Мой дом - пустыня - Аллаверды Хаидов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но на этот предмет у Юсупа-ага была своя точка зрения. И никто не мог ее изменить.
— Человек должен защищать себя от солнца, — убежденно изрек он.
Пареньку тем временем прискучило загорать, он подошел к водителю, который уже взмок, копаясь в моторе.
— Ни дать ни взять сорная трава, — пробормотал Юсуп-ага. — Вылезет там, где совсем не нужна. Ну зачем он к нему подошел? Мешать только? Человек и без того замучился. Что за волосы у него? И очки какието черные нацепил. Гог-Магог, наверное, так же выглядит.
— Зря вы его браните, ровесник мой. Славный парнишка.
— Отдать бы этого славного парнишку нашему Нуретдину хотя бы месяца на три. Он бы сделал из него человека. Ну скажи, разве эти ручонки способны кетмень удержать? О том, чтобы кетменем работать, я уж не говорю.
— Да, мускулатура у него развита слабо. Паренек, уже несколько минут наблюдавший за действиями водителя, сказал:
— Ну-ка, разрешите мне, — и, отстранив незадачливого механика, занялся мотором.
— Если старый чабан не знает, то откуда же молодому... — Юсуп-ага махнул рукой и отвернулся в досаде.
Но мотор скоро заработал. Обрадованные пассажиры поспешили занять свои места, и автобус ринулся наверстывать упущенное.
— Через два часа будем на месте,— сказал, обернувшись, Орун Орунович и увидел, что лицо ровесника покрыла испарина, а вены на шее и висках вздулись.— Что с вами? Вам плохо?
— Мутит как-то. Очень быстро едет этот...
Орун Орунович пробрался к кабине водителя и попросил ехать помедленней, так как одному из пассажиров плохо, он, видимо, нездоров.
Шофер, не поворачивая головы, ответил, что он и так на целый час выбился из графика и если еще ехать на малой скорости, то опоздание будет — ой-ой-ой...
— Премии я уже лишился. Хотите, чтобы мне выговор влепили?
А Юсупу-ага казалось, что пришел его последний час.
— Остановите машину, — пролепетал он.
Автобус остановился. Бяшим и Орун Орунович вывели старика. Едва он ступил на твердую землю, как его вырвало. Заметив растерянность в глазах Бяшима, Орун Орунович сказал:
— Не волнуйтесь, все будет в порядке. Состояние вашего отца — естественная реакция на непривычно быструю и длительную езду. Я врач-геронтолог.
Он вернулся в автобус, взял свой чемоданчик, водителю сказал:
— Можете ехать на предельной скорости. Мы остаемся.
Автобус умчался, а Юсуп-ага со своим спутником продолжил путешествие в такси, водителю которого запретили превышать скорость тридцать километров в час.
В город они прибыли поздно вечером. Начались обещанные сыном чудеса. Ночь, а светло, как днем, и свет какой-то диковинный. Желтый, как пламя костра, — понятно; белый, как звезды, — понятно; голубой, как пламя газовой плиты, — тоже понятно, но зеленый, красный, фиолетовый... Глазам невмоготу. Дома огромные, высокие, выше самых больших барханов, стоят вдоль улиц впритирку, а сами улицы широкие и гладкие. И, конечно, машины — мчатся и мчатся и тоже слепят фарами. А сколько здесь людей... бай-бов!
Но воспринимал все это Юсуп-ага как-то краем глаза и краем сознания. Ему все еще было плохо...
Утром Бяшим проснулся раньше обычного. Первая мысль — об отце. Подошел к двери его, прислушался, легонько стукнул. В ответ раздалось покашливание. Бяшим вошел и поздоровался.
— Это ты, сынок? Входи, когда надо, зачем стучишься?
— Так этика требует.
— Кто такой этика?
Подавив невольный смешок, Бяшим ответил:
— Этика не человек, а свод правил — как надо себя вести, как друг с другом обращаться.
— Вот оно что...
— Выспался, отец?
— Ох, какое там...
— Почему? Тебе было плохо? Неудобно здесь?
— Только задремал — на меня хотел наехать огромный черный автобус. И я с криком проснулся. Заснул снова — показалось, что меня на огне жарят. Будто я попал в город, где все из огня — улицы, дома, деревья — и я сам в огненном кольце, печет со всех сторон, а огонь разного цвета. Где уж тут спать... К тому же под окном всю ночь машины гудят, шумят...
— Это потому, что ты впервые попал в город. Привыкнешь — все пройдет. Умывайся, и будем чай пить.
Хорошо, что на свете есть чай. Очень кстати сейчас чайник хорошего, горячего зеленого чая. Юсуп-ага намеревался чаевничать, сидя на кошме, но, увидев аккуратно накрытый стол, отказался от этого намерения. Если все будут сидеть за столом, а ты один усядешься внизу, скрестив ноги, — неприлично же.
