Плацдарм непокоренных - Богдан Сушинский

— Что мы и делаем, — проворчал кто-то из бойцов. — Вот только получается, что все в урон себе.

— Используйте для этого, — продолжил капитан, — каждый пролом, лаз, щель. Если обнаружите щель, через которую можно выбраться наружу, из нее не стрелять. Не раскрывать врагу. Вдруг сможем использовать ее в момент наступления наших, чтобы снова создать плацдарм. Или в крайнем случае — чтобы уйти, когда все средства борьбы и силы наши иссякнут. Звонарь!

— Уже выполняю.

— Вам особое задание. Нужно разведать часть подземелья, примыкающую к плавням. Помните, Калина Войтич показывала ходы, точнее, лазы, по которым, как она утверждала, можно добраться от плавней до центральной штольни?

— Вот пусть бы и вела.

— В деревне она сейчас, Звонарь ты святого Митрофана! — грубо напомнил ему Мальчевский.

Он терпеть не мог, когда в его присутствии кто-либо упоминал о Лагерной Тифозе. Но при этом помнил, что ушла она с плато главным образом из-за того, что не сошлась характером с ним. Это был его грех. Из-за него гарнизон потерял хладнокровного, храброго снайпера, медсестру, просто красивую девку. А теперь вот, оказывается, еще и единственного проводника.

Правда, он имел право успокаивать себя тем, что часть вины ложится на Клавдию Виленовну. Нос присутствием учительницы в последние дни она вроде бы смирилась, а вот с его присутствием — нет.

— Ваша задача, — продолжал тем временем Беркут наставлять Звонаря, — обнаружить эти ходы. Один из пяти трофейных фонариков — ваш.

— Что бы вы тут делали без Звонаря? — проворчал боец вместо привычного «Есть!».

— Сколько у вас керосинок, лейтенант? — не обратил на это внимания Андрей.

— Семь. С той, что в лазарете. Собрали со всего хутора. Деду Брыле спасибо: канистрочку керосина подарил. Водой тоже запаслись. Да и с родничка-капельницы понемножку капает. Минут за двадцать кружка воды набирается.

— Божествен-но, — подытожил капитан, удивляя бойцов своим радужным настроением. — И запомните, что о такой крепости, как наша, непробиваемой, теплой и уютной, где-то там, в промозглых, залитых водой окопах, можно только мечтать.

29

После третьего штурма баррикады, которую обороняла группа лейтенанта Кремнева, немцы отказались от дальнейших попыток прорваться с ходу и начали «выкуривать» красноармейцев, непрерывно бросая фанаты и толовые шашки, стреляя даже из ракетниц. Поспешившие на помощь группе Беркут и Мальчевский тоже успели наглотаться дыма и гари, поэтому одетые с небольшим опозданием противогазы головы их от чадной боли уже не спасали.

— Оставить здесь двоих бойцов в противогазах, — распорядился капитан, понимая, что немцы избрали, в общем-то, верную тактику. Еще полчаса такой химической обработки, и защитники баррикады просто очумеют. К тому же очень опасно рикошетили осколки фанат. — Еще одного — за изгибом штольни. Остальным отойти за второй завал. Но как только немцы решатся на атаку, немедленно идти на помощь. К ночи все отступим на второй рубеж. Пусть фрицы дышат всем этим вместе с нами.

— Есть, — устало бросил Кремнев. Беркут не заметил, чтобы в последние несколько суток лейтенант спал, и сейчас ему казалось, что тот находится на последней стадии изнеможения. — Этих двоих будем менять каждый час.

— А ты постарайся вздремнуть за баррикадой, в какой-нибудь нише, — посоветовал ему капитан. — Иначе долго не продержишься.

— Пробовал. Почему-то не получается. Видно, уже потом отосплюсь. Там сон будет долгий.

— Только без глупостей. Нам еще своих встречать нужно. На рассвете они будут у реки.

— Что, действительно? Сообщили по рации? — оживился Кремнев.

Беркут хотел подтвердить, тем более что радист действительно колдовал у передатчика. Однако не решился. Уж эта ложь явно была бы не «во спасение».

— Просто уверен, что подойдут, — посчитал за лучшее разочаровать разведчика. — Судя по всему, должны.

— Дай-то бог. Это было бы, как по Святому Писанию, — вздохнул кто-то из присутствовавших при этом разговоре бойцов.

— Товарищ капитан! Товарищ капитан! Вас к телефону, — послышался приглушенный подземельем голос Ищука. — Старшина Кобзач просит! Плохо им там! Совсем плохо!

— Если старшина еще в состоянии просить меня к телефону, это уже хорошо, — мрачно заметил Беркут. Он дважды пытался дозваниваться до «маяка», но к аппарату никто не подходил. Появилось опасение, что там попросту некому подойти. — Ищук, остаешься в распоряжении лейтенанта. Извини, разведка, это мой последний резерв. Все равно, что резерв Главнокомандующего. Продержись до десяти вечера. И отходи. Думаю, к полуночи они угомонятся.

