Век Екатерины Великой - София Волгина

Выслушав сбивчивый рассказ Петра, Екатерина Алексеевна принялась успокаивать его. Прошло несколько дней, и Великий князь сообщил Екатерине, что приятели его выпущены на свободу, но с условием высылки за границу, и что они велели передать Его Высочеству – они не назвали его имени. Получив сие известие, Петр Федорович запрыгал от радости и долго не мог успокоиться. Что ни говори, а императрица весьма жалела своего племянника и сделала вид, будто он здесь совсем ни при чем. Что касается Иосафа Батурина, то его нашли виновным, ибо у него имелись далеко идущие замыслы: убить императрицу, поджечь дворец, создать переполох и оным преступным способом возвести Великого князя на престол. Поручика Батурина осудили на заключение в Шлиссельбурге до конца жизни.

В течение лета девятнадцатилетняя Великая княгиня – за неимением лучшего и, понеже скука при дворе росла, – пуще всего пристрастилась к верховой езде, остальное же время читала у себя все, что попадалось под руку. Прочитала она некоторые сочинения Готфрида Лейбница, Христиана Вольфа, Жан-Жака Руссо, даже новоявленного немецкого философа – Иммануила Канта. Что касается Великого князя, то, поскольку он лишился своих обожаемых охотников, теперь он выбрал новых любимцев среди камер-лакеев. На даче он продолжал дрессировать свору собак, а когда уставал их мучить, принимался за свою скрипку. Петр не знал ни одной ноты, но имел отличный слух, и для него красота звука заключалась в силе и страстности, которые он и старался извлечь из своей скрипки при помощи смычка. Однако слушатели его темпераментной игры с большим удовольствием избегали бы его концертов, понеже слушать громкий скрип было выше всяких сил. Пуще других мучилась его супруга.

Мария Крузе, продолжавшая наравне с Чоглоковыми быть надсмотрщиком Великокняжеской семьи, настолько смягчилась, что все чаще соглашалась обманывать Чоглоковых, коих все уже возненавидели. Окромя того, Крузе пособничала Великому князю, доставляя по его просьбе разнообразные игрушки, по большей части – оловянных солдатиков, коими он с большим удовольствием забавлялся. Играл он ночью, а днем их прятали в кровать и под нее. Великий князь ложился после ужина первым, и, токмо они оба оказывались в постели, Крузе запирала дверь на ключ, и тогда, встав с постели, Великий князь играл до часу или двух ночи. Волей-неволей Великая княгиня должна была принимать участие в его ночных упражнениях. Размышляя о странностях жизни, Екатерина думала и о своем невыносимом положении, когда она вынуждена спать в нижнем белье в одной постели, под одним одеялом с незрелым мужчиной, который с каждым днем становился для нее все более отвратительным и мерзким. Изменить же таковое положение у нее не имелось никакой возможности. Запасы терпения таяли, Екатерина молилась и просила Николая Угодника о чуде.

Однажды, видимо, проведав о сих ночных забавах, Чоглокова постучала в дверь около полуночи. Ей не сразу открыли, понеже Великий князь, Крузе и Екатерина спешно прятали игрушки. Разъяренная Чоглокова вошла и, не заметив игрушек, стала выговаривать им за то, что заставили ее ждать. Она предупредила, что императрице не понравится, когда та узнает, что они не спали в такой поздний час. После ее ухода Великий князь преспокойно продолжил играть, пока не захотел спать. Екатерина, как всегда, была принуждена дожидаться, пока он не угомонится.

Великая княгиня крайне удивилась любвеобильности Николая Чоглокова, когда через полгода после его возвращения из Вены выяснились его похождения. Глава большого семейства, отец шестерых детей, неожиданно воспылал любовью к одной из фрейлин.

В период пребывания в Петергофе все фрейлины Екатерины увидели в окна, которые выходили в сад у моря, что супруги Чоглоковы постоянно ходят из верхнего дворца во дворец в Монплезире, на берегу моря, где жила тогда императрица. Дабы узнать причину оных участившихся хождений туда и обратно, камер-фрау Мария Крузе наведалась к своей сестре, старшей камер-фрау самой императрицы. Вернувшись, она радостно сообщила, что все хождения супругов связаны с тем, что у Чоглокова связь с фрейлиной Екатерины Алексеевны, Марией Кошелевой, и что та была в тягости от него. Узнав об оных отношениях, императрица велела позвать Марию Симоновну и сообщила ей, что муж ее обманывает. Государыня Елизавета Петровна не понимала, как могла ее любимая двоюродная сестра не заметить, что любовники встречались у нее под носом. Она настолько возмутилась случившимся, что настаивала на ее разводе с мужем. Мария Симоновна, носившая под сердцем седьмого ребенка, не поверила, посчитав сие наветом и клеветой. Послали за девицей. Ея Императорское Величество сурово взглянула на виновницу и учинила допрос, в ходе коего Мария Кошелева чистосердечно призналась в своем грехе. Ярости Марии Симоновны не было предела! Она напомнила мужу о своей чистой любви к нему, об их детях, о постоянном труде во благо семьи в то самое время, как он, неблагодарный, оказывается, изменял ей. И Кошелева, вестимо, не первая подобная связь у подлого мужа!

