Литературный призрак - Митчелл Дэвид

Время меня потеряло.

Хотел посмотреть, который час, и вспомнил, что оставил «ролекс» на драконьем носу.

Ухватился за корень, чтобы подтянуться, но корень обломился, и я кубарем пролетел несколько ярдов вниз по тропинке. Что-то хрустнуло. Но нет, я встал, цел и невредим. Фантастическое ощущение. Почувствовал себя бессмертным.

Сверху нависала скала, огромная, как дом. Я взял ее приступом, словно мальчишка, и вскоре озирал свои владения с вершины. «Боинг-747» величественно, не спеша заходил на посадку, зазубренный рев двигателей свежевал день, как ножом. Я помахал пассажирам. Солнце сверкает на фюзеляже. Она рядом со мной тоже машет, весело так, аж подпрыгивает. Приятно доставить радость хоть кому-то, даже тому, кто не вполне существует.

– Она меня любит.

Горничная голышом вертелась перед зеркалом, прикладывая к себе одно за другим летние платья Кати. Примеряла те, что ей нравились. Те, что подходили, складывала в Катину сумку «Луи Виттон». Те, что не нравились, отбрасывала в сторону.

Я расслабленно парил, притороченный к кровати лишь неизбывной тяжестью гениталий.

– Кто тебя любит?

– Маленький девочка.

– Какая еще маленькая девочка?

– Твой маленький девочка. Живет здесь. Меня любит. Хочет сестричка. Играть.

Ветерок осторожно раздвинул занавески. Охренеть, эти китайцы чокнутые на всю голову.

Когда Кати позвонила в последний раз, она была совершенно трезва. Это не предвещало ничего хорошего.

– Добрый день, автоответчик Нила. С тобой говорит Кати Форбс, бывшая жена Нила. Как ты поживаешь? Работаешь, бедняга, без выходных. Нил, похоже, разучился снимать трубку и набирать номер. Передай, пожалуйста, Нилу, что я стала гордой владелицей роскошных апартаментов на северо-востоке Лондона. Лето стоит такое дождливое, какого не было уже много лет, и все крикетные матчи отменили из-за погодных условий. Дважды в неделю я хожу на сеансы к доктору Клюни, он прекрасно помогает от депрессии. Арчи Гуд взял на себя роль моего адвоката и отправит бракоразводные документы в конце недели. Объясни, пожалуйста, Нилу, что я не хочу его ограбить, а требую только то, что принадлежит мне по праву. Если он потрудится оторвать свою задницу от дивана и перешлет мне кресло королевы Анны, это благоприятно отразится на моих требованиях. Нилу прекрасно известно, что эта вещь перешла ко мне по наследству и я ею очень дорожу. Спокойной ночи.

Вот ключ к пониманию Нила Броуза: он – человек каморок, кабинок, кабинетиков. Горничная находится в одной кабинке, Кати – в другой, моя маленькая гостья – в третьей, «Кавендиш, Гонконг» – в четвертой, счет 1390931 – в пятой. И в каждой живет свой Нил Броуз, который действует совершенно независимо от прочих. Вот как я устроен. Мое будущее – еще в одном кабинетике, но я не спешу в него заглядывать. Вряд ли мне понравится то, что там.

Как ни странно, горничная оказалась права. Когда я возвращался домой и заставал ее там, атмосфера была совершенно иной. Приглушенный Сибелиус вместо громоподобного Вагнера. Казалось, будто она сидит под столом и возится со своими куклами. Она никогда не беспокоила нас с горничной, и даже занавески висели так, как перед моим уходом. Ну разве что иногда слышались легкие, как поцелуи, шаги по мраморному полу в гостиной, и все.

В отсутствие же горничной в воздухе копились уныние и тоска. То же самое происходило, если я уезжал в командировку. Однажды я на несколько дней смотался в Кантон – та еще дыра. Вернувшись, я застал ее в дикой ярости, так что пришлось долго оправдываться, обращаясь к пустоте.

Тропка взобралась на гребень горы. Над верхушками камфорных деревьев виднелась голова Будды, совсем рядом. Офигительно Большой Будда. Платиново-серый, спряденный на прялке синевы. Деревья обернулись грезой о деревьях. Кот-тень, тень кота.

