Айгирская легенда - Борис Павлов

Чистит Зуев картошку, а возле ног котенок черненький вьется. Мурлычет, ходит вокруг, мяукает и снова мурлычет. Есть, наверно, просит. Но Зуев почему-то не замечает его. Котенок свое требует. Не отходит от ног. Зуев рассердился на котенка. Взял половник, зачерпнул супу и налил в блюдце, что стояло возле печки. Котенок еще громче замурлыкал, обрадовался, видать, но к блюдцу не подошел. Лишь посмотрел на него мимоходом, и тут же снова закрутился вокруг хозяина.

— С мясом суп! — закричал на него Зуев, смеясь. — Соскучился. Просит, чтоб погладили… Котенок и тот любит ласку, чуть погладь — и ручной… Так и человек. Не так что ли? Тянется человек к доброму слову, разве не ясно? А люди, о которых пишу, что, думаешь, не радуются? Кому не приятно про себя прочитать? Это только вид делают, что безразличны, Зуев пишет, мол, все пишет, болтает, мол, много. А если проедусь по недостаткам, делу польза?

— Польза, Алексей.

— Профессор, конечно, в чем-то прав. Мы все должны быть экономистами, все — поголовно!.. Согласен?

— Согласен, Алексей Степанович!

— Тогда и материально-техническое снабжение не будет куролесить, и планирование обмозгуется, правильно? А с бракоделов по-другому спросят, строго спросят, с карандашом в руках спросят! Все убытки до копейки подсчитают! Натуфтили, дорогие товарищи, угробили государственные денежки — платите, субчики-голубчики, из своего кармана! Верно? Вот недавно про Кирова прочитал…

И рассказывает, как однажды, Сергей Миронович Киров поднял то ли гвоздь, то ли кирпич и спросил рабочих: почему мимо проходите? Это ведь народное добро!

Зуев спрашивает:

— А на самом деле, почему мимо проходили? Почему и сейчас проходим мимо? Лень нагнуться? А почему — лень? Но не только лень… Вот тут у профессора, по-моему, накладочка вышла. Можно сказать, главного не учел. Того, что деньги портят некоторых людей… Выход? Надо за совесть зацепить поглубже. И требовательность повысить. Ко всем. Поголовно!

Зуев раскипятился. И чтобы успокоиться, взял на руки орущего во всю мочь котенка. Стал гладить его. Тот успокоился, мягко заурчал, словно в сон погрузился. Даже глаза зажмурил. Зуев поглядел на него, усмехнулся:

— Думаешь, у меня есть время с тобой заниматься?.. Ишь ты, пригрелся. И мяса не надо! Чудной. Поглядел бы на тебя профессор!..

Однажды зашел к Зуеву. Он веселый. Смотрит на меня загадочно. Потом говорит:

— Все-таки два раза я ради денег писал…

Я догадался: разыграть хочет. По его детско-лукавой улыбке вижу. Говорю: очень интересно — расскажи.

— Этому никто не верит. И ты тоже скажешь, сочиняет Зуев, а это правда.

Стал рассказывать, делая паузы и не переставая смеяться.

Говорит, что в первый раз… шесть тысяч заработал, в другой — двадцать две! Что, не веришь? Загнул слишком, да? На вот почитай, в газете об этом даже написали. Протягивает пожелтевший листок, сложенный вдвое: «Трудовая жизнь». Для меня, значит, специально приготовил.

Читаю: «…Алексей взмахнул еще раз костыльным молотком и опустился на насыпь. Сил больше не было. Пить! Холодная вода текла за майку, а он все пил, пил и пил… Утром болели поясница, руки. Ныли кровавые мозоли на ладонях. На доске нормировщика Алексей отыскал свою фамилию и в графе «заработок» увидел цифру — «один рубль». Невесело усмехнулся.

— Что, брат, не густо? — пробасил над ухом приятель. И издеваясь, продолжал: — От такой работенки не будешь богат, а будешь горбат. Плюнь, Леха, на эти пути-дорожки, махнем туда, где ждет нас жар-птица… Можешь мне верить. Не поверил Алексей. Остался…»

Я смотрю на Зуева — разыграл все-таки, хитер однако! А он смеется и говорит:

— Ты дальше, дальше читай! Там, где я уже на ноги встал, вот тут…

Читаю: «Как-то задержали рабочим выплату премиальных. Сумма приличная, шесть тысяч рублей. Год тянулась непростительная волокита. Алексей берется за перо. Ушло письмо в «Омскую правду». Вскоре премию выплатили, виновных наказали.

— Спасибо тебе, рабкор, — сказали Алексею товарищи, — по мог!»

Зуев смотрит на меня и смеется. Но уже иначе, не по-детски. Понял ли я чего-нибудь или нет? Губы — в улыбке, а глаза — остры.

Ну, а дальше?

