Дневник белогвардейца - Алексей Будберг

Братанье с немцами идет во всю; на фронте 19 корпуса исчезли всякие признаки войны и началась оживленная меновая торговля; дивизионный комиссар 120 дивизии рассказал, что сегодня утром по всему фронту дивизии разбросаны немцами письма-прокламации, в которых уговаривают наших товарищей отказаться от всякой смены и потребовать, чтобы в окопы была поставлена 15 кавалерийская дивизия. Немцы очевидно очень хорошо осведомлены и в наших настроениях и в нашей дислокации; требование касающееся 15 кав. дивизии очень ярко подтверждает тесную связь немецкого командования и наших большевиков, так как последним надо посадкой в окопы сделать для себя безопасной последнюю еще сохранившую порядок воинскую часть. Вообще смена частей на боевых участках стала каким-то кошмаром для нас, строевых начальников, продолжающих отвечать перед своей совестью за безопасность фронта. Сменяться и идти в резерв хотят все, а идти на боевые участки - никто не хочет и нахально об этом заявляет.

Пускаются в ход разные комиссары и особые уговариватели; получается что-то невероятно нелепое и, казалось, абсолютно невозможное в обиходе того, что по какому-то недоразумению продолжает называться армией.

За весь день не получили ни одной телеграммы и ни одного радио; очевидно, что в Петрограде и в тылу идет такая завируха, что всем не до посылки телеграмм. Судя по последним газетам, демократические организации, как собравшиеся в Пскове, так и оставшиеся в Петрограде, вступили с большевиками в какие-то компромиссные переговоры. Это очень плохо, так как показывает, что силой с большевиками не справились; а раз это так, то все поведение большевиков показывает, что, чувствуя свою силу, они ни на какие компромиссы не пойдут.

В Москве идет кровопролитная резня; особенно пострадало Алексеевское военное Училище и кадетские корпуса; злодеи не пощадили несчастных офицерских детей, у одной половины которых отцы уже легли за родину, а у другой - отцы и братья несут смертные муки, изображая начальство и офицеров в прогнившей и засмердившей орде, носившей в былые времена доблестное имя русской армии.

Когда подбираешь все последние сведения, то грезится, что на нас надвигается настоящая черная Пугачевщина, усугубленная всем ядом хулиганщины 20 века, а когда к ней присоединится неизбежный при общем развале голод, то на Руси получится ужас, которого, вероятно, еще не видала старушка-земля, ибо все ранее бывшее не было сдобрено так обильно усовершенствованными ядами и вытяжками современной цивилизации, придающими особую гнусность и свирепость всякому насилию, ныне чинимому.

Дикари, грубые язычники, гунны и средневековые ландскнехты, сподвижники Пугачева и Стеньки Разина, кровожадные садисты разных времен должны найти себе достойных и далеко превосходящих их последователей в лице тех хулиганских орд, что нависли над Poccией.

В Двинске назревает острый конфликт между большевистским армискомом и командующим армией. Армиском со вчерашнего дня резко поднял свой тон, и занял положение хозяина. Болдырев заявил ряд протестов против распоряжений армискома, начавшего отдавать приказы частям непосредственно и направившего некоторые войсковые части к стороне Петрограда.

Не понимаю, для чего эти протесты; это что-то в роде особого мнения подсудимого на вынесенный ему смертный приговор. Я считаю, что все мы должны заявить требование, чтобы нас убрали, а распоряжение войсками в их современном состоянии отдали тем, кто считает себя достаточно сильным и компетентным, чтобы быть начальниками этих распущенных орд.

Вечером начальник 70-й донес, что 277 полк окончательно решил завтра двинуться на Двинск и силой оружия добыть себе там квартиры; на все уговоры и приказы армискома и большевистского армейского комиссара товарища Собакина решено наплевать.

Сообщил это гнусное известие начальнику штаба армии с унизительной добавкой, что в моем распоряжении нет никаких средств и способов воспрепятствовать этому гнусному решению, в конце добавил, что еще раз считаю себя обязанным заявить, что при такой обстановке наше пребывание на занимаемых должностях является позорной и унизительной комедией.

 Ночью и утром никаких известий; проскочило только радио петроградского Главкома Муравьева, что он занял Гатчину и что казаки Керенского отступают и мародерничают.

В 10,5 часов утра получил донесение, что 277 полк в боевом порядке двинулся в сторону Двинска и что ему на встречу выехал для уговоров армейский комиссар.

В 12 часов дня получена телеграмма, что Керенский окончательно разбит и бежал, а его казаки перешли на сторону Советов (под этим псевдонимом преподносится пока власть большевиков).

В Штарме думают, что эта телеграмма провокационная и сфабрикована большевиками, но я иного мнения; Керенский должен был победить немедленно же в первые дни восстания, ибо всякая задержка была не в его пользу; очевидно, он сорвался, прибавив лишний номер к числу быстролетных падучих звезд революционных времен.

Прежним губернаторам следовало бы прочитывать ежедневно по одной главе из "истории одного города", а нашим революционным заправилам следовало бы почаще вспоминать судьбу Дантона и Робеспьера.

Сейчас даже для большевиков предстоит решить вопрос, как они будут управляться с тем чудовищем, которое представляет армия. Ведь очевидно, что продолжать войну мы все равно не можем; чем дольше мы будем держать эти миллионы в атмосфере митингов, ничегонеделания, дерзости и пропитывания сознанием собственной силы и бессилия власти, тем безнадежнее и грознее будет будущее. И не дай Бог, если под напором внутреннего разложения лопнут последние обручи и эти орды шарахнутся стихийно по домам. Горе тогда прифронтовой полосе и железным дорогам, ибо им на себе придется испытать, на что способны товарищи, набившие руки в Тарнополе, Калуше и других районах стихийного бегства-погрома.

Хоть бы теперь начали отпускать домой наиболее шкурные и тянущие домой контингенты. Довольствие войск становится все труднее; железнодорожное движение идет через пень в колоду; возможность реквизиций и принудительных поставок отошла в область Царского прошлого; сейчас бывают дни, когда хлеба и муки, да и то по уменьшенным дачам, остается на 2-3 дня и приходится прибегать к самым экстраординарным мерам, до покупки зерна у населения по самым невероятным ценам; нельзя допустить, чтобы шкурные и политические беспорядки обратились в голодные бунты.

Интересно будет дожить до того, когда история разберется в событиях последних дней и выяснить, кто виноват в том, что нас слопали без остатка товарищи большевики, еще так недавно quantite negligeable. Неужели же не было иного, менее чреватого своими последствиями исхода?