Мой дом - пустыня - Аллаверды Хаидов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Салам алейкум, Юсуп-ага,— сказал он, узнав приехавшего.
— Жив-здоров, пальван? Это ведь кош Салиха?
— Ну да, его. — Подпасок помог старику спешиться. — Давайте ваш хурджун, яшули, отнесу в дом.
А старика уже радушно приветствовал чабан Салих...
В полночь проголодавшиеся овцы встали с мест, заблеяли, затоптались. По ночам Салих всегда сам гонял отару на выпас, но теперь ему неудобно было покидать гостя, поэтому он хотел разбудить сына.
— Не надо рушить крепкий молодой сон, — сказал Юсуп-ага. — Сам иди с отарой. Я тоже сейчас уеду.
— Куда это ты поедешь в ночь?
— На Кровавый колодец.
— Зачем? Сейчас там никто отар не пасет.
— А мне отары не нужны. Я прощаюсь с пустыней. Песок тех мест пропитан и моей кровью. Поистине кровавый колодец. Я непременно должен побывать там.
Гость умолк, задумался. Хозяин не смел нарушить молчание.
— Ты ведь тоже был свидетелем тех событий, — снова заговорил Юсуп-ага. — Правда, мальчонкой еще. Помнишь хоть что-нибудь?
— Помню. Та ночь навсегда в память врезалась. Хочешь, я поеду с тобой, яшули?
— Поедем, — поколебавшись (жаль все же будить парнишку) согласился Юсуп-ага.
Пока он взнуздывал лошадь, Салих разбудил сына. Тот долго не мог сообразить, зачем его подняли с постели, потом взял палку и пошел к отаре.
В пути Юсуп-ага с Салихом расстались. Дело в том, что старый чабан терпеть не мог мотоциклов. Вредная машина, считал он, опасная. Где-нибудь в дебрях пустыни продырявится резиновое колесо или бензин кончится, что тогда делать путнику? К тому же шуму от нее много и вони.
— Поезжай к колодцу один и подожди меня там,— морщась, сказал он Салиху. — Все равно вперед выскакиваешь. Где уж моей кобыле с твоим гремучим скакуном тягаться...
Салих укатил, смолк треск мотоцикла, без следа развеялась гарь. Снова Юсуп-ага был один среди необозримых просторов. На земле бесконечные ряды барханов, в небе золотые цепи звезд. По звездам найдет он дорогу на Кровавый колодец, где в одну из таких вот ночей была безвинно пролита его кровь.
Юсуп-ага стал по пальцам считать: сколько лет не был он на Кровавом колодце? Выходило — десять. Не случись этой пенсии, он, может, еще десять лет не попал бы туда. А теперь надо, надо.
За шестьдесят лет пустыня стала ему дорога и нужна, как может быть нужен близкий, родной человек — мать, отец, старший брат...
Зимняя стужа, словно мудрый лекарь, вымораживает из человека гниль и сырость, бодрит его мышцы, проясняет ум. А до чего же сладко дремлется зимой у жаркого сазакового костра! Весна в пустыне — время немыслимой красоты. Травы так обильны, высоки! А цветы!.. Все семь красок мироздания ярко сверкают под лучами обновленного солнца. И, словно гости на той, со всех концов земли слетаются птицы. Осенью тоже. Прямо темно от птиц...
И он должен все это покинуть!..
Опять тоска сжала сердце жесткой рукой. Прочь, прочь!.. Юсуп-ага даже головой тряхнул и заторопил лошадь.
У Кровавого колодца его поджидал Салих. Когда старик спешился, тот сказал, глядя на часы:
— Ты добрался сюда за два часа, яшули. Юсуп-ага уловил скрытый смысл этих слов, но пренебрег им, так как не считал скорость преимуществом.
— Огня не разводи, — попросил он. — Мне хочется, чтоб вокруг было так же темно, как в ту ночь.
Сняв с гвоздика у двери ключ, Салих отпер дверь чабанского домика и вскипятил чай на газовой плите.
— Где стелить кошму?
— А где мы были в ту ночь?
Салих постоял, подумал, поглядел вокруг и раскатал цветастый войлок шагах в пятидесяти от колодца, близ руин какого-то древнего строения. Юсуп-ага удовлетворенно кивнул — место найдено правильно.
Сели пить чай. Салих все поглядывал на циферблат и наконец сказал:
— Сейчас два часа тридцать минут. Через полчаса время, когда явились они.
— Откуда ты знаешь так точно? — изумился Юсуп-ага.
— Я установил это позже. Петухи кричат трижды за ночь — в двенадцать, в три и в шесть. Бай прискакал, когда петухи пропели второй раз.
Смежив веки, полулежал на кошме Юсуп-ага и вспоминал события сорокалетней давности. Вот такая же ночь была в сентябре 1930 года... Он и двенадцатилетний подпасок Салих спали на кошме у догорающего костра. Вдруг залаяла собака, донесся конский топот. Кого это несет?
«Бай-ага едет проверять своих баранов», — высказал догадку Салих.
