Литературный призрак - Митчелл Дэвид

От магазина галопом бежит человек. Энди Как-его-там. Помню его в лицо с тех времен, когда посещал поло-клуб на острове Лантау. На этом чертовом острове не найдешь ни одного чертова пони. Галстук от Ральфа Лорена извивается змеей, шнурки на ботинках развязаны. Да, Энди Как-тебя-там, береги себя – того и гляди свалишься и лоб разобьешь, а Джилл слетит с горки{55}.

– Задержите паром! Погодите!

Ба! Прямо Лоуренс Оливьерский{56}, а не Энди Как-его-там.

Неужели вот так и она смотрит на меня? Равнодушно, с примесью насмешки?

Китаец-дежурный возле турникета – наверное, сводный кузен брата-близнеца водителя автобуса – нажимает кнопку и запирает турникет. Энди Как-его-там завершает свой полет, хватается за ограду и, с трудом удержавшись, чтобы не взвыть, как обезумевший арестант за решеткой, умоляет:

– Пустите!

Китаец-дежурный едва заметно кивает на табло «Паром отбывает».

– Пожалуйста, пропустите меня!

Дежурный мотает головой и уходит в свою будку пить кофе.

Энди Как-его-там стонет, тихо мычит, нашаривает в кармане мобильный телефон, роняет его. Поднимает и, удаляясь прочь, разговаривает с неким Ларри, что-то сочиняет на ходу, притворно смеется.

Паром отчаливает от пристани и быстро уходит вдаль.

Иногда я тебя не понимаю.

* * *

Кати запретила мне провожать ее в аэропорт. Ее самолет улетал днем, в одну из самых сумасшедших пятниц. Мой рабочий стол превратился в узкое ущелье посреди гор срочных контрактов, грозивших обвалом. Поэтому в тот день мы выехали из дома раньше обычного и позавтракали в кафе на пристани у парома. Да, в том самом кафе, вон там. Где сейчас у окна сидит Энди Как-его-там и стучит по клавишам ноутбука на столе с таким остервенением, будто пытается предотвратить ядерную войну. Горбится так, что наверняка повредит себе позвоночник. Надо же, он и не подозревает, что сидит за тем самым столиком, за которым мы с Кати разыграли нашу прощальную гастроль.

Прощальная гастроль вышла совсем не в духе Ноэля Кауарда{57}. На самом-то деле Нил Броуз и Кати Форбс выступили из рук вон плохо. Нам нечего было сказать, а может, слишком много нужно было сказать друг другу, но после стольких ночей молчанки вдруг оказалось, что наше время истекло. Я плохо помню, о чем мы говорили. Кажется, о планировке аэропортов, о регулярном поливе комнатных растений, о том, что Кати скоро снова увидит Лондон. Было такое ощущение, словно мы познакомились накануне вечером, провели бурную ночь в какой-то коулунской гостинице и только что проснулись рядом друг с другом. На самом деле мы не занимались сексом уже пять месяцев. С тех самых пор, как все выяснилось.

Черт подери, это было ужасно. Кати уходила от меня.

Гораздо лучше я помню, о чем мы не говорили. Мы не говорили о госпоже Фэн. Мы не говорили о ней. Мы не говорили о том, по чьей «вине», – черт, неужели, страдая бесплодием, люди за тысячи лет не придумали лучшего слова, чем «вина», – у нас ничего не получается. Кати всегда была милосердна. О возможности лечения, клиниках, усыновлении, обо всех этих полумерах мы не говорили вообще никогда – нам не хватало духу, ни тогда, ни сейчас. Если сама природа, будь она проклята, не хочет сделать свое дело, значит не нам ее подменять, черт подери. Мы не упоминали слова «развод», потому что он нависал над нами, как эта самая гора. И не упоминали слова «любовь». Это было больнее всего. Я ждал, что Кати произнесет его первая. Она, наверное, ждала, что его скажу я. А может, эти слова уже перешли по наследству к романтичным несмышленышам, родившимся лет на семь-восемь позже нас. К парочке вроде той, которую я видел вчера в кафе. Теперь любовь существует для них. Не для нас, старых перечниц за тридцать. Даже не мечтай.

Раздался гудок парома. Я стоял на мостовой, как раз на этой розоватой плите, где стою сейчас. Я хорошо ее запомнил и с тех пор обхожу каждый день. Я подумал, что на прощание надо бы обнять Кати. Может, даже поцеловать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Тебе пора на паром, – сказала она.

Ну что ж, раз ей так угодно.

– До свидания, – ответил я. – Приятно было побыть твоим мужем.