За столом он оказался рядом с внучкой. Та немедленно принялась ухаживать за дедом. Вытащила из миски дымящиеся сосиски и положила ему на тарелку. Намазала маслом хлеб, а сверху водрузила кусок брынзы — готов бутерброд. Ко всей этой снеди старик не притронулся.
— Я сейчас буду чай пить, Дженнет-джан, — сказал он и придвинул к себе чайник.
Потягивая ароматный напиток, разговорился с невесткой и внучкой.
Любопытство Дженнет не так-то просто было утолить. Она хотела сразу выяснить все о пустыне, о жизни в песках, причем не знала многое такое, без чего Юсуп-ага не мыслил существования человека. Например: как выглядит колодец? А как его копают? А кто? А разве овец и ночью пасут? Когда же они спят? А пастухи когда. Ну, и прочее в том же роде.
Опорожнив чайник, Юсуп-ага встал из-за стола.
— Дедушка, а почему ты ничего не ел?
— По утрам я только чай пью.
Дженнет округлила глаза. Предвидя новые вопросы, Бяшим счел за лучшее вмешаться.
— Сегодня воскресенье, — сказал он.
— Знаю, — ответил Юсуп-ага.
— Воскресный день следует провести интересно и весело.
— Сначала сходи на работу, сынок, а потом подумаем о развлечениях.
— Но ведь сегодня воскресенье, выходной день.
— Да-да, я и запамятовал, что городские в воскресенье не работают.
— В субботу тоже, — вставила Дженнет.
— Мы с Майсой, с твоей невесткой все уже обдумали, — заявил Бяшим. — Сегодня поедем в горы.
— А что там, в горах?
— Там? Свежий воздух, родники, скалы...
— Скалы — это интересно. Я не видел, но знаю, что интересно.
— Сегодня я покажу тебе необыкновенную скалу,— пообещала Дженнет. — Большая, как наш дом, даже больше. Отвесная, как стена. И по ней все время вода стекает.
— Все время, дитя мое?
— Да. Мама говорит — скала плачет. Правда, ты так говорила, да, мама?
— Правда, доченька. Юсуп-ага подумал и сказал:
— Поезжайте в горы без меня, дети мои. Туда, наверно, на машине надо ехать, а у меня от этих машин голова кружится.
— Раз дедушка не хочет, я тоже не поеду.
Горы придется отложить. Бяшим принялся спешно составлять новый план. Во-первых, сходить в кино. Посещение кинотеатра займет два часа. А что делать потом? Поводить старика по городу? Тут Дженнет напомнила, что еще до приезда дедушки она выговорила право показать ему город.
4
Вместе с внучкой спустился Юсуп-ага с третьего этажа. Оказавшись на тротуаре, облегченно вздохнул:
— Слава богу!
— Почему ты говоришь «слава богу», дедушка? Мама говорит «слава богу», когда я выздоравливаю после болезни. А ты сейчас почему сказал?
— Как на землю спустился, будто груз с плеч сняли. Наверху птицам жить хорошо, а я человек.
Они дошли до скамейки под навесом, и Дженнет остановила деда:
— Здесь мы сядем на троллейбус.
— А нельзя ли не садиться в эту твою штуку, дитя мое?
— Нам далеко. Пешком идти — целый час.
Старику хотелось сказать: «Я не устаю, даже если хожу целый день», но он не знал, как внучка, — вдруг устанет, ребенок ведь. И промолчал.
В троллейбусе Дженнет увидела подружку, подошла к ней и зашептала на ухо:
— Оглянись-ка незаметно. Видишь старика в тельпеке? Это мой родной дедушка. Настоящий кочевник. Первый раз в жизни сел в троллейбус. Вчера первый раз в жизни ехал в автобусе. Он ничего не ест, только пьет чай. Когда поднимается на третий этаж, ему кажется, что на плечах у него целый пуд груза.
Подружка слушала, исподтишка поглядывая на Юсупа-ага, и не знала, верить ли тому, что говорит Дженнет.
А Юсуп-ага не боялся уже встречных машин. Наоборот, опасался, как бы троллейбус — этакая махина! — не раздавил какую-нибудь из них. С интересом разглядывал он дома вдоль улицы. Сегодня они казались еще больше, еще выше, еще красивей, чем вчера. Домики колхозного поселка рядом с ними просто игрушечные.
— Дедушка, нам выходить!
Голос Дженнет так неожиданно прозвучал над ухом, что старик вздрогнул. Покорно дал вывести себя из троллейбуса. По улице пошел как-то медленно, неуверенно, даже споткнулся раза два.
— Почему ты спотыкаешься на ровном месте? Ничто не ускользнет от этого ребенка.
— Голова что-то кружится.
— Я знаю, почему у тебя голова кружится.
— Почему?
— Ты голодный. Когда человек голодный, у него кружится голова и он спотыкается на ровном месте.