Дрожь опасения пробрала чабана. Никогда не приезжал хозяин с проверкой среди ночи. И теперь не для проверки явился.
Бай приехал в сопровождении вооруженной свиты. Юсуп принял у него коня, отвел к коновязи. В нарушение всех приличий, бай не произнес приветствия и традиционных вопросов о житье-бытье. Юсупу тоже не дал выполнить ритуал, спросил в лоб:
«Ты подал заявление в колхоз?»
«Да».
«Глупая выходка. Зачем тебе колхоз? Что ты будешь там делать? К тому же народ поднял восстание против новых порядков. Пока не кончится вся эта суматоха, овец следует пасти в уединенном месте. Гони отару на запад».
Куда девалась обычная робость чабана! Юсуп ответил решительно:
«Я не погоню твою отару на запад. И вообще не буду ее пасти. Вчера еще сказал об этом твоему младшему брату. Жду только, чтобы кто-нибудь принял у меня овец».
Повинуясь байскому взгляду, рослый джигит со свирепым лицом подошел к Юсупу. Тот не успел и сообразить, что к чему, как руки его были скручены за спиной,
«Ну-ка, подумай, — ощерясь, сказал свирепый джигит. — Ты и впрямь не хочешь пасти овец бая-ага?»
Юсуп промолчал. По правде говоря, он растерялся. Как же так? Отныне у баев не должно быть тысячных отар. У многих уже овец отобрали. А этот не подчиняется комиссии. Но ведь люди комиссии сказали, что вернутся с отрядом и не дадут в обиду бедняков, подавших заявление в колхоз! А у него скручены за спиной руки...
«Оглох?! — Джигит яростно стеганул плеткой воздух перед носом Юсупа. — Будешь ты пасти овец бая-ага или нет? Отвечай!»
«У баев не должно быть овец».
«У баев были, есть и будут овцы».
«Я не стану их пасти. Я вступлю в колхоз».
Бай мигнул, свирепый джигит поспешил к нему, наклонился почтительно, выслушивая приказание. До ушей Юсупа донеслось:
«В назидание другим отправьте его душу в преисподнюю».
«Чью это душу хочет он отправить в преисподнюю?»— как-то вяло подумал Юсуп, и тут ему велели повернуться и идти. Не успел он сделать трех шагов, как сзади прозвучал щелчок выстрела. Юсуп ощутил острое жжение в спине и повернулся, чтобы увидеть, что происходит, но в этот миг один край пустыни приподнялся, второй опустился и пустыня перевернулась, накрыв собой чабана...
...Тьма немного сдвинулась в сторону. До сознания Юсупа донесся голос:
«Скоро придет в себя. Теперь ему черт не страшен».
Юсуп с трудом размежил веки и увидел рыжеусого человека. Тот был в военной одежде и склонился над ним, выжидательно глядя ему в лицо. Заметив, что Юсуп открыл глаза, сказал: «Товарищ!»
Товарищ!
...Юсуп-ага проснулся потому, что кто-то тронул его за плечо. Салих.
— Отчего ты кричал, яшули?
— Разве я кричал?
— Диким голосом: «Товарищ!» Звал, что ли, кого?
— Мне снился сон. Увидел во всех подробностях события той ночи.
— А-а. Значит, ты звал командира отряда?
— Да. Показалось — он хочет уйти от меня.
— Бая тоже видел?
— Видел.
— А мне ничего не снилось, — сказал Салих, глядя на светлеющее небо.
— Твой мотоцикл не поломался?'
— Нет.
— А бензин есть?
— Много еще.
— Тогда поезжай к отаре личного скота, привези одну мою овечку.
— Зачем же в такую даль тащиться, яшули? Мяса мы с тобой и поблизости раздобудем.
— Хочу провести здесь день и еще одну ночь. Может, снова приснится тот сон. Хочу увидеть, как красный командир меня не покинул, остался со мной мой товарищ.
2
В кабинете председателя колхоза сидел Бяшим, младший сын Юсупа-ага. Он старался не выказывать раздражения и досады, но лицо у него было такое кислое, что угадать его настроение не составляло труда.
— Вам; наверное, скучно? — спросил Нуретдин. — Хотите посмотреть наш гранатовый сад? Видели вы когда-нибудь гранатовый сад?
— Нет, не видел.
— О, тогда посмотреть стоит! Это просто чудо. Особенно сейчас. Урожай хорош. Плоды крупные, величиной в кулак, даже в два кулака. Непонятно, как выдерживают их тоненькие веточки.
— Ну, гранаты-то я видел. Я ведь горожанин, а садоводы лучшие свои плоды вывозят на городские рынки. Так что вам не стоит беспокоиться.
— Да, горожанина в вас сразу угадаешь, — согласился Нуретдин. — Только горожане могут себе позволить в будний день носить белые сорочки. — У Бяшима удивленно вздернулись брови. — В городе они сохраняют белизну, а у нас тут пыль, — не без лукавства заключил председатель. — Да... А какова ваша профессия, уважаемый Бяшим?