Кожа зудела. Бессмертие плавилось. Должно быть, солнце вытапливало его, как бекон. Наверное, я сорвал ноготь на ноге – в туфле хлюпает что-то мокрое и теплое. Все мои органы обмякли, еле-еле сокращаются, все медленнее и медленнее, словно обессилевшие пловцы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Откуда там, наверху, над твоей, Будда, головой появилась луна? Белая, голубая, клокочущая в бесшумном горниле солнечного света. Луна, луна, средь бела дня.

Я попал в век былого и грядущего{69}. Столпотворение: люди, туристические автобусы, парковка, сувенирные ларьки, рекламные щиты, толчея возле билетных касс – только англичане и славяне умеют правильно стоять в очереди, – мотоциклы… Здесь и не здесь. Все они там, за стеной сверкающей жидкости. Где-то за соседней дверью бурлят чужеземные речи.

Величаво сложенные полные губы Будды. На грани слов, на грани молчания. Глаза под тяжелыми веками таят истину, в которой так нуждается мир.

Луна-шутница. То молодая, то старая, то молодая, то старая. Повстречайся мне сейчас тот старик-нищий, я бы сказал ему: «Прости, мне нечего тебе дать. Нет у меня больше времени. Ни пары минут. Ни пары секунд, черт подери».

Вот интересно – тот японский парнишка с саксофоном, наверное, играет где-нибудь в баре. Может, в Центральном округе, а может, в Коулуне. Хотел бы я его послушать. Хотел бы посмотреть, как его девушка смотрит на него. Очень хотел бы. Но теперь уже вряд ли. Хорошо бы поболтать с ними, узнать, как они познакомились. Расспросить про джаз и почему Джон Колтрейн так знаменит. Как много хочется узнать, как много. Вот бы спросить его, почему я женился на Кати и надо ли было подписывать и отсылать все эти бракоразводные документы. Счастлива ли она теперь? Встретила ли мужчину, который ее любит и у которого по всем показателям высококачественная сперма? Получится ли из нее нежная, любящая мать, или с годами она превратится в запойную стерву? Прищучит Хью Луэллин Андрея Грегорского или Андрей Грегорский прищучит Хью Луэллина? С кем в итоге заключит контракт господин Вэй, магнат-судовладелец? Выиграет «Манчестер юнайтед» кубок или нет? Выпадут ли зубы у Коржика из «Улицы Сезам»? Наступит ли к Рождеству конец света?

Она легонько коснулась меня, подула мне в затылок, и ветер взвил мириады листьев. Кожа у меня раскалилась, стала какой-то чужой. Новый Нил внутри старого открыл глаза. Платиновые на солнце, синие в тени. Как только моя старая кожа отшелушится окончательно, он выберется наружу и побежит прочь. Печень нетерпеливо ерзала. Сердце перебирало возможные варианты. А это что за орган? Ну, тот, что перерабатывает сахар?

Что меня сюда привело?

Отец сказал бы про Денхольма Кавендиша – сэра Денхольма Кавендиша: «Образование заместо ума».

– Итак, Найл. – Д. К. решительно сжал губы, как старый генерал, которым он себя мнит. Шум на улицах Барбикана, в двадцати этажах под нами, подчеркивал драматические паузы, которыми этот напыщенный мудак перемежал свою речь. – Поговорим о вашей роли в нашем гонконгском филиале. Для ее понимания необходимо ответить на основополагающий вопрос: что, по-вашему, представляет собой холдинг «Кавендиш»?

Нет, Д. К. Основополагающий вопрос звучит так: «Какой ответ вы хотите услышать?»

Не ошибись, Нил. Пусть он упивается своим интеллектуальным превосходством. И не вздумай сказать, что он настолько туп, что даже имя сотрудника не может произнести правильно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Это крупнейшая юридическая и инвестиционная корпорация, сэр Денхольм.

Отлично. На его лице появилось вдохновенное выражение, будто его посетило прозрение, за которым последует откровение:

– Да, мы корпорация. Крупнейшая корпорация. Но этим дело не ограничивается, поверьте мне, Найл. Мы семья! Верно я говорю, Джим?

Джим Херш улыбнулся, будто говоря: «В самое яблочко попали, сэр!»