Единственная - Норма Бейшир

— Я знаю теперь, какая ты настоящая, я сделаю все, чтобы помочь тебе.

Да, ей была нужна его любовь, его любовь как поддержка. Именно его и — ничья больше.

Через два дня Джордану, позвонил Хильер:

— Джордан, ты мне нужен в Чикаго, и как можно быстрее. Когда приедешь?

— Не сейчас. Сейчас я не могу. — Джордан отвечал спокойно. — Мы же договорились, помните?

— Помню, помню… Не стал бы тебя беспокоить, но с Уитни неприятности, он вышел из строя как минимум на две недели.

— Что с ним? — спросил Джордан упавшим голосом.

— Оборвалась подпруга, он упал очень неудачно. Сломаны ребра и повреждено плечо. — Хильер помолчал. — А теперь скажи, когда ты приедешь?

— Сегодня вечером. Сейчас узнаю, что с рейсами. Но в любом случае — не позже завтрашнего утра.

— Не позже. Спасибо. — В трубке послышались короткие гудки отбоя.

Да, если Хильеру что-то нужно, он добивается своего — тут не о чем говорить. Но Джордана в данный момент взволновало не это, хотя он автоматически отметил про себя настойчивость Хильера, — взбудоражило его известие о Лэнсе. Что же с ним произошло?

Снова эти происшествия! Не пора ли переименовать команду, например, так — «Мстители» или «Кони Апокалипсиса». Господи, как это произошло с Лэнсом? Лопнула подпруга? Да ни один, даже самый никчемный игрок, не выйдет на поле, не проверив как следует экипировку лошади. Тем более — Лэнс.

— Но ведь ты говорил… — начала было Слоун.

— Я прекрасно помню, о чем я говорил. — Джордан, укладывая вещи в чемодан, пытался продолжать разговор. — И Хильер звонил по другому поводу.

— Я думала, что…

— Там происходит что-то плохое! — Джордан не слушал, о чем говорила Слоун. — Я не могу быть в стороне.

Слоун посмотрела на него в смущении:

— Прости, я не поняла, о чем ты.

— Он не мог сесть на лошадь, не проверив снаряжения!

Нью-Йорк, декабрь 1986

— Я так люблю Рождество в Нью-Йорке, — зажмурилась от удовольствия Слоун.

Они шли с Джорданом по Пятой авеню, в руках у обоих были объемистые пакеты со свертками, коробками, кульками. Везде толпы народу, оживление, непривычное даже для Рождества, — и на редкость промозглый, холодный день. Но влюбленных это нисколько не смущало.

Вокруг все так пестрело, было так празднично и ярко! Во всех магазинах появились отделы игрушек — их облепила детвора. Джордана и Слоун сегодня радовало все, и они любили всех.

— Не встречал Рождество дома вот уже три года кряду, — сказал Джордан. — Последние два выпали на Палм-Бич, а в восемьдесят третьем мы играли в Аргентине и Чили. Знаешь, в рождественские дни на чужбине такая ностальгия. Люблю Рождество в Мунстоуне. Это, разумеется, не Нью-Йорк… Но для меня — редкая возможность побыть со своими стариками. Вся рождественская неделя обычно отдается родне, друзьям… А Новый год встречаем в Бостоне.

— А я встретила свой первый Новый год в Нью-Йорке среди многолюдной толпы на Таймс-сквер, — Слоун не договорила; они пробивались сквозь людскую стену, особенно плотную и шумную на углу Пятой авеню и Пятьдесят первой улицы. — Мне нравится весь этот праздничный ералаш и Таймс-сквер — без него нет Нью-Йорка.

— Как Эмпайр-Стейт-Билдинг и старинные экипажи?

— Совершенно верно. Как и «Плаза» или «Уолдорф» — знаменитые нью-йоркские отели. Но на первом месте Таймс-сквер. Всегда хочется туда сходить…

— Если это намек, считай, я его не понял. Наслышан о Таймс-сквер в новогоднюю ночь. И ничто в мире не заставит меня приблизиться к этому злачному месту. Даже, дорогая, ты.

— Но Тревису так хочется, а я не могу разрешить ему прогулку одному. — Слоун едва не обронила один из своих свертков.

Джордан повернул к катку у Рокфеллер-центра, чтобы сделать небольшую передышку.

— Честно говоря, я не думал обсуждать сейчас планы наших праздников. Но учти: твои планы опасны. Понимаю, что не смогу удержать вас, даже если запру маму в туалете. Но… если Тревис хочет увидеть Таймс-сквер в канун Рождества или Нового года, для этого не обязательно толкаться среди жуликов и наркоманов — можно просто включить телевизор.

Слоун остановилась, поставила пакеты на землю и облегченно вздохнула. Она устала, щеки разрумянились от мороза, волосы выбились из-под шляпки.

— Ты хочешь быть нелюбимым и злым отчимом моему сыну?

— Нет, только любимым и добрым. — Джордан долго смотрел на конькобежцев, запрудивших каток. Потом он повернулся к Слоун: — Любовь моя, ты не будешь против, если мы отпразднуем Рождество в Мунстоуне, а Новый год здесь? — И снова стал смотреть на катающихся, — но мысли его блуждали далеко-далеко.

Слоун молча поцеловала Джордана и после паузы сказала:

— Мне будет хорошо где угодно, если мы будем вместе.

— Ты в этом уверена?

— Да, целиком и полностью.

— Запомни, ты сама сказала. — Джордан взглянул на часы. — А как насчет еды?

— Принято! Когда мы ели в последний раз?

— Ну, тогда вперед… — Джордан полез в задний карман брюк, и лицо его вытянулось. — А если в этот раз ты пригласишь меня на ленч?..

— Почему? Что случилось?

— Кто-то уже побывал в моем кармане.

— В Мунстоуне под Новый год у нас ставили настоящее дерево, уж никак не синтетику! — рассказывал Джордан Тревису. Они наряжали искусственную шотландскую сосну в гостиной Слоун. — Мы выходили в лес и выбирали самое подходящее деревце. Срубленную елку несли домой. Потом наступало приятное время: наряжали ее, зажигали огни… — Воспоминания заставили Джордана счастливо улыбаться.

— А кончается это веселье всегда иголками по всему полу. — В комнату вошла Слоун, уже празднично одетая и причесанная.

— Да, но это так здорово: настоящие иголки и фантастический запах живого дерева, смолы и снега…

— Джордан, пожалуйста, украшай — и здесь живое дерево, и пусть оно стоит, сколько влезет, но при одном условии: потом ты все убираешь сам! — Слоун старалась говорить строго, она не шутит.

Джордан со стремянки посмотрел на нее.

— Ну-ну…

— Что ты хочешь сказать своим «ну-ну»?

— Увидишь.

— Господи, я уже боюсь.

Поднявшись еще выше, Джордан вдруг спросил:

— Ты не забыла еще то Рождество, которое провела в Чикаго?

Слоун помрачнела.

— Помню: денег нет, да в придачу грудной ребенок на руках.

«Не считая всех прочих неприятностей», — подумала она.

— А до этого? Ну, когда ты была еще ребенком?

— И это воспоминание безрадостно.

— Ты пыталась что-то изменить?

— Конечно. Я ведь была на все руки мастер. Я делала вид, что у меня нет проблем: шутила, смеялась, изображала оптимистку.