Спецнужды и спецслужбы - Геннадий Водолеев

О наличие «классовой дифференциации» внутри спецслужб повествуют и многие знающие предмет авторы шпионских романов. К примеру, одним из них это изложено таким образом: «Я узнал сегодня, что существуют две категории работников ЦРУ — «белые» и «чёрные». «Белые» — это постоянный состав (кабинетные начальники, штабисты, учёные и техники, специалисты, эксперты). «Черные» — это переменный состав (исполнители, «зелёные береты», шпионы и диверсанты).

Выходит, Лот — «белый» разведчик. А я — «черный». Так сказать негр разведки. Над этим стоит поразмыслить. Когда я играю чёрными в шахматы, почему-то всегда проигрываю Лоту. И верно «черные» всегда проигрывают «белым» в разведке».[14]

Подобное имеет место всюду и во всех иных иерархиях: сладостное чувство собственного превосходства над окружающими и сослуживцами греет души и сердца самых разных категорий людей.

Правда, по разным основаниям в различных социальных группах, категориях: силач в любой деревне — первый человек. Коварный, хитрый, ловкий и бесстрашный бандюган обязательно будет паханом в уголовном мире и обладать изрядной властью в своей иерархии. И, естественно, быть высочайшего мнения о своей персоне.

Гордятся собой до чрезвычайности спортивные олимпийские чемпионы, победительницы конкурсов красоты, особо «продуктивные» наёмные убийцы, миллионеры и миллиардеры, куча иных удачников самых разнообразных модификаций. Но гордость сотрудников спецслужб ни с чем не сравнима. Апофеозом такого особого уважения к своему статусу является фраза гестаповца в одном из именитых советских фильмов о разведчиках: «У нас генералы плачут, как дети!».

Подобное действительно временами имело место, но не во всех спецслужбах и не везде. К примеру, в Пытошном приказе великокняжеской Руси на дыбе случалось оказаться и иным первейшим вельможам того времени. Равно, как и в петровской Российской империи. Святая инквизиция тоже особой снисходительностью к титулам не отличалась. Не говоря уже об упомянутом гестапо, а так же об НКВД.

Ныне подобное могут себе позволить, разве что, спецслужбы некоторых мусульманских или африканских стран, да ещё может быть некоторых стран Латинской Америки, вроде чилийской контрразведки в недавнее правление Пиночета. Но даже таких разрозненных исторических прецедентов вполне достаточно, чтобы над спецслужбами всех стран витал ореол вершителей судеб сильных мира сего. Хотя ныне масоны, возможно, пускают под откос гораздо больше судеб или жизней различных сановников, чем все спецслужбы мира, вместе взятые.

Высокое же положение в «табеле о рангах», социальной значимости сотрудников спецслужб во мнении населения прочно удерживает их личный состав, позволяя поддерживать в нём приличную служебную дисциплину, беспрекословную исполнительную, уступающую, разве что, только оргпреступным сообществам.

Методы и средства поддержания порядка и дисциплины в спецслужбах никак не похожи на принятые в госучреждениях или корпорациях. Да и сами «проступки» — куда как своеобразны. К примеру, если при проведении «операции устранения» исполнители прихватят «сувениры» в виде нескольких пачек долларов — даже хорошо: у полиции может появиться версия убийства с целью ограбления.

А если кто-то при этом возьмёт «на память» редкую бриллиантовую брошь, а потом по ней полиция начнёт разматывать свои ниточки, то в виде «дисциплинарного наказания» такому сотруднику вполне может быть выстрел в затылок с последующим спуском тела где-нибудь в укромном месте в прорубь.

Если, к примеру, чиновник понуждает бизнесмена в обмен на какие-то разрешительные действия построить себе дачу, то он рискует (в случае заявления в полицию) быть привлечённым к уголовной ответственности за вымогательство.

Но если нечто подобное получит сотрудник спецслужб за предупреждение о готовящемся против предпринимателя возбуждении полицией уголовного дела — никаких последствий не наступит, даже если полиция установит виновников утечки своей оперативной информации: руководство спецслужб никогда не усмотрит в таком поведении своего сотрудника даже дисциплинарного проступка.

