Та сторона - Теодор Картер

левую, и она, словно погруженная в теплые воды реки, тоже была поглощена. Теперь у меня не было ладоней, и я смотрел в отражение себя, протянувшего обе руки и навсегда потерявшего их. По ту сторону… по ту сторону было тепло. В целом, ничего не изменилось, но создавалось впечатление, будто я погружаюсь в пустоту.

Опершись коленями об раковину, я просунул свою голову внутрь и оказался в тени, где одна лишь полоска света, очертив мой силуэт, пронзает пространство. Или вернее сказать, полное его отсутствие. Я подполз на четвереньках и мои ноги тоже оказались здесь. Это место не имело ни запаха, ни твердой поверхности. Сам не знаю, на чем я стоял, но мои ноги как будто висели в плотном воздухе, возымевшем кристаллическую решетку. Я выпрямился и оглянулся назад. Посреди ванной комнаты стояла Анна. Она смотрела в зеркало, внутрь которого я ступил, но по одним глазам было очевидно, что она ничего не видит. Блеснув сотнями тысяч граней, с моего подбородка упала слеза, и я отвернул от нее свой взгляд.

Десятки моих лет растворялись глубоким сном. Теперь я вспоминал все те события, что привели меня сюда. И та злосчастная девушка, по которой я так бесцеремонно сходил с ума, вновь очутилась в моем сознании. Ее звали Кейт Вагнер. Девушка, находящаяся в коме по моей вине. Наконец придя в себя, я подавался страху перед жизнью того человека, в теле которого находился. Все наконец вернулось на свои места, но что меня ждет дальше, в этой кромешной и тихой тьме?

Глава третья. Грань

1

Сколько лет прошло с тех пор, как я нырнул в ту самую витрину? Целая жизнь таяла в моей груди и невыносимый грех пал на мою спину. Совесть, словно изжога, царапала мое горло, и мне хотелось рыдать и биться в истерике, потому что, сколько бы сильно мне не хотелось верить в обратное, с той самой минуты прошло максимум четверть часа. Пятнадцать минут. Меня не было в этом мире пятнадцать минут, а я уже успел разочароваться в самом себе, испытать на себе смерть близкого человека, предательство с моей стороны и неминуемую гибель самого себя в условиях полного забвения. У меня был сын, которого я любил, но которого никогда не было. У меня была жена, жизнь которой испорчена мной. Я был другим человеком, и все эти годы оставили во мне неизгладимый след – вечно зудящий шрам, но я знал одно – этого никогда не было.

Когда я очнулся, время вокруг меня покоилось, как кроны лесов в безветренную погоду. Пожелтевший тюль висел на огромном окне, из которого лился солнечный свет. Каждая моя конечность медленно приходила в себя, но мне было тяжело ими двигать. Кровать, мягкая-мягкая, так нежно владела мной, что не было сил подняться. Мне хотелось провести безмятежное утро, приготовить сытный завтрак и, запив его кофе, отправится в какой-нибудь парк. Просто так. Просто посидеть под лучами солнца и насладиться жизнью, съесть пломбир и испытать холод внутри своей головы; мне хотелось медленно бродить по мостовой и чувствовать эту жизнь, хотелось чувствовать себя живым.

Ворочая глазами комнату, в которой я находился, я заметил, что в ней не было ярких предметов. Меня удивило это. Я очутился в старом, допотопных времен снимке, где только свет и тень имеют значение. Все еще пролистывая прожитые годы в голове, я сжимал свои скулы, и невероятные муки калечили мою голову. Все, что там было (и говоря все, я имею в виду совершенно все), было настоящим. Моя любовь к Анне, дружба с Майклом, мой сын, мое сумасшествие… Все это было взаправду, и сейчас, когда я лежу черт знает где, мысли о них плавно исчезают с моей головы так, как будто это был лишь сон. Но это не было сном.

В попытках прикинуть варианты, где я могу находиться, я пришел к одному – в этом месте меня не было ни разу. Я не слышал не единого звука; совершенная тишина гуляла по этому дому. Зрение мое, как в тот раз, когда я ехал в поезде, отставало от моих зрачков и только лишь тянулось за ними. По всему моему телу пульсировала кровь, будто оно отходит от длительного затекания, от потери своих физиологических функций.

Помимо прочего, я чувствовал присутствие кого-то чужого. Оно не глядело на меня, не сверлило взглядом, но оно находилось здесь, в этой комнате. Я вспомнил наш разговор с Дядюшкой Генри. Он говорил мне о том, что нужно впасть в состояние сонного паралича, чтобы оказаться здесь, в другом мире. Но что это за другой мир? Я вытянул левую руку, и прочные кандалы не стягивали ее, она исполнила приказ и ринулась вверх. Тогда я понял, что не парализован, но эти ощущения, это место… Сомнений практически не оставалось – это то самое место, куда мы метили с Кейт. Будь то духовный мир или мир мертвых, для меня не имело значения. Важно одно – я наконец очутился здесь.

Срывая ржавый налет с позвоночных дисков, я присел на кровати и оглянулся. Это место было незнакомым мне, но кое-где хранились знакомые мне детали. Например, это самое окно, залитое ярким светом – это окно из моей детской комнаты. А растения, стоящие на подоконнике – растения из дома Кейт. Я встал, и половицы скрипнули под моими ногами с такой силой, будто должны были треснуть и прямо сейчас унести меня прочь из этого места. Я заметил зеркало напротив кровати, и в этом зеркале было мое отражение, вновь молодого и не напичканного драмами многих лет. На мне была привычная одежда – брюки и рубашка.

Пройдя к дальнему углу комнаты, я вышел к лестнице, что ведет на первый этаж, и начал спускаться вниз. Каждая ступенька скрипела слишком уж по-знакомому, будто уже не первый раз я спускаюсь по ней. И только в этот момент мои ноздри уловили запах, пропитавший этот странный дом, – это был родной запах. Тот самый запах, который ты чувствуешь, когда наконец возвращаешься домой после длительного отсутствия. Я нигде прежде его не чувствовал, но его не спутаешь ни с чем. Мне стало так тепло и уютно здесь!

В воздухе не летали, а висели крупные хлопья пыли. На стене коридора снизу я заметил часы, стрелки которых остановили ход. Они указывали на пол четвертого, и если моя память меня не подводит, именно столько времени сейчас в