— Продержимся. Что еще остается делать?

— Ты, Мальчевский, метнись к завалам напротив северного входа. Как бы немцы не просочились через него. Только осторожно. Услышу стрельбу — приду на помощь.

— Они таки могут пролезть, крамольники старозаветные. Но я их попридержу.

У развилки, возле съехавшей с рельс вагонетки, они расстались, однако, забыв на какое-то время об ожидающем Кобзаче, Беркут все смотрел и смотрел вслед удаляющемуся лучу фонарика.

«Хотя бы немцы не просочились! — мысленно заклинал он. — Хотя бы обошлось!». Он-то понимал, как просто скосить в этой штольне человека, стреляя на свет фонарика.

— Слушаю, старшина, — как можно увереннее произнес капитан, поднимая трубку. — Что там у вас? Говорят, что держитесь вы геройски.

— Вроде бы дали передохнуть. Атак… выкуривают нас, капитан, — Беркут слышал, как тяжело он дышит. Андрей мог бы сказать старшине, что их тоже «выкуривают», однако понимал, что Кобзачу от этого не легче.

— А что им еще остается делать? Только чадить. Хлопцы твои целы?

— Двое долбят стену. В твою штольню пробиваются. По той щели, по которой кабель протянут. Если не пробьемся, погибнем.

— Скажи спасибо старику Брыле, что хоть показал нам это местечко. Сейчас приставлю двоих своих орлов. Пойдут навстречу твоим.

— Старший сержант Акудинов говаривал, что вроде бы он из шахтеров. Так ты его. Может, хоть посоветует что.

— Понял. Не паникуй. У баррикады стоять только в противогазах.

— Он тут у нас один на всех.

— Впредь будете знать, как военное имущество растранжиривать, — шутя отчитал его капитан. — А вообще я тебе должен сказать, что немцы нас отсюда и через месяц не выковыряют. Вон, повар говорит — мешок крупы остался. И штук семьдесят консервов. Ты свои припасы тоже прихвати. Все.

Беркут решительно положил трубку и помассажировал виски. Поспать бы. Он тоже становился похожим на лунатика.

— Радист, быстро к лейтенанту. Кудинова сюда. Будете вдвоем пробиваться навстречу старшине Кобзачу. Нужно спасать ребят. Рацию на прием. Я подежурю.

— Лучше включите через полчаса. Надо беречь батареи.

— Понял, радист. Справлюсь.

Однако не успел он присесть на принесенный кем-то из хутора самодельный стул — трон радиста, как в той стороне, куда ушел Мальчевский, раздались автоматные очереди, и один за другим последовали взрывы гранат. Растыкав в карманы ватника лимонки — боезапас Коржнякова, Беркут бросился на помощь сержанту.

Оступаясь на присыпанных гравием рельсах, путаясь в обрывках троса, он продвигался, стараясь держаться поближе к стенке, ориентируясь при этом по едва приметным струйкам дневного света, которые туманно высвечивали изгиб штольни. Едва успев пригнуться, чтобы не попасть под рой пуль, он переметнулся к противоположной стене и окликнул Мальчевского.

— Здесь я, капитан! — хрипло отозвался Сергей. — Прогрызлись, мыши кладбищенские! Гранаты у вас есть?

— Есть! — ответил Андрей, уже оказавшись под защитой завала. — Много их там?

— С десяток было. Трое вон отбрыкались. Остальные где-то за изгибом, в боковую выработку нырнули. Две фанаты пульнули, ящеры мариупольские. Хорошо, хоть не сумели перебросить их через завал.

Едва он успел произнести это, как о гребень баррикады, как раз в той части, где, пригнувшись, стоял Беркут, ударилась третья граната. Срикошетив о потолок, осколки веером легли в метре от капитана, а Мальчевский прорычал от боли.

— Ранен?!

— Кажется, да. Боль в предплечье.

— Потерпи, потом перевяжу.

— Воюй, капитан, пока что терпимо. Осколок только ватник прожег, однако до телес не дотянулся, мимо прошел.

30

На ощупь вскарабкавшись на завал, Беркут всмотрелся в едва освещаемый отблесками дневного света квадрат штольни, по черной метке на серой стене определил, где начинается выработка, и слева направо, как бы из-за плеча, за изгиб, метнул в нее лимонку При этом четко различил, что взрывов последовало два: очевидно, в руке одного из засевших там немцев взорвалась граната, приготовленная им для броска.

— Выходите! Сдавайтесь! — по-немецки крикнул капитан, когда взрыв и последовавшие за ними вопли затихли. — Считаю до пяти! Если не выйдете, швыряю еще одну гранату!