Династия Дунканов - Дороти Дэниелс

Она откликнулась на мой стук, приглашая войти, и я нашла ее занятой тонкой вышивкой, в очках в латунной оправе, сквозь которые она смотрела, делая изящные стежки. Увидев меня, она дотронулась до очков и рассмеялась.

– Я забываю, что ношу их, а мир на самом деле достаточно велик, чтобы я его хорошо видела, но эта работа так тонка…

– Она прекрасна, – я оценила чехол для стула, которым была занята Аугуста. – Я так и не научилась этому искусству.

– И не надо, – посоветовала она. – Тогда сохраните зрение. Вам понравился бал?

– О да. Это был чудесный прием.

– Вы были, разумеется, в центре внимания, Джена. Вы имели полный успех.

– Я рада. Благодарю вас за эти слова.

– Клод доставил вам немало хлопот, не так ли?

– Вы об этом знаете? – Я села близко к ней. Она склонилась над работой и разговаривала, делая свои крошечные стежки.

– У меня так мало занятий, и я в курсе всего, – сказала она с тихим смехом. – Как правило, я мало говорю, но знаю, что происходит. – Теперь она подняла глаза, глядя прямо на меня поверх очков, которые съехали на кончик носа. – Не позволяйте им повредить вам, дитя мое. Не поддавайтесь им. Уолтер – отвратительная пародия на мужчину. Его не выносит даже собственный отец. Бедняжка Мари проклинала день, когда вышла за него.

– Я не знала об этом, – сказала я.

– О да. Но не стоит ей слишком сочувствовать. Она, конечно, была очаровательная девушка, но она вышла за Уолтера из-за денег. Или, скорее, из-за денег его отца. Может быть, все бы обошлось, но когда она узнала, что не может иметь детей, она перестала существовать для Клода.

– Как вы думаете, Аугуста, что с нею случилось?

– О, я не знаю. Никто не знает. Она была девушка неуравновешенного склада. Подозреваю, она, устав от всего, упаковала вещички и уехала.

– Она уехала, – сказала я, – но вещички не упаковала. Все, что ей принадлежало, осталось здесь. Я это знаю, поскольку их отдали мне.

На сей раз Аугуста отложила работу и сняла очки.

– Да… Она уехала от нас неожиданно. Возможно, нашла кого-то, кто понравился ей больше Уолтера. Это дело нетрудное – Уолтер и есть Уолтер. Ленив, коварен, неисправимый лжец. Он способен быть бессердечным, даже жестоким.

– Я сообщила мистеру Дункану, что не выйду за Уолтера.

– Я и это знаю. Но вы выйдете, моя дорогая. Он вас заставит. Не знаю как, но Клод всегда находит способ. Он может быть таким же бессердечным, как его сын. Даже больше, поскольку его жестокость настигает вас множеством хитрых способов.

– Что же мне делать?

– Я бы пошла в свою комнату, собрала, что мне принадлежит или было мне отдано, велела одному из конюхов отвезти себя в Новый Орлеан и никогда сюда не вернулась.

– Я не могу так поступить.

– Знаю. Мне следовало бы сделать так годы тому назад, но я не смогла. Теперь извлекаю из своего положения, что могу. Слава небесам, я не замужем за человеком вроде Уолтера.

– Аугуста, известна ли вам причина, по которой кто-то желал бы убить меня?

– Сохрани Бог, детка, конечно же, нет. Да и кто мог бы настолько вас не любить?

– Боюсь, есть причины покрупнее, чем простая нелюбовь, – сказала я. – Может статься, я знаю нечто, значения чего до сих пор не понимаю. Или стою у кого-то на дороге. Мне неизвестна причина. Знаю только, что дважды меня едва не убили. Вот почему я спросила о Мари. Интересно, не имеет ли она к этому отношения.

Глаза у Аугусты удивленно расширились.

– Но ее даже нет здесь.

– Не имею в виду, что Мари лично два раза покушалась на мою жизнь, но ее присутствие здесь до моего появления, ее исчезновение – возможно, то или другое является причиной опасности, которая, кажется, надвигается на меня.

– Не вижу, каким образом, – сказала Аугуста. – Ведь… она… она… исчезла. Разумеется, по своей воле.

– Пытался ли кто-нибудь отыскать ее? Я имею в виду – действительно найти?

– Мы думали, что она вернется, Джена. Откровенно говоря, мы искренне в это верили, и когда миновали недели, стало уже безразлично. Если откровенно, мы были рады избавиться от нее. Она всех нас раздражала.

– Но ведь хоть кто-нибудь должен был попытаться ее найти?

– О, наверно, ее родители пытались. Они живут в Новом Орлеане. Они приезжали сюда и пробовали вытянуть из Клода деньги, говоря, что Уолтер виноват в ее бегстве. Излишне говорить, что они не получили ни пени, да и не заслуживали денег.

– Был ли Уолтер вполне заинтересован в поисках Мари?

– О, он поплакался об этом. Полагаю, его опечалил ее отъезд. Возможно, его гордость была уязвлена, но скоро он позабыл о жене.

– Хочу, чтобы она вернулась, – сказала я. – Это решило бы проблему для нас с Дэвидом.

– Если бы она вернулась, то, думаю, Клод заплатил бы ей, чтобы снова уехала. Он уже предпринял первые шаги к официальному объявлению ее мертвой. Это потребует некоторых усилий, так как согласно закону должно пройти семь лет, а она исчезла… дайте-ка вспомнить… да, я скажу… это было год тому назад. Целый год. А кажется, будто вчера.

Я грустно покачала головой. Прошел всего год, а теперь ее хотят объявить мертвой. В Новом Орлеане деньги и власть могут почти все. Аугуста снова занялась шитьем, и я, оставив ее, пошла вниз. Я не находила себе места. Заточение в доме мне наскучило. Я хотела выйти на воздух, по крайней мере для краткой прогулки. Я знала, что это могло быть опасным, поэтому поискала Лаверна или Клода, но ни того, ни другого найти не смогла.

Одетта, осматривавшая заново обставленную гостиную, не обратила на меня внимания, когда я вошла. Я не имела намерения позволять ей подобным молчанием унижать меня.

– Вы видели мистера Дункана или мистера Кейвета? – спросила я.

– Оба уехали в поле. Не вернутся до заката солнца.

Я сказала «спасибо» и отвернулась, но, поразмыслив, снова обратилась к ней.

– Одетта, вы едва вежливы со мной с тех пор как я здесь появилась. Я не причиняла вам намеренно никакого зла, не относилась к вам с пренебрежением. Почему же вы так меня не любите?

– Лучше бы вы сразу уехали. Как сделала та, другая.

– Мари? Что вы знаете о ее исчезновении?

Одетта тщательно свернула тряпку, которую неизменно носила с собой. Подняв метелку из перьев для смахивания пыли, она хлопнула ею по одному из стоявших рядом стульев.

– Ничего не знаю о том, куда она поехала. Это не мое дело.

– Вы думаете, она жива? – спросила я.

Одетта побледнела, а тонкие губы стали еще тоньше.

– Почему это вы такое говорите, а? Какое вы имеете право так говорить?

– Полное право, должна вам сказать. – Я внезапно начала понимать, что кроется за ее ненавистью ко мне. Это была лишь догадка, но ее стоило развить. – Может быть, это дело рук Уолтера…