Династия Дунканов - Дороти Дэниелс

– Значит, стараясь сделать так, чтобы моя лошадь меня сбросила, сухая ветвь дерева на месте прыжка, дикая гонка в тот день, когда мы ехали в город в оперу… все это затем, чтобы я испугалась и уехала. Не так ли?

– Да… Только без ветви у каменной стенки. Я не клал ее туда. Вы не можете сказать, что это сделал я.

– Хорошо. Верю вам на слово. Остальное было для того, чтобы устранить меня, чтобы я не смогла выйти за вас – после того, как ваш отец сказал, что намерен добиться официального объявления Мари умершей.

– Да. Я просил его не делать этого. Я хотел, чтобы он повременил. Мари вернется. Знаю, что вернется. Она не ненавидит меня. Если бы она захотела вернуться, я бы предложил жить с нею в городе, а не здесь, на плантации. Я бы пошел работать и не имел бы ничего общего с отцом. Я его ненавижу. Маму я тоже ненавижу, потому что она хочет того же, что делает папа. Кого беспокоит продолжение фамилии Дунканов? Не меня. Что до меня, она может умереть со мной, и Бог с ней.

– Известна ли вам какая-нибудь причина, по которой кому-то была бы выгодна моя смерть? – спросила я.

– Я не хотел убить вас, – поспешно сказал он. – Клянусь, не хотел. Мог бы, но не настолько вас ненавижу. Если бы вы просто уехали…

– Я не спрашивала, пытались ли вы убить меня. Я имела в виду, есть ли кто-то еще, кто мог бы желать моей смерти?

Он тяжело покачал головой из стороны в сторону.

– Не знаю. Какой прок от вашего убийства?

– Хотела бы я знать, Уолтер.

– Вы намерены сообщить папе о моем поступке? – Теперь в его голосе был оттенок беспокойства.

– Нет, если пообещаете мне никогда больше не повторять подобного.

– Обещаю. Это была глупость. Я делаю много глупостей, но я не хочу навредить вам. Никогда!

– Тогда я ничего не скажу. Но нам надо договориться об одной вещи. Вы не женитесь на мне, а я никогда не выйду за вас.

– Торжественно это подтверждаю. Ведь я хочу, чтобы вернулась Мари. Как вы думаете, Джена, она вернется?

– Не знаю. Я ее не знала, но говорят, она была очень красива.

Он закрыл глаза, словно пытаясь вызвать в памяти ее образ.

– Да, это так. О, она была так красива, что дыхание перехватывало. Никогда не думал, что она выйдет за меня. Но она вышла. Это говорит о том, что она, наверно, любила меня.

– Конечно, любила. – Про себя я удивлялась, как человек с репутацией волокиты и игрока может быть столь наивным. Мне подумалось, что эта его репутация мошенника построена на песке. Действительно, Уолтер медленно мыслил и действовал. Его репутация азартного игрока основывалась, должно быть, на том, что он неизменно проигрывал. Его истинная натура и ум были едва скрыты под тонким покровом искушенности, которую он каким-то образом приобрел. Не бояться нужно было этого человека, а испытывать к нему сочувствие.

– Я ничего не скажу с том, что вы пытались напугать меня, – еще раз пообещала я.

Он кивнул, снова вскочил в седло и уехал. Все еще дрожа, я направилась к усадьбе, теперь уверенная в том, что для меня небезопасно выходить из дома. Я чувствовала наверняка, что все остальное случившееся со мной – не дело рук Уолтера. Но тогда чьих же?

Я осознала, что единственный способ положить конец настояниям Клода Дункана относительно сохранения рода Дунканов – это вернуть Мари. Клоду было бы гораздо труднее добиться развода, чем официального признания смерти. Уолтер не повинуется ему, если речь пойдет о разводе, и, возможно, Клод это знал или понимал.

Остаток дня был спокойным и скучным. Одетта держалась от меня стороной. Намеренно или нет, я не знала. Аугуста, по всей видимости, все еще была занята своей работой, а Селина – поскольку я ни разу не видела ее за весь день – должно быть решила провести его в постели, как это иногда делала.

Клод и Лаверн оба были в новоорлеанской конторе плантации, так что я была предоставлена сама себе. Некоторое время я провела за чтением, также за изучением имущества, оставленного Мари, ища возможный ключ к разгадке ее исчезновения. Я не нашла ничего. Меня поддерживали мысли о том, что завтра вечером мне предстоит быть в театре и увидеть Дэвида, дирижирующим на премьере новой оперы. Я знала, что он несколько дней репетировал, и молилась, чтобы он раз и навсегда проявил себя и получил контракт, которого желал.

Назавтра я была еще счастливее, так как теперь уже скоро должна была увидеть Дэвида. Планы Клода не изменились. Он, я и Лаверн намеревались ехать в театр. Селина для этого не совсем хорошо себя чувствовала, а Аугуста без объяснения причин просто сообщила, что предпочла бы остаться дома.

Ранним утром Клод решил ехать в город, а мы с Лаверном должны были встретиться с ним в отеле за ужином, прежде чем отправиться в оперу. В середине дня я была готова и нетерпеливо ждала, пока оденется Лаверн. Наконец мы в одном из экипажей пустились в путь.

Я всегда полагала, что могу доверять Лаверну. Ничто из того, что я по секрету ему сообщала, пока не достигало ушей Клода. Чем больше я размышляла о странном поведении Уолтера и о причинах, которые его к этому побуждали, тем больше меня все это занимало. Мне хотелось услышать еще чье-то мнение, мнение человека, не связанного кровными узами с семьей Дунканов.

Лаверн выслушал меня. Я рассказала ему, как Уолтер старался запугать меня, чтобы я уехала, и о варварской попытке убить меня, затоптав лошадью.

– В Уолтере, – сказал Лаверн, – сидят, как часто кажется, два разных человека. Я видел его за карточной игрой, выказывавшим немалую смелость при блефовании и более здравые суждения о картах и людях, чем вы могли бы в нем предположить. Он также обычно ищет женского общества, и если дамы надо добиваться, уговаривать, то тем лучше. В такие моменты он может быть обходительным и истинным джентльменом. С другой стороны, ему нравятся глупые штучки вроде тех, какие он выкидывал с вами. Я видел его дурным настолько, чтобы быть в состоянии убить кого-либо, и кротким настолько, чтобы стоять на коленях. Не знаю, что с ним делать. Своего отца он тоже ставит в тупик.

– Которая же его часть преобладает и управляет его тайными помыслами? – спросила я.

– Откуда мне знать? Из того, что он говорил, я сомневаюсь в одном. Он утверждает, что любил Мари и хочет ее вернуть. Это ложь. Он ненавидел ее за то, что она пилила его, постоянно напоминала о том, что он ее не обеспечивает, оставляя это на отца. Когда Клод поскупился на деньги для нее, она как никогда резко набросилась на Уолтера и приказала добыть ей еще денег. Что, как она знала, было невозможно, если только Уолтер не начнет работать, – а такой участи он боялся, как смерти.

– Она убежала, потому что ненавидела больше всех Уолтера? Или еще больше его отца?