Чоглоков ползал на коленях перед женой и императрицей жалкий, весь в слезах. Никто не сочувствовал ему, более того, все надеялись на отставку обоих. Но прошла неделя, и все более-менее успокоилось. Удалили токмо девицу к ее дяде, обер-гофмаршалу Шепелеву, а Чоглоковы остались. Им обоим пришлось пережить тайные презрительные взгляды тех, кто ранее их почитал. Вскоре Малый двор переехал в Ораниенбаум – но без несчастной фрейлины Кошелевой.

В Ораниенбауме императрица поселилась во дворце, а племянник с женой заняли флигель неподалеку от дворцового корпуса. Дабы не предаваться унынию, Великая княгиня вставала в три часа утра, сама одевалась в мужское платье. Старый егерь ждал уже ее с ружьями, затем они шли с легавой к берегу моря, где стояла наготове лодка. Они отправлялись стрелять уток в тростниках, что окаймляли море с обеих сторон Ораниенбаумского канала, уходящего в море на две версты.

Великий князь приезжал позже. Коли он встречал лодку жены, то отправлялся вместе с ней охотиться, коли нет, то каждый из них ездил и охотился порознь. Обычно к десяти часам Екатерина возвращалась и одевалась к обеду. После обеда она отдыхала, а вечером надобно было присутствовать на концерте Великого князя. Изредка катались верхом. Конечно же, основным занятием Великой княгини было чтение. Сей весной в Ораниенбауме она успела прочитать весьма заинтересовавшие ее повествования под названием «Жизнь Генриха IV» Перефикса и «Записки» Брантома, которые очень ее позабавили. С увлечением прочла она и богатую любовными приключениями историю жизни королевы Иоанны Неаполитанской, которая жила почти четыреста лет назад, и по чьему приказу был задушен ее муж, носивший русское имя Андрей, Андрей Венгерский.

Осенью двор вернулся в Санкт-Петербург. К зиме же императрица пожелала ехать в Москву. Камер-фрау Крузе решила, что Екатерине Алексеевне необходимо прибавить белья для сей поездки. Она полагала, оное занятие будет интересно Великой княгине. Распорядившись кроить белье в ее комнате, она намеревалась вместе с ней выяснить, колико может выйти рубашек из куска полотна. За раскроем ткани застала их гофмейстерина и, судя по всему, оное ей не понравилось. Чоглокова, пребывавшая в самом дурном расположении духа с тех пор, как открылась измена мужа, рвала и метала, все ее раздражало, все было ей не по душе. Неизвестно, что она поведала императрице, токмо на следующий же день государыня Елизавета Петровна сообщила Великой княгине об увольнении камер-фрау Крузе и назначении на ее место некой Владиславовой Прасковьи Никитичны. Екатерина поинтересовалась у своего камердинера Тимофея Евреинова о новой камер-фрау. Он отозвался о ней вполне положительно, но советовал ей не очень-то доверяться.

Владиславова оказалась женщиной высокого роста, с умным приятным лицом и хорошими манерами.

В начале зимы при императорском дворе неожиданно объявилась принцесса Курляндская. Великий князь Петр Федорович рассказал жене, что та – дочь знаменитого фаворита покойной императрицы Анны Иоанновны, опального герцога Эрнста Бирона. Через некоторое время Екатерина заметила какую-то особливую привязанность своего супруга к горбатенькой принцессе. Она решила узнать подробнее о семействе Биронов у своей всезнающей камер-фрау Владиславововой.

– А что, Никитична, помнишь барона Бирона? – вопрошала Екатерина Алексеевна.

– Как такого не помнить? – ответствовала Никитична. – Мне было лет семь-восемь, и все плевались в сторону его имени.

– Говорят, он был влюблен в нашу государыню Елизавету…

– Так и было. Недаром же она его пожалела, вызволив из Сибири, куда отправила его Анна Леопольдовна. Сослали-то его не куда-нибудь, а в Березово. Туда еще раньше сам Светлейший князь Меньшиков с семьей был сослан. Теперь же Бирон живет рядом со столицей.