого больше не повторится.

— Уверена, что сможешь работать?

— Абсолютно уверена. Что-нибудь новое выяснилось?

— Эксперты говорят, мальчишке было тринадцать, может быть — четырнадцать. Он был маленьким для своего возраста. Похоже, психически здоровым, насколько пока можно судить.

— Как же все достало!

— А кого нет?

— Я не только про это. Я про все.

Пит кивнул — устало, настороженно. Кэт замялась. В отделе существовало неписаное правило: никто никогда не занимался умопостроениями, никто не пускался в философию. Никто не парился над тем обстоятельством, что в последнее время среди звонящих стало заметно больше детей до восемнадцати, явно неплохо образованных, или что за последние пять лет число реализованных угроз возросло с одного на тысячу до одного на шестьсот пятьдесят. Никто не сокрушался по поводу краха института семьи и цивилизации в целом, никого не заботило ни отравление атмосферы, ни зараженные радиацией продукты, ни лучи, которые посылают на Землю враждебно настроенные инопланетяне. Все это было сферой звонящих.