Сталинград - Энтони Бивор

Солнце еще не достигло зенита, когда генерал Хубе после нескольких переговоров по рации внезапно приказал своему штабу остановиться. Ради экономии горючего двигатели тут же заглушили, и танки остановились. Несколько минут спустя в небе появился немецкий связной самолет. Покружив некоторое время, он совершил посадку возле бронированных машин. Пилот выбрался из кабины и решительным шагом направился к танку Хубе. Это был генерал фон Рихтгофен, теперь уже командующий 4-й воздушной армией. «Генерал Паулюс беспокоится за свой левый фланг», – записал он в своем дневнике. У Паулюса были все основания для беспокойства, да и сам Рихтгофен был недоволен приказом, гласившим, что «отныне первостепенной задачей Люфтваффе является уничтожение русских танков». Асы вермахта считали стрельбу по наземным целям ненужной и опасной работой. Здесь не требовалось мастерства ведения воздушного боя, и любой русский пехотинец мог запросто сбить самолет. Рихтгофен в армейской рубашке и сдвинутой на затылок фуражке церемонно приветствовал Хубе. По приказу фюрера все силы 4-й воздушной армии перебрасывались на Сталинградский фронт, чтобы «полностью раздавить русских». Доложив Хубе обстановку, Рихтгофен с несвойственной ему горячностью воскликнул: «Воспользуйтесь сегодняшним днем! Вас поддержит 1 200 самолетов, а вот завтра я уже ничего не смогу вам предложить».

В полдень танкисты, щурясь на солнце, увидели в небе тучи «юнкерсов» и «хейнкелей». Они летели к Сталинграду. Черные тени покрыли степь, а воздух наполнился воем сирен – так летчики приветствовали наступавшие войска. Танкисты восторженно махали руками им вслед, а вдалеке уже виднелись клубы черного дыма, поднимавшегося над городом, носящим имя Сталина.

Для жителей Сталинграда 23 августа стало незабываемым днем. Образцовый город со знаменитыми садами и белыми высотными зданиями, которыми так гордились горожане, превратился в пылающий ад. Громкоговорители, установленные на фонарных столбах, неустанно повторяли: «Граждане, воздушная тревога! Граждане, воздушная тревога!». Население и прежде выслушивало немало подобных объявлений и поначалу не восприняло предупреждение всерьез. Лишь когда батареи ПВО открыли огонь, люди бросились в укрытия. На широких улицах, лежащих параллельно Волге, укрыться было практически негде, разве что в вырытых во дворах окопах да погребах. Авиация Рихтгофена приступила к бомбардировке всей территории города, а не только промышленных целей. В городе творилось нечто невообразимое. На деревянные дома юго-западной окраины обрушился град зажигательных бомб. Этот район выгорел дотла. Коробки многоэтажек, расположенные ближе к Волге, устояли, но перекрытия внутри обрушились. Здания в центре города либо рухнули, либо были объяты огнем. Матери прижимали к груди мертвых младенцев, а дети пытались приподнять с земли тела убитых матерей. Сотни семей были заживо погребены под развалинами. Один немецкий пилот, после того как его бомбардировщик был сбит, выбросился с парашютом. Однако ему не удалось спастись. Летчик опустился прямо на крышу пылавшего дома и сгорел заживо. Сталинградцы видели, как он погибает, но были настолько потрясены происходящим, что не могли уже испытывать никаких чувств – ни сожаления по поводу смерти человека, ни радости от справедливого возмездия.

На берегу Волги тоже бушевало пламя. Бомбы попали в цистерны с горючим, взметнув в небо огненный столб. Черная нефть растеклась по реке на многие километры. Бомбы уничтожили телефонную связь в городе и разрушили водопровод. Несколько «зажигалок» попало в главную городскую больницу. Авианалет настолько напугал ее персонал, что врачи и медсестры разбежались, бросив больных на произвол судьбы. Пациенты в течение пяти дней оставались без пищи и ухода.

Приводить город в порядок после этого жуткого налета пришлось одним женщинам, поскольку почти все мужчины были на фронте. Женщины хоронили своих близких прямо во дворах домов.

Авианалет на Сталинград, самый массированный на Восточном фронте, явился кульминацией карьеры Рихтгофена. 4-я воздушная армия совершила в тот день 1 500 вылетов, сбросив 1 000 тонн бомб и потеряв при этом всего лишь три боевые машины. В Сталинграде в то время находилось 600 тысяч человек, и 40 тысяч из них было убито только за первую неделю бомбардировок. Причина, почему столько гражданских лиц и беженцев осталось на западном берегу Волги, объясняется существовавшим тогда режимом. НКВД затребовало в свое распоряжение почти всех речников, намеренно стараясь эвакуировать как можно меньше гражданских лиц. Затем Сталин, во избежание паники, запретил жителям Сталинграда эвакуироваться через Волгу. По его мнению, эта мера должна была вынудить войска и местную милицию еще отчаяннее защищать город. «Всем было наплевать на людей, – рассказывал потом один из очевидцев. – Мы были просто пушечным мясом».

