Сталинград - Энтони Бивор

Воздушные бои над Доном в первые дни августа не могли не привлечь внимания войск, сражавшихся на земле. Немецкие танкисты и пехотинцы, прикрывая глаза от солнца, следили за дымными следами в голубом небе. Русские истребители обычно атаковали наземные цели в полдень. Распорядок налетов советской авиации был столь постоянен, что «мессершмиттам» не составляло труда обнаружить противника. Каждая сбитая машина вызывала оживление и крики радости у сидевших в окопах немецких солдат. При передислокации немцы редко заботились о маскировке своих штабов. Работая по ночам в наспех разбитых палатках, офицеры обнаружили, что свет их ламп чаще привлекает мошкару, нежели пули противника. Днем, пока машины перевозили штаб на новою позицию, штабники дремали. Командующий 16-й танковой дивизией генерал Ганс Хубе порой спал даже во время сражения, прямо перед штабной палаткой. Внешность «папы Хубе», как называли его в войсках, производила на солдат неизгладимое впечатление: пристальный взгляд, изборожденное суровыми морщинами лицо и черный протез вместо левой руки, которую он потерял еще во время Первой мировой войны, действительно не так-то легко было забыть. Хубе был крайне дисциплинирован и твердо придерживался своего распорядка. Независимо от того, шло сражение или нет, каждые три часа он ел, считая, что и на войне необходимо поглощать должное количество калорий и витаминов. Его нельзя было причислить к интеллектуалам, но это был далеко не глупый, ясно мыслящий человек. Гитлер всегда восхищался им как солдатом.

Танкисты из дивизии Хубе не раз отпускали шуточки по поводу тупости русских, оставляющих танки на открытых местах. Правда, с другой стороны, они признавали, что Т-34 куда лучше германских танков. К сожалению, прицел этой замечательной машины был далек от совершенства. Дело осложнялось еще и тем, что лишь у некоторых русских командиров имелись бинокли и совсем уж единицы располагали рациями. Но самым слабым местом Красной Армии по-прежнему оставалась ее убогая тактика. Русские танкисты совершенно не использовали преимущества рельефа местности и, похоже, не знали принципов стрельбы и маневра. Как вскоре заметил Чуйков, танкисты оказались не в состоянии координировать свои атаки с авиацией. Порой немцы чувствовали себя настолько вольготно, что ослабляли караулы. Так 30 июля 1942 года группа танков Т-34 под покровом темноты подошла к штабу Хубе, расположившемуся в одной из деревень. Немецкие офицеры лихорадочно одевались под разрывами снарядов. Подевильз, военный корреспондент, приписанный к дивизии, так писал об этом в своем дневнике: «Весьма угнетающее зрелище». Немцев удивил и предыдущий день, когда русские танки совершили на них «невиданный гнусный налет», как выразился Хубе.

Очень скоро первое потрясение было преодолено. Подошло подкрепление из 2-го танкового полка, и уже неделю спустя русские танки полыхали на открытой низине. Экипаж одного из Т-34 пошел в самоубийственную атаку, обстреливая дивизионный транспорт. Атака длилась крайне недолго, ближайший немецкий танк прямой наводкой снес Т-34 башню. «Вам лучше бы перебраться за линию фронта, там куда безопасней», – заметил наутро Хубе Подевильзу, Подевильз оценил сарказм Хубе, но не внял его совету. Днем он, прихватив с собой пару солдат, проехал по проселку, прилегавшему к топи. Один русский танк еще дымился, и от него несло горелой человеческой плотью.

В штабе корпуса Подевильз узнал, что за последние восемь дней Красная Армия получила подкрепление тысячью танков, почти половина из них была уничтожена. Эти цифры, конечно, сильно преувеличены. Русские имели в своем распоряжении лишь 550 танков, причем часть экипажей даже не пробовала перебраться на противоположный берег. И тем не менее вид подбитых Т-34 впечатлял. Генерал фон Зейдлиц даже сказал, что издалека подбитые русские танки выглядят, как огромное стадо слонов.

Каким бы ни было истинное число уничтоженных бронемашин, немцы твердо знали, что победа не за горами. У русской «гидры» не могли без конца расти новые головы.

Фюрер, недовольный темпами наступления, вернулся к первоначальному плану захвата Сталинграда при помощи 4-й и 5-й армий. Потеря времени и топлива им не учитывалась. Танковые дивизии Гота отреагировали мгновенно. Встречая крайне слабое сопротивление, они вскоре подошли к городку Котельниково, в сотне километров к юго-западу от Сталинграда. Вопрос сейчас состоял в том, поспеют ли они за сделанными Гитлером изменениями плана. Генерал фон Рихтгофен на основе данных воздушной разведки 2 августа записал в своем дневнике: «Русские перебрасывают силы к Сталинграду со всех направлений». Паулюс при поддержке авиации Рихтгофена двинул в атаку 16-ю и 24-ю танковые дивизии. Через два дня ожесточенных боев немцам удалось окружить восемь стрелковых дивизий и всю артиллерию русских к западу от Дона. Окончательно окружение завершилось под Калачом. С вершины небольшой возвышенности на берегу «тихого Дона» немецкие танкисты смотрели на терявшийся в фиолетовых сумерках поселок Калач. За Калачом степь простиралась до самого Сталинграда. Поселок состоял из крохотных изб разбитой железнодорожной станции и «крайне примитивных» деревянных строений. Добившись такого успеха, танкисты шутили, испытывая счастливое облегчение после тягот и напряжения битвы. Из некоторых танков доносилось пение.

