Ловушка для птицелова - Элейна Уркхарт

бросилась назад, к сторожке. Конечно же, дверь оказалась заперта, но Рен быстро нашла лопату, удобно прислоненную к стене. Схватив ее, она понеслась обратно и столкнулась с Леруа, который тут же сунул ей под нос какой-то громко тикающий предмет.

– Таймер для яиц, – переводя дыхание, произнес Леруа. – Время совпадает с будильником, найденным под сценой. У нас почти ровно двадцать минут, – он весь раскраснелся и вспотел.

– Если там кто-то есть, то все плохо. Так долго под землей в сознании никто не продержится, – Рен бросила тревожный взгляд на кучу свежей земли. – Нужно копать. Сейчас же.

Леруа скинул пиджак, позволив ему упасть на землю, и закатал рукава.

– Ты бери лопату, – приказал он, а сам встал на колени и принялся руками выгребать рыхлую землю.

Рен яростно принялась рыть, и уже через мгновение к ним с Леруа присоединились и остальные. Работали все молча. Никто не произносил ни слова. Единственным звуком были удары лопаты о землю и тяжелое дыхание.

Надежды Рен разбились, и теперь она пыталась скрыть это от своих коллег. Она надеялась, что они найдут жертву на поверхности – или хотя бы в надземной гробнице. Человек, погребенный заживо, погибает быстро, а сорок пять минут – это большой срок, даже если ты полностью здоров. Они понятия не имели, как захоронена жертва, не знали, как глубоко она лежит и насколько долго. Они даже не знали, есть ли там вообще кто-нибудь или нет.

Несмотря на все это, Рен копала в бешеном темпе. Ее надежды разбились, да – но не окончательно.

* * *

Леруа отобрал у Рен лопату и принялся копать сам – так сильно и быстро, как только мог. Старый яичный таймер громко отсчитывал секунды, и по лицу Рен было ясно: каждое мгновение на счету. Казалось, что они копают уже несколько дней, и вырытая яма уже уходит в глубину на метр.

Леруа вытер лоб тыльной стороной руки, размазывая по лицу грязь и пот.

– Ребята, а что, если он закопал ее на положенных двух метрах глубины? – нерешительно спросил один из офицеров. Рен покачала головой и выдохнула.

– Тогда мы копаем на два метра вниз.

Леруа работал, словно машина. На опасения коллег он никак не отреагировал, но он полностью их понимал. Два метра – это очень много, когда тебе надо прокопать их строго вниз без какого-либо предварительного планирования, надлежащих инструментов, а также без воды и отдыха.

Леруа вдруг заметил, что парамедики сняли свои форменные рубашки и принялись помогать выгребать землю. Он поймал взгляд женщины-парамедика и молча кивнул в знак благодарности. Та кивнула в ответ и продолжила копать. Они работали все вместе, как хорошо отлаженный механизм. Грязь летела во все стороны. Все сосредоточены до предела.

Леруа улучил момент, чтобы бросить взгляд на таймер, и в это время лопата наткнулась на что-то твердое. Он ударил лопатой еще раз – просто, чтобы убедиться. Да, это что-то деревянное.

Он снова оглянулся на таймер – осталось четыре минуты.

– Мы что-то нашли! – крикнул он, сдвигаясь в сторону, чтобы очистить землю и грязь с деревянного гроба, постепенно начинающего проглядывать из почвы. Рен принялась скрести лопатой по верхней части гроба, сметая в стороны землю, а остальные начали выгребать грязь наверх. Могила была выкопана неглубоко. Он хотел, чтобы они нашли этот гроб и открыли его, но перед этим сначала немного потрудились. В воздухе разлилось ощущение предвкушения – на деревянном боку гроба показалась ручка.

– Давайте попробуем вытянуть его за один конец, – предложил Уилл, указывая на обнажившуюся ручку. – Мы можем попробовать наклонить гроб, чтобы снять крышку и не насыпать внутрь еще больше земли.

Рен кивнула.

– Вы трое тяните, а мы будем направлять. Когда я скажу «хватит», остановитесь. Не хочу, чтобы вы поставили его вертикально.

Они кивнули в ответ и крепко ухватились за ручку, уперевшись свободными руками в бок гроба. Офицеры с силой потянули гроб на себя, а Рен и парамедики принялись толкать его с другого конца. Отчаянно скрипя, гроб освободился от земли.

– Хватит! – крикнула Рен и подняла руку вверх. Все остановились и осторожно утвердили гроб на куче земли, лежащей на краю раскопанной могилы. Рен бросилась снимать крышку гроба, и Леруа поспешил ей на помощь. После сильного рывка крышка легко отошла, и ее быстро подняли в шесть пар рук.

Время замерло. Медленное тиканье таймера – единственное, что прорезало тишину.

– О боже! – воскликнул парамедик, в ужасе закрывая рот рукой.

Женщине в гробу на вид около двадцати лет. Ее русые волосы, покрытые грязью, лежали в беспорядке. Глаза у нее закрыты, на грязном лице застыло спокойное выражение. На щеке и обивке гроба виднелись следы засохшей рвоты. Ее голые ноги были исцарапаны и покрыты коркой засохшей земли и крови. Белая футболка была порвана, на боку и вокруг спины расплывалось огромное красное пятно. Офицеры и без помощи Рен отлично видели, что это кровь. Много крови. Женщина в гробу лежала неподвижно и безмолвно.

Зазвонил таймер.

Глава двадцать первая

Джереми открыл глаза. Чувствовал он себя удивительно отдохнувшим – и это несмотря на то, что спал он всего два часа. Он сел на кровати, сдвинул в сторону жалюзи, позволив теплому свету поприветствовать его. Окинул взглядом раскинувшееся перед ним зеленое море деревьев. Здесь была его собственная личная Аокигахара – так называемый Лес самоубийц из Японии, куда потерянные души приходят умирать.

Прошлой ночью он оставил в этом лесу Эмили, парализованную ниже пояса. После того, как он выдернул нож из ее спины, глаза у нее стали совсем дикие. Она впилась в него безумным взглядом. На мгновение Джереми задержался, присел рядом с ней, чтобы понаблюдать, как она задыхается от боли. В бреду она ухватилась за него, словно за спасательный круг.

Когда он наконец оставил Эмили в холодном покрывале темноты, она принялась звать его. Она просила «Кэла» вернуться. Умоляла не бросать ее одну. Ее крики стали для Джереми колыбельной, погрузившей его в глубокий, хоть и короткий сон.

Он натянул чистую рубашку, белую и хрустящую. Остановился, чтобы почистить зубы и тщательно уложить светлые волосы. Выходя во двор, он вслушивался в скрип досок под ногами. Его черные ботинки тяжело стучали по деревянному настилу. Он гадал: слышит ли она его приближение? Смогла ли она вообще заснуть, измученная и охваченная ужасом?

– Эмили! – позвал он. Подождал какого-нибудь звука. Ответом ему был только стрекот цикад и пение птиц. – Ты ведь не умерла, правда? – снова крикнул он, шутя всего лишь