О любви - Стендаль

может нравиться женщинам, обладающим гордостью, как новый вид доказательства их власти.

Ревность может нравиться как особый вид доказательства любви.

Ревность может оскорбить стыдливость крайне чувствительной женщины.

Ревность может нравиться как способ обнаружить храбрость возлюбленного: ferrumamant[99]. Заметьте хорошенько, что привлекательна именно храбрость, а не мужество в духе Тюренна, которое отлично может совмещаться с холодностью сердца.

Одно из следствий закона кристаллизации сводится к тому, что женщина ни при каких обстоятельствах не должна отвечать «да» обманутому любовнику, если она рассчитывает как-нибудь воспользоваться им в будущем.

Возможность продолжать наслаждаться тем совершенным образом, который мы составили себе о любимом существе, так сладостна, что до этого рокового да

Мы смерти не хотим и рады отыскатьСпасительный предлог, чтоб жить и чтоб страдать.Андре Шенье.

Во Франции известен анекдот про м-ль де Соммери, которая, будучи поймана своим любовником на месте преступления, храбро это отрицала, а когда тот стал горячиться, заявила: «Ах, я прекрасно вижу, что вы меня разлюбили; вы больше верите тому, что вы видите, чем тому, что я говорю вам».

Примириться с обожаемой возлюбленной, которая вам изменила, все равно что попытаться ударами кинжала разрушить беспрерывно возобновляющуюся кристаллизацию. Любовь непременно должна умереть, и ваше сердце будет мучительно разрываться, ощущая каждый шаг своей агонии. Это одна из самых несчастных комбинаций, какие только бывают при данной страсти и в жизни: следовало бы найти в себе силы примириться только в качестве друзей.

Глава XXXVII

Роксана

Что касается ревности у женщин, то они недоверчивы, они рискуют неизмеримо большим, чем мы, они приносят больше жертв во имя любви, к их услугам гораздо меньше развлечений и, главное, гораздо меньше возможностей проверить поступки любовника. Женщина чувствует себя униженной ревностью; создается впечатление, что она гоняется за мужчиной; ей кажется, что она стала посмешищем для своего любовника и что он особенно издевается над ее нежнейшими порывами; у нее неизбежно появляется склонность к жестокости, а между тем она не может убить соперницу на законном основании.

Поэтому женская ревность должна быть страданием еще более ужасным, если только это возможно, чем ревность мужская. Это предел того, что может вынести, не разбиваясь, человеческое сердце, полное бессильного бешенства и презрения к себе[100].

Я не знаю иного лекарства против этой жестокой болезни, кроме смерти того, кто причинил ее, или того, кто от нее страдает. Французскую ревность можно наблюдать в истории г-жи де Помре из «Жака-Фаталиста».

Ларошфуко говорит: «Людям стыдно признаться, что они ревнуют, но они гордятся тем, что испытали и способны испытывать ревность»[101].

Несчастные женщины не смеют даже признаться, что им знакома эта жестокая пытка, до такой степени смешными делает она их в глазах света. Вероятно, столь мучительная рана никогда не зарубцовывается окончательно.

Если бы холодный разум мог пытаться выдержать натиск воображения хотя бы с тенью надежды на успех, я сказал бы несчастным женщинам, страдающим от любви: «Между неверностью мужчин и вашей – большая разница. У вас такой поступок частью – прямое действие, частью – признак. Благодаря воспитанию, полученному нами в военных школах, у мужчин он не служит ровно никаким признаком. Напротив, у женщин в силу стыдливости он служит самым решающим признаком преданности. Дурная привычка превратила это у мужчин в своего рода потребность. В продолжении первой юности пример так называемых старших в коллеже заставляет нас вкладывать все наше тщеславие в увеличение числа успехов этого рода и видеть в них единственное доказательство наших достоинств. Ваше же воспитание действует в обратном направлении».

Что касается важности какого-либо поступка как знака, то вот вам пример: рассердившись, я опрокидываю стол на ногу соседу, что причиняет ему адскую боль, и, тем не менее, все отлично улаживается, в другом случае я поднимаю руку, чтобы дать ему пощечину.

Разница в неверности обоих полов настолько велика, что страстная женщина может простить неверность, тогда как для мужчины это невозможно.

Вот решающая проверка для отличения любви-страсти от любви в отместку; неверность почти убивает в женщине первую и удваивает вторую.

Женщины властные скрывают свою ревность из гордости. В течение долгих вечеров они молчаливы и холодны с человеком, которого обожают, которого боятся потерять и который, как они думают, находит в них мало очарования. По всей вероятности, это одна из самых ужасных пыток; это также один из обильных источников любовных несчастий. Чтобы исцелить этих женщин, столь достойных нашего величайшего уважения, мужчина должен предпринять что-нибудь необычайное и решительное, а главное – делать вид, что ничего не замечает. Например, в двадцать четыре часа собраться в далекое путешествие вдвоем с ней.

Глава XXXVIII

ОБ отместке

Отместка – одно из проявлений тщеславия; я не хочу, чтобы мои противник взял надо мной верх, и потому делаю этого противника судьей моих достоинств. Я хочу произвести впечатление на его сердце. Вот почему мы заходим тут далеко за пределы благоразумия.

Иногда, желая оправдать собственное безрассудство, мы даже начинаем уверять себя, что противник собирается одурачить нас.

Представляя собою болезнь чести, такая отместка[102] гораздо более распространена в монархических странах и, вероятно, лишь весьма редко встречается там, где господствует привычка оценивать поступки по степени их полезности, как, например, в Американских Соединенных Штатах.

Всякий человек, а француз в особенности, терпеть не может оставаться в дураках; между тем былая легкость[103] характера французов времен монархии мешала отместке производить большие опустошения в чем-либо, кроме галантности или любви-влечения. Исключительное зло отместка рождала лишь в тех монархиях, где люди более мрачны из-за климата (Португалия, Пьемонт).

Французские провинциалы создают себе смешное представление о том, чем должно быть уважение в свете к порядочному человеку, а потом становятся на стражу и так стоят всю жизнь, следя, чтобы никто не перескочил через ров. Естественность тут уже невозможна; они вечно раздражены, и эта мания придает что-то смешное даже их любви. После зависти это делает особенно невыносимым пребывание в маленьких городках, и следует не забывать этого, когда любуешься живописным местоположением некоторых из них. Самые возвышенные и благородные чувства парализуются соприкосновением с самыми низменными плодами цивилизации. Эти буржуа становятся совершенно отвратительными, непрерывно толкуя об испорченности больших городов[104].

В любви-страсти не может быть отместки; женской гордости свойственна мысль: «Если я позволю своему любовнику дурно обращаться со мной, он исполнится презрения ко мне и не будет в состоянии любить меня»; или начинается ревность со всем ее неистовством.

Ревность жаждет смерти того, кого она боится. Человек, в котором раздражено самолюбие, далек от этого; он хочет, чтобы враг жил и, главное, чтобы он был свидетелем его торжества.

Человека, уязвленного сильно, огорчил бы отказ его противника от соперничества с ним, ибо противник может иметь дерзость думать в