Четвертая Беты - Гоар Маркосян-Каспер

Поэт придвинулся ближе и заглянул Марану в глаза, тот не отвел взгляда. Наступило тяжелое молчание.

— Спасибо, что предупредил, — сказал Поэт наконец. — Правда… Признаться, ты поставил меня в затруднительное положение. Ну и дураком же я был. Вообразил, что посвятив в тайну несколько человек, застрахую себя хотя бы на время, пока не приму решение, и пожалуйста, оказывается, я подставил под удар других… среди них еще и женщин плюс ко всему…

Дан похолодел.

— Почему ты заранее решил, что всех выдашь? — пробормотал он, не узнавая собственного голоса. — Любую пытку можно выдержать, если знать, во имя чего…

— Я не люблю красивых слов, — оборвал его Поэт. — Лучше сказать меньше, а сделать больше. Но, в любом случае, предусмотреть надо все. Недостойно мужчины положиться на собственную стойкость и погубить доверившихся ему людей, если окажется, что крепость духа и крепость тела не одно и то же.

— Ты не уверен в себе?

— Я уверен в себе, но сотни людей получше меня и не менее уверенных в себе отрекались не только от других, но и от самих себя. — Он задумался. — По-моему, есть один-единственный способ спасти тех, кому я доверил эту тайну: сделать ее достоянием всех. И как можно скорее. Что скажешь, Маран?

— Сначала я должен узнать, о чем речь.

— Сейчас объясню. Не думаю, впрочем, что я в состоянии тебя особенно удивить… — он снова умолк, глядя на Марана то ли испытующе, то ли с сомнением.

— Колеблешься? — спросил тот.

— Да… А впрочем, нет. Будь что будет! Маран! Ты, конечно, знаешь, где Нит?

— Какой Нит? Врач Рона Льва?

— Да.

— На каторжных работах в северо-восточной спецзоне. Особо строгого режима, высшей секретности. В полутора сутках езды отсюда.

— Точно. Так вот, три дня назад я говорил с ним. В этой самой спецзоне особо строгого режима, высшей секретности.

Маран не шевельнулся.

— Ты мне не веришь?

— Почему же?

— Ну… Я же вижу. Думаешь, что туда невозможно пробраться. И тем более выбраться обратно. Так?

— Не так.

— А как же?

— Я знаю, что ты там был, — спокойно сказал Маран. — Знаю и, с кем.

Поэт подскочил от неожиданности.

— Интересно, происходит ли в Бакнии что-нибудь, чего ты не знаешь?

— Может, и происходит, — ответил Маран флегматично. — И что же рассказал тебе Нит?

— А этого ты не знаешь?

— Представь себе, нет. Правда, догадываюсь.

— Догадываешься… — проворчал Поэт. — То есть знаешь, но своими словами, так сказать? Ладно. Так вот, Нит, как тебе известно, присутствовал при последних минутах Рона Льва. Но не только. Он был врачом Рона последние четыре года его жизни и последние месяцы день за днем наблюдал его. Нит абсолютно… слышишь ты, абсолютно уверен, что Рон Лев умер от хронического заболевания. Болезнь сверхроста, не очень часто встречающаяся, но хорошо известная, Нит клянется, что ее ни с чем не спутаешь. После смерти Рона Льва Нит и еще два врача — совет смерти, как положено, составили протокол смерти и подписали его. Как тебе это?

— Дальше.

— А ты знаешь, что было еще и «дальше»? Ладно. На следующий день, точнее, следующей ночью, к Ниту приехали четверо неизвестных и потребовали… внимание!.. чтобы он подписал некое письмо… когда он мне его пересказал, я понял, что это и было знаменитое «письмо Нита». Нит отказался, тогда его без особых церемоний водворили в мобиль и увезли в Крепость. Он сидел в подвалах, в одиночке, потом его без суда и следствия, без вынесения приговора переправили в эту твою спецзону. Такую, где сидят убийцы и грабители, осужденные на пожизненное заключение, они издеваются над беднягой всячески. Изощренная месть за честность, так я полагаю…

— Не только. Еще и гарантия сохранения тайны.

— Пожалуй. Как бы то ни было, мне удалось добраться до него… о подробностях распространяться не буду, тем более, что ты и так их знаешь… Короче говоря, я записал его рассказ…

— На катушку?

— Да.

— Ах вот о чем шла речь. Записал — и, конечно, оставил у Дины?

Поэт зло взглянул на Дана.

Маран улыбнулся.

— Не бросай на бедного Дана свирепых взглядов. Он мне ничего не говорил.

— Откуда же ты узнал?

— Ниоткуда. Просто я знаю тебя…

— Меня и все глупости, которые я в состоянии совершить.

— Примерно так. Ну и что дальше?

— А как ты думаешь?

— Тут особого ума не надо. Полагаю, что ты поехал к двум другим врачам, подписавшим протокол смерти… если, конечно, Нит назвал тебе их.

— Назвал.

— Значит, поехал. И никого не нашел.

— Разумеется. Их увезли в ту же ночь, что и Нита. И все. С концами. Может, тебе известно, что с ними сталось?

— Может.

— Поделись.

— Их нет в живых. Обоих. Так что не трать времени на поиски. Это все?

— Нет, не все. Я стал думать. Кто еще мог быть свидетелем этих событий? Кто был при Роне Льве, кроме Нита? Конечно, его жена, Лета Лилия.

— Лета умерла.

— Да. И умерла очень странной смертью, ее сбил грузовой мобиль на тротуаре, у самой стены дома, и как раз накануне процесса. Тебе это не кажется подозрительным?

— Подозрение не доказательство.

— Это смотря в чьих руках, — горько усмехнулся Поэт. — Но не в наших, тут ты прав. Итак, Лета умерла. Кто еще? Экономка. Довольно быстро я выяснил, что она тоже умерла. И тоже внезапно.

— Изий не оставляет следов.

— Если не считать следами трупы.

— Трупы молчат.

— Не всегда.

Маран насторожился.

— Что ты имеешь в виду?

— Я стал думать дальше. Кто еще? У них не было детей. Но с ними жила дочь Леты от первого брака.

Маран покачал головой.

— Дочь Леты тогда была ребенком. И потом последние месяцы жизни Рона девочка провела в Тигане, у родителей Леты, ее привезли только на похороны. Кстати, родители Леты на похоронах не присутствовали и дочь в последний раз видели за год до ее гибели. А с девочкой — ее зовут Ина — говорили. Хорошо знакомый ей человек, близкий друг семьи, так что… Она ничего не знает.

Поэт торжествующе усмехнулся.

— Наконец!

— Что — наконец?

— Сначала дай слово, что девочка будет в безопасности, во всяком случае, ты сделаешь для этого все, что в твоих силах. Даешь?

— Слово Марана.

— Она в совершенстве научилась притворяться, ведь для нее это единственный способ уцелеть. Она никогда и никому не говорила того, что рассказала мне.

— И как ты этого добился?

— Я просто назвался. Первое, что я услышал, войдя к ней в дом, был мой собственный голос.

— Понятно. Девочка, влюбленная в поэта. Сюжет известный.

— Ничего подобного. Просто она знает и любит мои песни и судит обо мне по ним. Что самое верное. Потому она и открыла мне то, чего даже ты не знаешь.