В тот же миг я пожалел о сказанном. И до сих пор жалею. Эти слова хлестнули последним ударом. Она повернулась и пошла прочь. Я иногда думаю – если бы догнал ее, что тогда? Нас выбросило бы в другую вселенную и жизнь началась бы заново? Или я бы просто расквасил нос? Теперь этого не узнаешь. Послушный зову гудка, я пошел на паром. К стыду своему, я не оглянулся, когда паром отчалил, поэтому не видел, махала ли она мне вслед. Зная характер Кати, думаю, что вряд ли. Как бы то ни было, через сорок пять секунд я уже забыл о ней. Все мое внимание приковали десять строк мелким шрифтом на пятой странице раздела бизнес-новостей в газете «Саут Чайна морнинг пост». Новый американо-британо-китайский следственный орган под названием «Инспекция по перемещению капиталов» провел обыски в офисах торговой компании «Шелковый путь». Эта компания, неизвестная в широких кругах, была мне прекрасно известна. Не далее как в прошлую пятницу, следуя полученным инструкциям, я, лично я, перевел на счет компании «Шелковый путь» 115 миллионов долларов со счета 1390931.

Черт подери…

Вокруг не было ни души.

Дорога от пристани и припортовой деревни вела к поло-клубу. Там уныло обвисли флаги. За клубом дорога превращалась в тропку, убегала к пляжу и становилась дорожкой, вьющейся вдоль берега. Я никогда не ходил этим путем, поэтому понятия не имел, куда он меня заведет. Рыбак, натруженными руками вытягивавший сеть, обернулся, и наши взгляды на секунду скрестились. Я совсем забыл, что за пределами нашей Деревни проклятых договорами краткосрочной аренды{58} есть люди, которые живут на острове Лантау всю жизнь, от рождения и до смерти.

По выходным отец брал меня с собой на рыбалку. На мрачное водохранилище, затерянное в Сноудонии. Папа работал электриком. Это настоящая работа, честный труд. Ты прокладываешь проводку, устанавливаешь людям распределительные щитки, исправляешь огрехи их самодельного тяп-ляп-ремонта, чтобы они не спалили свои дома. Папа был ходячим кладезем расхожей мудрости. «Дай человеку рыбу, Нил, и ты накормишь его на один день. Научи его ловить рыбу – и ты накормишь его на всю жизнь». Мы сидели на берегу водохранилища, когда я сказал папе, что собираюсь в Политехнический, на факультет экономики и финансов. Он кивнул, сказал: «Со временем можно будет получить хорошую работу в банке» – и закинул удочку. Наверное, тогда я и вступил на этот путь, который привел меня сюда. Последний раз мы с отцом ездили на рыбалку в тот день, когда я сообщил ему, что получил назначение в гонконгский филиал компании Кавендиша. С жалованьем втрое больше, чем у директора моей бывшей школы. «Здо́рово, Нил, – сказал отец. – Мама лопнет от гордости». Я ждал от него более бурной реакции. Он к тому времени постарел, вышел на пенсию.

Честно говоря, рыбачить мне было скучно. Лучше бы посмотрел футбик по ящику. Но мама настаивала, чтобы я ездил с отцом, и теперь я рад, что слушался ее. Даже сейчас при слове «Уэльс» ощущаю вкус сэндвичей с тунцом и яйцом, некрепкого чая с молоком и вижу, как отец пристально вглядывается в темную воду озера, окруженного холодными горами.

В ее появлении было что-то общее с гудением холодильника. Когда осознаешь этот звук, оказывается, что исподволь успел к нему привыкнуть. Не припомню, как долго, возвращаясь домой, мы обнаруживали, что шкафы распахнуты, кондиционер включен, а занавески раздернуты. Мы с Кати жили вместе и потому особо не задумывались. Кати приписывала все эти действия мне, а я – Кати. Ее появление не сопровождалось драматическими киношными эффектами. В комнате ничего не клубилось, тени не мелькали, на экране компьютера не появлялись напечатанные невидимой рукой послания, и магнитные буквы на холодильнике не складывались сами собой в слова. Ничего такого, как в «Полтергейсте» или «Экзорцисте». Скорее похоже на болезнь, которая развивается так постепенно, что ее невозможно заметить, пока она не достигнет летальной стадии. Так, пустяки: вещи обнаруживались черт знает где. Банка меда на платяном шкафу. Книги в посудомоечной машине. Все в этом роде. Ну и конечно, ключи. Ключи особенно. У нее была просто страсть к ключам. Нет, она была не из тех гостей, которые нагло заваливаются в дом среди бела дня. Мы с Кати сперва шутили: «Ха, опять призрак заходил».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})