Конец главы - Николас Блейк

— Что вы там бормочете, Артур? — Тон у Лиз был раздраженный.

Стивен ухмыльнулся:

— Мне постоянно тычут в нос, что Миллисент сидела в соседней комнате. Будто мне надо об этом напоминать! Артур же хотел сказать вот что: я мог бы услышать телефонный разговор, понять из него, что Глид в пятницу вечером будет дома один, и подгадать убийство именно к этому времени, чтобы подозрение пало на злосчастного парня.

— Ну знаете, Стивен! — громко запротестовал Джералдайн.

— А вы в самом деле?.. — спросил Найджел.

— Подгадал к этому времени?

— Слышали их телефонный разговор?

Стивен Протеру ответил не сразу:

— Кажется, я теперь припоминаю, что телефон после обеда звонил: у нас звонки бывают не часто. Но что она говорила, я не слышал.

Тут у Найджела снова разболелась голова, и, принеся извинения хозяину, он под сочувственными взглядами присутствующих вытянулся во весь рост на кушетке, чтобы закапать себе в нос лекарство. Лица и блистающий всеми цветами радуги фарфор качнулись к нему, потом откачнулись назад; когда он сел, у него закружилась голова. Он вдруг встретился взглядом с Лиз Уэнхем и уловил в ее глазах рассеянно-опасливое выражение, которого никогда прежде не замечал. Увидев, что он на нее пристально смотрит, Лиз сказала:

— Вам надо сделать операцию. Нечего баловаться этими патентованными средствами.

— Мне не советовали соглашаться на так называемое хирургическое вмешательство.

Артур Джералдайн наклонился вперед:

— Одного только не пойму: почему полиция думает, что это произошло между пятью и шестью?

— Вы хотите сказать, между пятью двадцатью и шестью? Протеру ведь ушел только в пять двадцать. — Найджел рассказал им о заколоченном окне. — Это позволяет предположить, что преступление было совершено, когда в здании еще находились люди, а ваши сотрудники расходятся по пятницам не позже пяти тридцати. Единственная опасность, с точки зрения убийцы, заключалась в том, что один из компаньонов задержится на работе. Так и вышло, только задержались двое.

Лиз сказала:

— А я не пойму, почему предполагается, что убийца непременно один из нас или кто-то из сотрудников?

— Нет, предполагается лишь, что убийца — человек, которого жертва знала и, вероятно, ждала. Во всяком случае, кто-то знакомый с расположением комнат и распорядком работы издательства.

Бэзил Райл смотрел на него с растущим недоумением:

— Но помилуйте, что же такое вы говорите? Как бы хорошо она ни знала убийцу, ей все-таки должно было показаться странным, если он вдруг стал заколачивать окно?

— А он это сделал после убийства.

— Как? Вы же, по-моему, говорили, что он это сделал из страха быть застигнутым…

— Не во время самого убийства. А тогда, когда он делал то, что ему надо было сделать потом.

Компаньоны в изумлении переглянулись.

— Потом? — спросил Стивен Протеру. — Что за нелепость! Не станет же он там торчать…

— То есть он хотел уничтожить следы? Или оставить ложные улики? Так я понимаю? — спросил Джералдайн.

Найджел быстро соображал, как ему быть. Надо было мгновенно принять решение. Если убийца — один из этих четверых, он может либо почувствовать опасность и принять меры предосторожности, либо растеряться от того, что скажет Найджел.

— Не знаю… Это только моя догадка, — медленно начал он. — Ну, скажем, интуиция. А что, если тайна этого преступления кроется в прошлом Миллисент Майлз? Что, если ее автобиография содержала ясное указание на мотив убийства? Убийца мог это знать или догадываться об этом. Если так, он наверняка захотел отыскать ту страницу рукописи, которая могла его выдать, и изъять ее. Поэтому, забив окно…

Лиз Уэнхем просто взорвалась от негодования:

— Неужели вы всерьез предполагаете, что, зарезав ее, он сел и стал прилежно читать двести страниц рукописи? Он бы уж скорее взял ее с собой и уничтожил.

— Не обязательно. Более хитроумный человек — а я уверен, что мы имеем дело с человеком тонкого ума, — предпочел бы взять лишь опасную для него страницу или несколько страниц…

— Ну а разве страниц не хватает? — спросил Райл.

— Нет. Но, возможно, он заколотил окно именно затем, чтобы спокойно напечатать взамен другие страницы. Один из ваших сотрудников слышал в пять тридцать, как кто-то печатал на машинке в комнате мисс Майлз.