Однако эта идиллия длилась недолго. Вскоре командиры приказали экипажам занять оборону. Дело в том, что после захода солнца тысячи русских окруженцев, зажатых на западном берегу Дона, перешли в наступление. Всю ночь округу оглашали разрывы снарядов да сухой стук пулеметных очередей. На следующий день немцы взялись за систематическую «очистку» близлежащих лесов от противника. Со стороны это напоминало охоту на оленя. Среди пленных оказалось немало офицеров высшего командного состава. Ночью разгорелся еще один бой в непосредственной близости от немецких позиций, и утром было принято решение поджечь лес, дабы «выкурить» оставшихся в живых русских. В конце концов район посчитали очищенным от противника. Лишь очень небольшой части солдат Красной Армии удалось избежать плена. От 18-й стрелковой дивизии из 62-й армии, численность которой к началу боев составляла 13 000 человек, осталось всего 105 бойцов. Им удалось переправиться на противоположный берег Дона и пробиться к своим.

Несмотря на видимое превосходство, немало немецких солдат не разделяло уверенности Паулюса в том, что противник полностью уничтожен. В первый же день противотанковый батальон 371-й пехотной дивизии потерял убитыми 23 человека. Все чаще до солдат 5-й армии доносилось громогласное «ура» наступавших русских. В 76-й пехотной дивизии пришлось дополнительно выделить солдат для похоронной команды. Один из них, попав через месяц в плен, рассказывал советскому переводчику, что иной раз им приходилось закапывать по 70-80 трупов в день.

Бои были крайне тяжелыми. Солдаты обеих армий проявляли поистине чудеса героизма. Так, образцом для всех солдат вермахта стал один капрал-артиллерист, простоявший у орудия 29 часов без перерыва. «Русские могут стрелять сколько им угодно, но мы будем стрелять больше», – говорил он впоследствии. А вот что писал домой другой немецкий солдат: «Единственное утешение, что в Сталинграде нас ждет мир и покой. Там у нас будут зимние квартиры и, вполне возможно, особо отличившихся отпустят в отпуск. Не буду хвастать, но надеюсь на скорую встречу».

Пожалуй, в полной мере приказ Сталина «Ни шагу назад!» применили только в городе, носящем его имя. Местному комитету обороны поставили задачу превратить Сталинград в крепость. Задача была непростой, ведь город протянулся на 20 километров по западному берегу Волги. Защитники имели в своем тылу широкую полосу открытой воды, по которой и поступали все боеприпасы. По всей Сталинградской области проводилась тотальная мобилизация. В ополчение вступали все трудоспособные мужчины и женщины в возрасте от 16 до 45 лет. Их было не менее 200 тысяч, а руководили ими районные и городские партийные комитеты. Как и в Москве за год до этого, женщины и дети постарше отправлялись копать окопы и противотанковые рвы глубиной до 2-3 метров. Армейские саперы закладывали на западном берегу тяжелые противотанковые мины. Школьники окапывали цистерны с горючим, которые стояли на берегу Волги. Под надзором учителей они таскали землю на деревянных носилках.

Первостепенное внимание уделялось средствам противовоздушной обороны, но, к сожалению, многие пушки не были обеспечены боеприпасами. Зенитные расчеты, состоящие в основном из девушек-комсомолок, размещались на обоих берегах Волги. Они защищали ключевые объекты, такие как электростанция в Бекетовке, заводы в южной части города. Рабочие заводов, занятые на линиях по производству оружия, например, на Сталинградском тракторном заводе, перешедшем теперь на выпуск танков Т-34, обязательно проходили начальную военную подготовку. Комитет обороны Сталинграда издавал декрет за декретом. Колхозникам было приказано сдать свои личные запасы зерна для нужд Красной Армии. Тех же, кто не смог выполнить свой «патриотический долг», судили по законам военного времени. Укрывание дезертира каралось десятилетним заключением. Ректора одного из институтов отдали под суд только за то, что 30 из его 70 студентов, получивших повестки и которым было по 17–18 лет, дезертировали по дороге в комиссариат. Так же сурово трибуналы судили гражданских дезертиров, безоговорочно объявляя их «предателями партии и Советского Союза». Зачастую обвинение было лишь вопросом времени. Так, например Ю. С., бежавшая в деревню после массированной бомбежки, была приговорена к 5 месяцам лагерей за то, что «оставила свое рабочее место». В то же время Л. С., оставшийся дома после прихода немцев, был заочно осужден как «изменник Родины». Бедняге грозило как минимум 10 лет ГУЛАГа.