Гиблое место - Дин Кунц

Золт опустился на колени под кронами серебристых деревьев. Во мраке он видел только посверкивающие мышиные глазки. Поднес зажатого в кулак зверька корту.

Перепуганная мышь тоненько, пронзительно запищала.

Золт откусил ей голову, выплюнул и присосался к тельцу. Кровь была сладкой на вкус, но уж больно ее мало.

Он отшвырнул мертвого зверька, снова вытянул руки вперед ладонями, снова развел пальцы. Новая вспышка оказалась уже не такой бледной: мрак прорезала густая сапфировая синева. Вспышка длилась не дольше предыдущей, но действие ее было куда сильнее. Вниз по каньону с секундным промежутком прокатилось несколько силовых волн. Высокие деревья вздрогнули, сотни отростков забились в воздухе, листва загудела, как пчелиный рой. Волны расшвыряли мелкую гальку, загремели камни. Трава поднялась дыбом, словно волосы у перепуганного человека; вниз покатились комья земли, увлекая за собой сухие листья, как будто налетел порыв ветра. На самом деле ветра не было. Была лишь короткая сапфировая вспышка и мощные удары силовых волн.

Ночные зверьки прыснули из укрытий кто куда. Некоторые бросились вниз по каньону мимо Золта. Золт давно заметил, что по запаху звери не признают в нем человека — снуют себе вокруг как ни в чем не бывало. Либо у него такой неуловимый запах, либо… либо они принимают его за такую же дикую тварь, как и они сами, и в панике не соображают, что он хищник.

Кое-кого из них Золт успевал различить. Они пролетали мимо, как бесформенные тени, которые отбрасывает вращающийся абажур. Однако Золт замечал их не только зрением, ему помогало и сверхъестественное чутье. Вот прошмыгнули койоты, вот, задев ногу Золта, промчался испуганный енот. Этих Золт трогать не стал, опасаясь их когтей и клыков. Совсем близко прошуршали десятка два мышей, но ими Золт пренебрег. Ему бы что-нибудь покрупнее, чтобы крови побольше.

Какой-то зверек, похожий на белку, ушел у него прямо из рук. Но мгновение спустя Золт поймал за задние лапы кролика. Тот взвизгнул, заболтал короткими передними лапками. Золт ухватил и их. Теперь кролик уже не мог дергаться. Замер от страха.

Золт поднес зверька ко рту.

Шкурка пахла пылью и мускусом.

Красные глазки налились ужасом.

Сердце кролика оглушительно билось.

Золт вгрызся ему в горло. Прокусить шкуру и мышцы оказалось нелегко. Наконец брызнула кровь.

Кролик дернулся. Нет, он не пытался вырваться — наоборот, как бы уступал судьбе. Тельце корчилось в медленных судорогах, удивительно томных, словно зверек приветствует смерть. С годами Золт уже привык к этим сладострастным предсмертным корчам маленьких тварей, особенно кроликов. При виде их он возбуждался, его пьянило ощущение собственного могущества. Должно быть, так же чувствуют себя лиса или волк.

Судороги утихли. Кролик обмяк у него в руках. Он был еще жив, но близость неизбежной смерти повергла его в оцепенение, и боль его, как видно, уже не тревожила. Наверно, это Всевышний напоследок являет мелким тварям такую милость.

Золт снова вонзился зубами в горло зверька. Сильнее, глубже. Потом еще сильнее, еще глубже. Жизнь зверька струилась и пузырилась на его жадных губах.

Издалека, из другого каньона, донесся вой койота. Его подхватили другие. Жуткий хор то становился громче, то затихал: верно, почуяли, что не только они сегодня охотятся, унюхали свежую кровь.

Когда кровь иссякла, Золт отбросил пустую тушку.

Он еще не насытился. Чтобы утолить жажду, придется вскрыть жилы еще не одному кролику и белке.

Золт поднялся и побрел дальше по каньону — туда, где не вспугнутое еще зверье, сидя по норам и щелям, ждет не дождется, когда Золт придет за добычей. Ночь глуха и благодатна.

Глава 25

Может, на нее просто напала хандра: как-никак понедельник день тяжелый. Может, всему виной погода: небо хмурилось, того и гляди хлынет дождь. Может, она была не в духе оттого, что из памяти еще не выветрились кровавые события в «Декодайне», происшедшие четыре дня назад. В общем, по какой-то причине Джулия и слышать не хотела о деле Фрэнка Полларда. И вообще не хотела браться ни за какое дело. Правда, на них с Бобби еще висят долгосрочные контракты на обеспечение безопасности нескольких фирм, но это занятие привычное и спокойное — все равно что сходить в магазин за молоком. Но все же и такая работа иногда чревата бедой, большой или малой — в каждом случае неизвестно. Так что, если бы в этот понедельник к ним с утра заглянула старушка — божий одуванчик с просьбой отыскать пропавшую кошечку, ее приход вызвал бы у Джулии такой же ужас, что и появление буйного маньяка с топором. Ничего удивительного. На прошлой неделе их спасло только чудо, а то бы Бобби уже четыре дня не было в живых.

Джулия сидела за своим массивным металлическим столом с пластиковой крышкой, сложив руки на зеленой регистрационной тетради, и внимательно разглядывала Полларда. Наружность у него была безобидная, даже располагающая. Настораживало лишь одно: он все время прятал глаза.

Человеку с такой внешностью впору носить имя на манер комика из Лас-Вегаса — Шекки, Бадди или что-нибудь в этом роде. Ему было около тридцати, среднего роста, полноватый.

Лицо как раз и наводило на мысль, что ему бы очень подошло ремесло комика. Физиономия довольно славная, если не считать нескольких странных, почти заживших царапин, — открытая, добрая и такая круглая, что поневоле вызывает улыбку. На подбородке глубокая ямочка. На щеках играл крепкий румянец, словно он чуть не всю жизнь провел на арктическом ветру. Нос тоже красноват, но, как видно, не из-за пристрастия к спиртному, а скорее по причине переломов. Форма носа тоже весьма комичная: толстый, но не приплюснутый, как у завзятого драчуна.

Сгорбившись, он сидел в обитом хромовой кожей кресле перед столом Джулии.

— Я пришел к вам за помощью, — начал он мягким и приятным, почти мелодичным голосом. — Больше мне обратиться некуда.

Чувствовалось, что этот человек с наружностью комика измучен отчаянием и усталостью. Посетитель то и дело проводил рукой по лицу, будто снимал невидимую паутину, а потом с изумлением разглядывал руку, словно удивлялся, что в ней ничего не оказалось.

На руках у него тоже были заметны заживающие царапины. Одна-две слегка распухли и воспалились.

— По правде говоря, — продолжал Поллард, — я сам себе удивляюсь. Обращаться к частным детективам — это прямо как в кино.

— Я по себе чувствую, что мы не в кино. У меня изжога, — заметил Бобби. Он стоял у окна, за которым виднелись подернутый туманом океан и корпуса торгового центра (агентство «Дакота и Дакота» арендовало семь комнат на шестом этаже высотного здания в Ньюпорт-Бич). Он отвернулся от окна и, опершись о подоконник, достал из кармана куртки таблетки от желудка — В кино детективы знать не знают, что такое изжога, перхоть или — страшно подумать — псориаз.