Записки из чемодана - Иван Серов

Демаркационную линию мы довольно быстро установили, так как немцы почти во всем с нами соглашались. Меня это несколько удивляло, и я не мог дать этому объяснения. Причем наши возражения они тщательно записывали.

Мне несколько раз приходилось спорить с немецким генералом Шульцом*, который в выступлениях поучал, как надо решить тот или другой вопрос. Я обозвал его «ментором», он страшно разозлился, начал стучать кулаком, а я демонстративно вышел и смотрел на звездное небо.

Затем, когда он затих, я вошел и с улыбкой спросил, улеглись ли страсти. Он зло посмотрел на меня. После заседания МИДовец мне сказал, что немец разозлился, потому что «ментор» — это еврейское слово, а немцы ненавидят евреев.

На заключительном заседании немцы членам комиссии принесли какие-то подарки-безделушки. Я не взял…

Когда я восстановил в памяти 1940 год по месяцам, то у меня также появилось неприятное чувство, которое усугублялось какой-то беспечностью нашей печати и радио. В газетах писалось о наших внутренних делах, различные хвалебные статьи. Радио танцевало и играло почти круглые сутки. Да и на партийных собраниях не было ни разу высказано какой-нибудь тревоги.

Летом 1940 года Тимошенко назначили наркомом обороны вместо Ворошилова. Как мне рассказывали, эта перемена не обошлась без участия злополучного Мехлиса, который после финской кампании резко выступил против порядков в армии и в частности — против Ворошилова. Очевидно, эти обстоятельства сыграли известную роль.

Осенью Мерецков* был назначен начальником Генштаба вместо Шапошникова*, который стал заместителем наркома по оборонным сооружениям.

В декабре 1940 года в ЦСКА проходили сборы высшего командного состава армии, где обсуждались доклады о состоянии боевой подготовки войск, оборонительные и наступательные операции, бой стрелковых дивизий.

Совещание длилось 6 дней. Выступило 50 военных начальников. Все говорили правильно, как будем наступать и бить врага. А после совещания мне генералы в округе высказывали серьезные упущения в боевой подготовке войск, критиковали Тимошенко, Кулика* (заместителя) и других, об устаревших уставах, так как боевые порядки не соответствовали требованиям современной войны, которую вели немцы в ряде стран.

Об обороне нельзя было и говорить, так как всем внушалась доктрина громить противника на его же территории. Тактические учения и боевая подготовка бойцов не соответствовала требованиям суровой войны, о бойцах заботилась, как бы он не простудился, вместо того чтобы физически его закаливать. Уже попутно я скажу и свое мнение по этим вопросам.

К 1940 году в армии командные кадры «освежились» за счет трагедии, которая произошла в стране, когда в 1937–1938 годах подлый Ежов и его сподручные, в том числе и Мехлис, подогревавший шпиономанию, арестовывали тысячами честных людей и командиров Красной Армии, чем нанесли непоправимый вред Родине, истребив лучших людей: командиров, конструкторов, коммунистов и тысячи честных людей.

Да если еще добавить, что, к сожалению, находились бесчестные люди, которые в угоду органам старались «выявлять» врагов народа и шпионов и писать на них заявления, в том числе на родных братьев, так отсюда будет ясно, какой вред был нанесен стране. В армии к этому времени на командных должностях были выдвиженцы без достаточного опыта и знаний.

Приведу простой пример, что если в 30-х годах командиру взвода или батареи для того, чтобы продвинуться до следующей должности командира дивизиона, нужно было минимум 5–7 лет, а в 1939–1940 годах нас, командиров рот, батарей по окончании Академии (а некоторых — с 3-х курсов) назначали командирами полков, начальниками штабов дивизий, начальниками Особых отделов округов, а меня — начальником Главного Управления НКВД СССР. Ну, об этом историки расскажут.

6 апреля немцы вторглись в Югославию и Грецию. Незадолго до этого принц-регент Югославии Павел* под давлением Германии присоединился к пакту Германия-Италия-Япония. Сербы не согласились с таким унижением, и 27 марта группа офицеров под руководством генерала Симовича* захватила власть и возвела на престол Петра II*. В Югославии — ликование и избиение немецких посольских работников.

6 апреля немцы разбомбили Белград и двинули войска. Сопротивление было незначительное ввиду неравенства сил. и Югославия была оккупирована. В Греции это же немцы проделали почти без сопротивления.

Как мне рассказывали участники, последующие события у нас в Москве развивались в следующем порядке. В начале января 1941 года после военного совещания руководящие начальники решили провести в Генштабе учение на картах, в котором участвовали секретари ЦК Маленков и Жданов.

Один из военных деятелей играл за красных, а Г. К. Жукова заставили играть за немцев. Руководил игрой Тимошенко. В результате Жуков на карте «разгромил» войска красных, учтя пробелы в нашей подготовке Красной Армии, и получился конфуз.

После игры всех участников вызвали к т. Сталину, где после короткого разговора т. Сталин предложил назначить Жукова начальником Генштаба, освободив Мерецкова от этой должности. При этом были высказаны упреки в адрес Мерецкова о том, что, несмотря на указание Сталина создавать механизированные корпуса, дело плохо двигалось.

Также плохо дело обстояло с обучением войск. Получался парадокс. С мест, я имею в виду из военных округов и от органов и погранвойск, поступают тревожные сигналы о наглом поведении немцев, граничащих с нами, т. е. практически от Балтийского до Черного моря, и в то же время в наркомате обороны дается установка укреплять обороноспособность армии, но в то же время не волновать немцев на границах!

Вот и получилась глупость. Вместо того чтобы Главному Разведуправлению Генштаба, начальнику Генштаба, наркому прийти в Политбюро и твердо, по-партийному, доложить, что назревает война, и эти слова подтвердить десятками фактов, которые были в руках, и просить Политбюро привести войска в мобильную готовность № 1, этого не сделали, и наркомату обороны во главе с Тимошенко все еще было неясно, нападет ли Германия на СССР.

Первые провокации немцев

Примерно в марте 1941 года мне позвонили из Ровно, что там приземлился немецкий двухмоторный самолет. Когда наши товарищи подходили к двум летчикам, то видели около самолета огонь. Подойдя ближе, увидели горящий самолет и сожженные карты.

Я приказал летчиков доставить в Киев. В Киеве мы поместили их в хорошей гостинице, а затем их привели ко мне. Во время разговора немцы вели себя самоуверенно, я бы сказал, нахально.

Довольно откровенно на мой вопрос ответили, что самолет сожгли, чтобы не достался русским, так как <он> новейшего образца, работающий на дизельном топливе, чего у нас, русских, нет. Вот примерно и все, что мне удалось от них узнать, так как они заявляли на любой мой вопрос, что им присяга не позволяет отвечать на них.