Рассказал, что второй раз «выколотил» премию двадцать две тысячи. За работу в Ульяновской области. Перед тем, как приехать сюда, сдали они участок Майна-Инза в постоянную эксплуатацию. Приняли. За ввод объекта что полагается? Полагается что-нибудь? Полагается премия. Всем. Но премию зажали! Железно! Почему? Да потому что поезд план не выполнял, перерасходы всякие хвостом тянулись. Поезд в Карламан переехал. А вопрос в воздухе висел. Висел-висел, да и рассеялся. А если разобраться, кто виноват? Прежний начальник? Да, отчасти и он. Ибо слишком «добрым» был. Ослабил требовательность. Хотел быть для всех хорошим. Пустил дела в поезде на самотек. А это и есть равнодушие и пассивность. Вот в чем «гвоздь» и «загвоздках, короче — истина. А те, которые честно вкалывали, — виноваты? Надо было разобраться. Но никто разбираться не хотел. К одному обратился Зуев, к другому. Давай, мол, Лешка, попробуй, мы не против. Другие безразличием окатили: проживем и без премии, все равно, мол, нет ее, правды-то… А Зуев в ответ: врешь, есть правда! Только тебе никто ее на блюдечке не принесет! «Ух, не могу терпеть равнодушных!» — в ходе рассказа своего гневается Зуев. И продолжает: не успокоился, обратился к тем, кто повыше рангом. Задумались. Говорят, можно было бы поднять вопрос, основания для этого есть, но дело-то прошлое, с документацией будет волокита, с банком, да еще как на это в главке посмотрят. Не стоит, наверно, прошлое ворошить. А иначе только врагов наживешь! Зуев все понял. И не согласился. Он ведь не для себя старается, для всего коллектива. Видит — живет в людях обида. С ней, обидой, и на работу ходят. Кто забыл, ладно. А кого-то и посверливает она, мешает работать. Не так, что ли? Значит, надо снять эту обиду. Вредна она для производства и человека. Вообще для жизни вредна! Вместо обиды радость надо вложить. Человеческая психология тонкая штука. Понимать надо.

Вопрос о «пропавшей» премии разбирался в министерстве. И решили выдать премию. Решили в пользу Зуева. В пользу коллектива.

А Зуев рад-радешенек. Ведь прав оказался, а?

— Примолкли злые языки! — говорит Зуев. — Когда премию все получили. Идут люди, здороваются, уважительно руку пожмут — спасибо, Алексей Степанович!.. Людей надо расшевелить! Чтобы поняли — нельзя быть пассивными!

Приехал Зуев строить новую дорогу Белорецк — Чишмы. На месте нынешнего поселка грязь, топь. Жили на квартирах да в вагончиках.

Встретил он тогда директора местной школы, которую уже успел осмотреть, и говорит:

— Народу тут скоро прибавится, детей много будет, а школа у вас мала. О будущем надо подумать.

Позже, когда пристрой был готов, опять возникла проблема: на носу новый учебный год, а отопления нет… Директор школы многие пороги обил. Столкнулся он с Зуевым в райкоме партии, пожаловался:

— Пристрой сделали — красота, а как дети в школу пойдут? И ваши дети, строителей… Тепла-то нет до сих пор!

— Что же вы раньше-то молчали? Не знаю, помогу ли, но попробую… — ответил Зуев и тут же, в райкоме партии, стал писать «острый сигнал» в газету.

Вскоре Зуева встретил главный инженер СМП-340 Виталий Филиппович Черкасов и говорит:

— Ну, Алексей, дал ты разгону. Помогла заметка, молодец!

Но не всегда так было. Не всемогущ рабкор Зуев. И у него иногда срывалось дело. А «тревожные сигналы» уходили в песок. Может, на пути его боевых заметок вставали порой слишком осторожные сотрудники редакции — надо ведь и о положительном писать! Иногда сам не доводил начатое до конца. Или возможности такой не было — рельсы так привяжут к себе, что не продохнешь, не до заметок и сбора дополнительных фактов!

«Осторожность» некоторых кабинетных сотрудников не всегда была оправдана, но они упорствовали, заявляя, что стройка-де комсомольская, молодежная, поэтому ее надо в первую очередь всеми средствами и силами романтизировать. Это и так делалось. Но подчас в ущерб деловой и серьезной постановке животрепещущих проблем, которые требовали оперативного вмешательства.

Позже в газете «Правда» была осуждена практика «перегиба» в сторону романтики в работе редакций, на страницах которых освещались вопросы больших строек, в том числе и БАМа. «Правда» писала: «Думается, что романтическое начало должно было бы уступить место деловитости, глубокому принципиальному разбору производственных, бытовых ситуаций, волнующих строителей».

В постановлении ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы» («Правда», 6 мая 1979 г.) поставлена задача об эффективной пропаганде лучших достижений, передового опыта отдельных тружеников, целых коллективов, сказано, что необходимо убедительно раскрывать сущность советского образа жизни, достижения развитого социалистического общества. Что необходимо повышать ответственность руководящих кадров за воспитательные последствия хозяйственной деятельности. Говорится: «С задачами, которые партия ставит перед идейно-воспитательной работой, несовместимы встречающиеся еще боязнь открыто ставить на обсуждение актуальные вопросы нашей общественной жизни, тенденция сглаживать, обходить нерешенные проблемы, острые вопросы, замалчивать недостатки и трудности, существующие в реальной жизни. Такой подход, склонность к парадности не помогают делу, а лишь затрудняют решение наших общих задач. Там, где не в чести критика и самокритика, где недостает гласности в общественных делах, наносится ущерб активности масс. А ведь именно в активности масс — важный источник силы социалистического строя». Для нас, работников идеологического фронта, этот важнейший партийный документ — живой источник повышения качества работы, руководство к действию.