Единственная - Норма Бейшир

Слоун взяла из коробки разбитую елочную игрушку, подержала ее в руках и положила обратно. Сэмми Дуглас, дерзкая, остроумная девчонка… О чем это она задумалась? Все было так давно, в какой-то совершенно другой жизни…

— Слушай, Слоун! — услышала она голос Джордана. — В том, что ты рассказываешь, есть что-то интригующее…

— Я совершенно не хотела тебя заинтриговать, — холодно заметила Слоун.

Сидя на полу, среди разорванной оберточной бумаги, лент и коробок, Тревис с неостывающим энтузиазмом продолжал разбирать новогодние подарки. Слоун, положив голову на плечо Джордану, сидела рядом, на краю дивана.

— Смотри внимательно, — предупредила она сына, — не открой случайно чужой пакет, ты уж больно увлекся.

— Ну, а когда вы будете открывать свои подарки? — Тревису не терпелось увидеть их.

— Да прямо сейчас! — Джордан вытащил из-под елки огромный пакет, обернутый в сверкающую серебристую бумагу, перевязанную голубой лентой.

— Что там? — Слоун вытянула шею.

— Дорогая, есть только один способ удовлетворить любопытство. Догадываешься, какой?

Слоун надорвала бумагу, обнаружив большую коробку, осторожно подняла крышку. Короткий вскрик — потом тишина. Слоун не могла глаз отвести от той самой шубы из чернобурки, шубы, о которой она мечтала давно, а увидела на Пятой авеню в октябре.

— Я не знаю, Джордан, что сказать…

— Не надо ничего говорить, лучше примерь.

— Нет, если надеть сейчас — не будет вида.

— Да уж ладно, померь, увидишь, на тебе она будет прекрасно выглядеть, что бы ни было под шубой.

Слоун покачала головой.

— Нет, нет, не сейчас, позже… давай-ка открывай свой подарок — вон тот красный пакет.

Джордан нашел пакет и уселся с ним на диван. Пакет тоже был огромный.

— Ничего себе! Что там может быть? Не лошадь же?

— Не совсем.

Развернув бумагу, Джордан обнаружил тоже под ней коробку, а сняв крышку, увидел внутри еще одну, поменьше, обернутую в золотую фольгу. А внутри той — еще одна, и еще, и еще. Коробочки становились все меньше и меньше, а бумага и картон у ног Джордана уже образовали горку.

— Слоун, ты скажешь, когда это кончится?

— Сам увидишь.

— Но я уже устал…

Наконец он дошел до последней коробочки, очень маленькой, в голубой бумаге. Джордан взвесил ее на руке.

— Спорим, там ничего нет. — Джордан повертел коробочку в руках — она — как последняя точка в романе. Слоун подсунула под ленточку палец, дернула. Джордан медленно открыл коробочку — и замер. На фоне синего бархата лежал золотой медальон с цепочкой. На нем был изображен Мунстоун. А над Мунстоуном летел Пегас с всадником, державшим в поднятой руке клюшку для поло.

— Я дала ювелиру фотографию Мунстоуна, и он сделал рисунок точно по ней.

— Восхитительно! — Никто никогда не дарил ему ничего подобного — такого умного, оригинального, сделанного для него подарка!

— Дай-ка надену на тебя. — Она вытянула руки, чтоб застегнуть замочек медальона, но Джордан решил все по-своему: его губы встретились с губами Слоун. Тревис уже большой, он все понимает.

— И как ты хочешь, чтоб я это сделал?

Двое сидели в закутке маленькой таверны в Форт-Лодердейле. Они пришли сюда поговорить о деле — и место было выбрано с расчетом, что здесь их никто не узнает. Перед каждым стояло по кружке пива, но пиво мужчин не интересовало.

— Мне совершенно безразлично, как ты это сделаешь, — был ответ. — Главное — сделать. Тут любые средства хороши.

— Ясно.

— Любые — тебе понятно?

— Любые? Ну больше мне, в общем-то, и знать не надо.

Лос-Анджелес, декабрь 1986

Отель «Беверли-Хиллз» — не только розовое похожее на крепость здание, но и множество одноэтажных коттеджей; общая площадь гостиничного комплекса в самом центре городского района — двенадцать акров. О людях, останавливающихся только здесь, складываются легенды. А сколько самых потрясающих сделок заключается, сколько впечатляющих торжеств отмечают!

Тревис пришел бы в восторг от всего этого. Слоун было немного грустно, хотя она сама решила не брать сюда Тревиса. Он наверняка обиделся, что его оставили с Эммой.

— Я заказал номер в отдельном бунгало. — Джордан миновал неоновую вывеску — название отеля на вертикальной ножке — и выехал на широкую аллею, обсаженную с обеих сторон высоченными пальмами. — Мне хотелось, — он повернулся к Слоун, — чтобы мы были одни…

Слоун слушала его, улыбаясь. Рассматривая игру света на своем сапфировом колье. Она прекрасно знала, что у Джордана на уме. И сама думала о том же.

Как только Джордан подъехал к центральному входу, двери тут же распахнулись, — вышедший навстречу служащий указал для машины стоянку, а потом повел гостей по красной ковровой дорожке вестибюля.

— Сейчас он куда-нибудь заведет… — прошептал Джордан на ухо Слоун.

Слоун незаметно пожала ему руку.

Служащий из вестибюля провел их боковым ходом и шел теперь; впереди — к коттеджу.

— Здесь так ухаживают за всеми гостями? — спросила Слоун Джордана.

— Надеюсь все же, что у них не предусмотрен специальный человек, который будет стоять наготове с бумажкой в нашем сортире.

Они подошли к пятому бунгало, Джордан протянул чаевые.

— Ты думаешь, что избавился от опеки? — спросила Слоун, когда Джордан закрыл за ними дверь.

— По-моему, удовольствие от оказанного нам внимания несколько затянулось. — Джордан стащил с себя галстук, снял серый твидовый жилет и швырнул на кресло.

— Здешние завсегдатаи немало удивились бы, услышав твои слова, — продолжала Слоун. — Они жаждут, требуют к себе внимания. — Слоун аккуратно положила свою серую шляпу на столик у входной двери. — Такое вот бунгало… обычно посещают, скажем, члены королевской фамилии: королева Юлиана, иранский шах, принцесса Монако — отель ежегодно платит семьсот пятьдесят тысяч долларов только за отделку помещений по вкусам именитых гостей. У каждого свои причуды; Королева Юлиана, например, потребовала тюльпановую дорожку. А для собак герцога Виндзорского и герцогини прислуга готовила особое филе. Хоуард Хьюз, ну этот… наш знаменитый деятель, всегда занимал четыре бунгало, у него своя связь, свой оператор для обслуги. Знаешь, он специально платил садовникам, чтоб они подстригали траву ночью, потому что весь день он спал, а всю ночь работал.

Джордан смотрел на Слоун с интересом, пытаясь понять, зачем она все это ему рассказывает и как сама к этому относится. Он родился и вырос в достатке, тем не менее чувствовал что мир, о котором сейчас говорила Слоун, более близок, пожалуй, ей.