Артур Джералдайн воскликнул:

— Но, дорогой друг, это уж слишком эксцентрично. Право же, вы зря теряете время…

— Я с вами не согласен, Артур, — сказал Стивен Протеру. — Кажется, это преступление начинает даже меня интересовать. Если Стрейнджуэйз прав, перед нами интересная текстологическая задача: проанализировать, какие страницы написаны другой рукой и есть ли такие страницы. А может быть, — и он мило улыбнулся Найджелу, — вы их уже обнаружили?

— Нет. Я же вам сказал, что я успел только мельком проглядеть рукопись. Придется завтра этим заняться. Нет, завтра мне надо опрашивать людей… Послезавтра.

Лиз Уэнхем спросила:

— Но разве это не дело полиции?

— В сущности, да. Однако инспектор Райт довольно хорошо меня знает, а литературные исследования не по его части.

— Я бы сам охотно за это взялся, — оживился Стивен. — И так и так эту чертову штуку читать придется мне, если мы все же намерены ее издать. Можно убить двух зайцев.

— Какая гадость, Стивен, — сказала Лиз.

— Неплохая идея… — вежливо, но неопределенно кивнул Найджел. «Что ж, — подумал он, — приманка в ловушку положена. Теперь подождем, не попадется ли кто-нибудь в нее за ближайшие сутки».

Он поднялся, собираясь откланяться, но Стивен Протеру задал ему вопрос:

— Да, кстати, почему это вы утром интересовались Рокингемом? Насколько я понял, в связи с автобиографией?

— Да. Я случайно наткнулся на это имя в одной из первых глав. Мисс Майлз дает некоторым своим персонажам псевдонимы. Судя по всему, она довольно близко знала этого Рокингема. Я подумал, что, узнав, кто он такой, я смогу получить от него сведения о ее юности. Никогда ведь не знаешь, что тебе пригодится.

Тонкие губы Артура Джералдайна были сжаты так плотно, что Найджелу показалось, будто их совсем не стало.

XI. Смотри выше!

Найджела, привыкшего к совсем другому типу общественной деятельницы, миссис Блейн даже несколько удивила. Голос у нее был нежный, мелодичный, внешность отнюдь не пугающая. Когда она сидела за столиком в ресторане, одетая в черный костюм с воротничком и манжетами из белого пике, и словно окунала головку в меню, она напоминала ему аккуратную, несмелую, но хлопотливую птаху — скорее всего, нырка. Дело происходило на следующий день после обеда в издательстве, и Найджел пригласил в ресторан также и Клэр Массинджер.

Когда они выбрали еду — а для Клэр это всегда было делом нелегким: ее волю парализовал вид обширного списка яств, — Найджел рассказал миссис Блейн о деле, в котором он принимал участие.

— Как видите, — закончил он, — вся задача в том, чтобы найти след в ее юности. Клэр сказала мне, что вы знали ее смолоду.

— Да, мы вместе учились в школе. В средней школе Уимблшема. Я очень хорошо знала ее девочкой. Потом я получила стипендию в Самервилле, и мы как-то разошлись. Но на каникулах время от времени видались.

— Когда она служила в книжной лавке?

— Да. — Миссис Блейн кивнула аккуратной головкой и нежно, заливисто засмеялась. — Забавно, что сохраняет наша память! Вы когда-нибудь видели, чтобы продавец книжной лавки читал?

— Нет, пожалуй, не видел.

— Вот, а она читала. Когда бы я ни вошла, она сидела уткнувшись в книгу. И всегда это были романы. Я, пожалуй, вела себя как ханжа по отношению к той литературе, которую она поглощала. Бедная Милли! По-моему, она завидовала, что я учусь в университете. Колючая это была дружба.

— У женщин всегда дружба такая, — заметила Клэр. — Мы постоянно воспитываем друг дружку и злимся на это.

— Но и среди мужчин у нее были друзья? — спросил Найджел.

— Если ей верить — десятки. Впрочем, она была страшная выдумщица, я это помню еще со школы. Учительница литературы однажды сказала, что страсть Милли к выдумкам заслуживает лучшего применения. Это может послужить ей, бедняжке, некрологом. — Миссис Блейн помолчала и отпила мартини. — В мировом суде я таких девиц вижу каждую неделю. Их сажают за мелкое воровство, магазинные кражи и так далее. Они просто не замечают разницы между реальностью и своими фантазиями. И вечно перекладывают вину за свои проступки на кого-то другого: на злую судьбу, на родителей, которые их не понимают, на общество, которое словно ополчилось против них. Но, простите, я, кажется, разболталась.

— Нет, что вы! Это помогает составить о ней представление. Миллисент Майлз, на ваш взгляд, была в юности потенциальной правонарушительницей?