Пока авиация Рихтгофена бомбила Сталинград, 16-я танковая дивизия продвинулась на 25 километров вперед по степи, не встретив практически никакого сопротивления. Правда, в районе Гумрака, на окраине Сталинграда, немцы получили отпор. Германские танки обстреляли зенитные батареи, состоящие из девушек-добровольцев. Недавним выпускницам техникумов и институтов прежде не доводилось стрелять из пушек, и стрелять по наземным целям их тоже никто не учил. Снарядов катастрофически не хватало, и все же девушки смогли достойно встретить противника. Юные орудийные расчеты яростно крутили ручки зениток, опуская их на нулевой уровень, стремясь перенацелить свои орудия с бомбардировщиков на танки. Однако экипажи немецких танков быстро преодолели невольное удивление и бросились в атаку. Вскоре сопротивление было подавлено.

За неравным боем с болью в сердце следил капитан Саркисян, командир батареи тяжелой артиллерии. Каждый раз, когда зенитки смолкали, он восклицал: «Все, теперь их уже нет! Их с лица земли стерли!» Но всякий раз после паузы пушки вновь начинали стрельбу. «То была первая страница в летописи обороны Сталинграда», – сказал потом писатель Василий Гроссман.

Немецкий бронированный «кулак» уже почти достиг своей цели. В 4 часа пополудни, когда августовский жар стал понемногу спадать, немцы подошли к Волге. Солдаты 16-й танковой дивизии широко раскрыв глаза смотрели на великую реку. Они просто не могли поверить в это чудо. То и дело слышались восклицания: «Подумать только, ведь засветло мы были на берегу Дона и вот уже у Волги. А ведь не прошло и суток!» Тут же защелкали фотоаппараты, каждому солдату хотелось сфотографироваться на живописном берегу. Позднее несколько фото подкололи к рапорту штаба 6-й армии. «Волга достигнута» – гласила надпись на обороте.

Сразу же по прибытии немецкие асы Курт Эбенер и его друг из эскадрилий «Удет» совершили облет Волги к северу от Сталинграда. Пилоты увидели внизу германские танки, и их «охватило невыразимое чувство радости за своих боевых товарищей на земле». Совершив над колонной танков несколько победных фигур высшего пилотажа, летчики вернулись на базу.

Как и другие командиры, капитан Лорингофен, стоя на башне танка, разглядывал в бинокль великую реку. С более высокого западного берега вид был намного живописней. «Мы смотрели на простиравшуюся за Волгой степь, – записал он позднее в своем дневнике. – Отсюда лежал прямой путь в Азию, и я был потрясен».

Танкисты недолго предавались размышлениям. Очень скоро им пришлось атаковать очередную зенитную батарею, открывшую по немецким танкам огонь. Расчеты зенитных батарей были поразительно бесстрашны. По словам капитана Саркисяна, девушки просто отказывались прятаться в бункерах. Одна из них, по имени Маша, четверо суток оставалась на своем боевом посту и не покинула его, даже получив тяжелое ранение. Если это и преувеличение, рапорты из немецких танковых дивизий не оставляют сомнений в храбрости защитников Сталинграда. «До самого вечера нам пришлось биться против 37 вражеских зенитных позиций», – говорится в одном из отчетов. Танкисты ужаснулись, когда узнали, что стреляли по молоденьким женщинам. Русским сочувствие немцев показалось крайне нелогичным, ведь в этот же день авиация Рихтгофена уничтожила в городе немалое количество женщин и детей. Впрочем, вскоре и немецкие офицеры перестали питать к русским женщинам рыцарские чувства. «Русские женщины – это настоящие солдаты в юбках, – пишет один из них в своем дневнике. – Они готовы сражаться по-настоящему и в ратном деле могут заткнуть за пояс многих мужчин».

Защитники Сталинграда оказались в крайне опасном положении. Генерал Еременко сосредоточил большую часть своих сил на юго-западном направлении, чтобы остановить продвижение 4-й армии Гота. Он даже представить себе не мог, что армия Паулюса столь быстро прорвет оборону на его правом фланге. Никита Хрущев встретился с Еременко в штабе, расположенном в глубоком тоннеле под руслом реки Царица. Угроза была столь серьезна, что, получив сообщение о наведении саперами понтонного моста через Волгу, Еременко тут же приказал его уничтожить. Саперы в ужасе смотрели на своего командира, отказываясь верить своим ушам. Их слабое недовольство немедленно было пресечено. Трудно представить себе ту панику, что охватила бы Сталинград, случись Штрахвитцу захватить плацдарм на восточном берегу Волги, не говоря уже о реакции Москвы.