Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе - Ронни Касрилс

В Южной Африке, в Претории, начинался ривонийский процесс, а в Питермарицбурге — процесс «о малой Ривонии», как мы его называли. Нельсон Мандела был привезён с острова Роббен и был обвинён вместе с Уолтером Сисулу и другими в организации более 200 крупных диверсионных операций.

Среди наиболее впечатляющих акций было разрушение мощной бомбой кабинета одного из членов правительства в Претории. Нападениям подвергались мачты линий электропередачи, трансформаторы, железнодорожное полотно, семафоры, бюро по выдаче пропусков африканцам и другие учреждения.

В Питермарицбурге Билли Нэйру, Кенику Ндлову, Ибрахиму Исмаилу, Дэвиду Ндавонде и почти двум десяткам других товарищей были предъявлены обвинения на основании Закона о диверсиях. Было ясно, что Бруно Мтоло и Стефен Мчали будут давать обвинительные показания. Оценки, сделанные Элеонорой, пока она находилась под стражей, оказались верными. Мы чувствовали себя особенно подавленными, поскольку были на свободе, тогда как наши товарищи стояли перед возможностью смертного приговора. Многие из наших товарищей, таких же изгнанников, как и мы, были в том же состоянии.

Дар-эс-Салам, бывший центр работорговли в Восточной Африке, а теперь база освободительного движения, был романтическим местом. Мы наблюдали, как арабские «доу» приходили под парусами из Персидского залива, и разглядывали роскошные ковры и другие товары, которые команды этих судов раскладывали на городских тротуарах. Гостиница «Новая Африка» был прекрасным колониальным зданием — всё из дерева и белой краски, пальмы и веранды, где иностранные дипломаты и борцы за свободу пили прохладительные напитки и занимались заговорщической деятельностью. Там мы встретили некоторых из молодых лидеров Фронта освобождения Мозамбика (ФРЕЛИМО), включая Жоакима Чиссано и Марселино душ Сантуша, которые потом стали президентом и вице-президентом Мозамбика. Молодая женщина, которую я знал в Йовилле ещё школьницей, Пам Бейра, бежала из Южной Африки и присоединилась к нам. Позднее она вышла замуж за Марселино. За бесчисленными чашками кофе мы обсуждали вопросы сотрудничества между нашими организациями и анализировали положение в наших странах. Если у нас в кармане было несколько восточноафриканских шиллингов и уже были сумерки, мы кричали нашим официантам в тюрбанах: «Пиво «Таскер», baridi sana» (на суахили «очень холодное») и благодарили их за обслуживание прелестным выражением на суахили — «asante sana» (большое спасибо).

Каждую неделю полный самолёт новобранцев из различных освободительных движений улетал в Северную Африку и в социалистические страны, увозя их на военную подготовку. К февралю настал мой черёд. Элеонора оставалась, чтобы продолжать работать в представительстве АНК. Она решила расширить связи со своими родителями в надежде решить проблему с Бриджитой.

Я отправился в Советский Союз с Джо Модисе и Мозесом Мабидой. Мы присоединились к группе в, примерно, 300 человек, которые уже отбыли на Украину, в Одессу. Модисе должен был стать командиром этой группы, а Мабида — правая рука Лутули в провинции Наталь — комиссаром или политическим руководителем. Я только недавно познакомился с Мабидой, человеком с большим чувством собственного достоинства, подстригавшим усы в стиле Бисмарка. Он исключительно тепло и внимательно относился к Элеоноре и её проблемам. Я обнаружил, что он имеет важное качество истинного лидера — способность сострадать.

После всего того, что мы слышали об Октябрьской революции и строительстве социализма, приземление в заснеженной Москве вызывало особое волнение. Когда мы прибыли, Мабида напомнил нам с усмешкой, идущей из глубины груди, о том, что это была страна, которую бывшие лидеры АНК ещё в 1927 году назвали «новым Иерусалимом». Нас встретил «polkovnik» (полковник) Советской Армии во впечатляющей папахе. Он поужинал с нами в ресторане «Узбекистан», наполненном шумом разговоров и ароматом готовящихся блюд. Он предложил тост за успех нашей борьбы. Следуя его примеру, мы залпом опрокинули свои рюмки с водкой. Мабида поднял рюмку и предложил тост за «страну Ленина». Со всё увеличивающимся интересом мы опять опорожнили наши рюмки, быстро научившись по русскому обычаю закусывать выпитое солёной селёдкой.

Ночевали мы в гостинице «Украина» — одном из зданий сталинского типа, пышностью своей похожих на свадебный пирог. Я стоял у окна и рассматривал город, над которым порхали хлопья снега, и был поражён той тишиной, которая наполняла город. Снегоочистители уже очищали дороги, и над всем царило ощущение мира и стабильности. Я не видел очередей за хлебом и, в самом деле, люди на улице выглядели хорошо одетыми и сытыми. Кроме того, официанты в ресторане и сотрудники гостиницы в фойе вели себя приветливо.

На мой взгляд, и его разделяли мои товарищи, система, которую наши враги в Южной Африки рисовали, как находящуюся на грани развала, на деле выглядела процветающей. Я не могу сказать, что кто-либо из нас понял тогда, что мы являемся привилегированными гостями официальных властей и что действительность для обычных людей на территории, составляющей одну шестую часть суши, может быть иной. Возможно, мы были бы более восприимчивы к недостаткам этой системы, если бы западная пропаганда в духе «холодной войны» не была столь враждебной и лицемерной. В то время, когда Запад делал лишь благочестивые заявления о зле апартеида, Советский Союз предоставлял нам практическую помощь. Оказалось, что его заинтересованность в ликвидации колониализма и расизма в Африке совпадает с нашей.

На следующий день мы прибыли в Одессу, где должны были находиться до ноября. Модисе и Мабида немедленно приняли на себя командование подразделением. Я был включён в состав группы под командованием живой и неуправляемой личности по имени Джоэль Клаас, который был позднее направлен в Лусаку, где много лет верно служил АНК. До сегодняшнего дня я почтительно называю его «tovarish komandir» («товарищ командир»). Эта группа специализировалась на сапёрном деле.

Джоэль был молодым новобранцем из деревни в восточной части Капской провинции. Его отец был рабочим-отходником, который десять месяцев в году работал на шахтах Ранда. Его мать с трудом находила работу на кухнях белых фермеров. Семья жила в простом доме и Джоэль каждый день проходил по дороге в школу десять километров босиком. Он сумел получить работу на фабрике и там попал в участники забастовки. Затем его вовлекли в АНК и он охотно согласился уехать из страны для военной подготовки.

Биография Джоэля была типичной для большинства молодых новобранцев, многим из которых было только семнадцать или восемнадцать лет. Более старшие товарищи были в возрасте примерно от 25 до 33 лет. Они участвовали в Движении по несколько лет и имели политический опыт. Однако сколько бы им ни было лет, никто из них, за исключением родственников лидеров Движения или небольшой группы членов КОД вроде меня, никогда не был в доме белого человека. Поэтому практически все в нашей большой группе впервые в жизни пользовались заботой и гостеприимством белых людей. Нас не только обучали советские офицеры, но и женский и мужской персонал готовил пищу для нас, обслуживал нас, одевал в военную и гражданскую одежду, лечил нас и, в общем, беспокоился о нас с материнской заботой. Для нас это были «социалистическая солидарность» и «пролетарский интернационализм» в действии. Мои товарищи сталкивались с таким нерасистским отношением к себе впервые в жизни. Южная Африка и её капиталистическая система не выдерживали никакого сравнения.