Потому, к примеру, что «спасённый» предприниматель был в некотором роде поставщиком конфиденциальной информации из сферы взаимоотношений бизнеса и исполнительной власти. Точно так же будут признаны правильными действия сотрудников спецслужб, если они «устранят» одного или нескольких случайных свидетелей их плановой акции по минированию нужного автомобиля или чего-то подобного (точно так же, как это делают все профессиональные преступники).

Не будет прощена подобная «шалость» только в одном случае — если попытаются по каким-либо основаниям это скрыть от начальства, что вполне может впоследствии обернуться для «конторы» большими неприятностями из-за плохо выполненной работы по сокрытию следов.

Или, к примеру, если чиновник обычного ведомства за прогул на работе вполне может быть уволен, либо ещё как-то впечатляюще наказан, то сотрудник спецслужб, по роду своей деятельности регулярно употребляющий спиртные напитки, а потому могущий сорваться в запой, за недельный невыход на работу по такой причине никак не будет наказан. Более того, может быть направлен в санаторий для прохождения специального курса излечения от алкоголизма по особым методикам.

И так — практически по всем прочим видам служебных нарушений и упущений. Даже если кто-то из сотрудников спецслужб совершил нечто совершенно очевидно чудовищное, повлёкшее серьёзнейшие социальные последствия, руководство спецслужб будет предпринимать все меры, чтобы объективная информация не стала достоянием общественности, органов власти и управления, и уж тем более — СМИ.

В такой ситуации корпорация сделает всё, чтобы её сотрудник избежал привлечения к уголовной ответственности с проведением официального следствия органами внутренних дел и сопутствующими ему протоколами допросов, очных ставок, обысков, выемок и т. п. Если избежать такого неприемлемого для спецслужбы развития событий никак нельзя, «контора» постарается сделать так, чтобы «засветившийся» сотрудник надолго исчез, к примеру, за границей. В особых случаях — навсегда.

Такая вынужденная закрытость делает спецслужбы действительно особыми госучреждениями, принадлежность к которым порождает и особый корпоративный дух. Который с каждым вывертом служебной судьбы только укрепляется, формируя и особый кодекс служебного поведения, оказывающий своё сокрушительное воздействие и на всё поведение сотрудника — ив своём быту, и в иных социальных сегментах, где ещё придётся подвизаться в разных социальных ролях.

В этом отношении императивы кодекса служебного поведения сотрудников спецслужб мало чем отличаются от жёстких установок, которые предписывают своим адептам масоны, преступные авторитеты. К примеру, таких: «Всегда всё отрицать», «Не знаю, не видел, не брал», «Не верь, не бойся, не проси», «Не проболтается тот, кто ничего не знает» и т. д.

Нормы служебной этики, бытующие на низших уровнях иерархий спецслужб, вроде приемлемости совершения уголовных дел при исполнении заданий, отрицания любых очевидных свидетельств и т. п., по мере перехода к более высоким иерархическим уровням, изрядно разнообразятся и «обогащаются». К примеру, при изменении обстоятельств и во имя каких-нибудь «высших интересов» (включая карьерные соображения генералов спецслужб) расшифровывают перед противником, мафией своего сотрудника, которому поручено кого-то из видных деятелей «убрать».

По крайней мере, такими сюжетами изобилуют зарубежные фильмы о спецслужбах, где преданные, но чудом выжившие агенты ведут охоту на своих начальников — предателей. В тех же киносюжетах нередко большие начальники спецслужб отдают приказы уничтожить убегающего за рубеж носителя опасной информации о себе вместе с самолётом и пассажирами.

В реальности вряд ли действительные руководители службы госбезопасности тоже остановятся в подобной ситуации, особенно если на кону их личная карьера и уж тем более — жизнь. И уж тем более не дрогнет рука и не сорвется голос, если «во имя интересов государства» или собственной спецслужбы (что полагается одно и то же) нужно пожертвовать весьма дружески расположенным политиком, финансистом, банкиром. Не говоря уж о сколько угодно заслуженных агентах в среде оргпреступности или ещё где-то.

Вот уж где-где, а на генеральских заоблачных уровнях иерархий принцип «целесообразность — выше закона» уже и есть самый жёсткий, неукоснительно соблюдаемый принцип. Перед которым все нравственные прописи — полное ничто, в сторону которых никто и никогда из многозвёздных генералов, находясь «в здравом уме и твёрдой памяти», не посмотрит ни при каких обстоятельствах. Кроме, возможно, нескольких секунд перед собственным расстрелом, буде таковой случится.