Та сторона - Теодор Картер

поверхность. Тогда до меня дошло. Ночью, когда все спали, я прямиком из постели отправился на кладбище и начал рыть могилу. Твердая поверхность мод ногами – гроб. Мне не нужно было думать, чтобы узнать чей. Я знал, что это гроб Марты и ее дочери Кейт.

Меня накрыло чувство тяжкой вины, непереносимого греха, будто жить после этого я уже не смогу. Я не мог простить себе этого, не мог вернуться домой. Гремящее небо ударяло градом в мое лицо. Я снова сходил с ума, снова превращался в безумца…

Я смотрел на поверхность гроба, и мне хотелось его открыть. Затем в паре кварталов ударила молния, ослепив меня.

Утром я проснулся в своей постели. До смерти уставший и изнеможенный. Все произошедшее ночью казалось выдумкой, но изодранные на пальцах рук ногти твердили мне правду, которую невозможно было отрицать. Соврав самому себе, что это – всего лишь сон, я продолжил день, не пытаясь найти объяснение боли в своих руках.

8

С тех пор, как бы крепко и глубоко я не засыпал, я просыпался в разных местах своей квартиры: стоящим в ванной комнате под холодным душем или пристально смотрящим в окно. Все попытки вспомнить, как я здесь оказался, не приводили ни к какому результату. Я просыпался с ножом в руках, просыпался напротив зеркала с видом человека умалишенного, словно последние капли осознанности покидали меня в ночи, словно пока я спал, моим телом управляло нечто иное.

Мне становилась страшно. С каждым новым днем я чувствовал, что меня все сильнее охватывала паранойя. Я знал, что за мной следят. С каждой щелочки, каждого укромного уголка, невидимый зритель стоит за зеркальными плоскостями и впивает в меня зрачки. Моя жизнь превращалась в ток-шоу о человеке, потерявшем рассудок, и крохотные видеокамеры были распиханы в каждом уголке моей чертовой квартиры.

Дабы не тревожить Анну, я умалчивал об этом. Но выражение ее лица… Она все понимала…

Стиснув челюсть, я брал себя под контроль. Я помогал Тони с задачами по математике, к которой у меня неожиданным образом появились выдающиеся способности. Холодный пот на моем лбу и дрожание кофе в моей чашки выдавали меня с потрохами. Я знал, что не собираюсь сходить с ума, но все вокруг неожиданно стало другим. Я вдруг почувствовал фальшивость всего происходящего, всего, окружающего меня. Любые мои слова и действия, все мои мысли – теперь отслеживались. Неизвестно кем, неизвестно зачем, но это чувство невозможно не понять.

Сидя за ужином, я напрягал все свои мышцы, чтобы не выдавать даже намека на мое безумие.

– Пап, мне поставили пять по алгебре. Ты мне ужасно помог! – сказал Тони.

– Обращайся! – моя улыбка искусственная, они знают это.

– Через неделю контрольная, подтянешь меня?

– Не вопрос.

– Я наверное пойду, встречусь с приятелями. Не теряйте.

Тони ушел и мы остались с Анной вдвоем. Я понимал, что происходит. Между нами нарастало напряжение и скоро мне придется объяснять, что к чему. Анна не могла не быть свидетелем моих ночных кошмаров.

– Что происходит, Джо?

Она ударила в лоб, спросила напрямую. Она – человек, переживающий сумасшествие своего возлюбленного. Она – незыблемая опора нашей семьи. В конце концов, Анна могла меня бросить и уйти, но она осталась, твердо стерпела все мои приступы и стала крепче, чем когда-либо. Не мне учить ее жизни, но ей – меня.

– Ты думаешь я не вижу, что происходит? Не вижу, как ты подрываешься среди ночи, а потом глядишь на себя так, словно не понимаешь как ты здесь оказался? Ты обещал мне, ты обещал…

– Я знаю, что обещал. И я сдержу слово. На следующей неделе мы покупаем билеты и летим в отпуск…

– Я о другом… Ты… ты обещал быть рядом со мной, но погляди на себя! Ты снова нас покидаешь. Наш сын, помнишь, что ты говорил про него? Мы разделим все его хорошие и плохие чувства, но ты! Ты покидаешь нашу семью, предаешь нас.

– Анна, со мной все в порядке. Я справлюсь с этим.

– Ты справишься с этим? – ее голос сорвался. – А мне что прикажешь делать? Молча сидеть и смотреть, как человек, которого я люблю сильнее жизни сходит с ума, и мириться с этим? Прошу тебя, признайся мне, давай предпримем меры.

– Тогда я потеряю работу, – ответил я.

– Это лучше чем потерять тебя.

Анна плакала, храня в своей груди великую обиду. Какая боль таится в ее девичьем сердце? Мне этого не понять. Я смотрел в ее глаза и чувствовал ненависть. Я был ребенком, которого осуждают за испорченные обои, наглым капризным ребенком, который начнет орать и плакать, чтобы его не трогали. Она права, это неоспоримо. Но как же не хочется мириться с тем, что ты погибаешь заживо и становишься невыносимо слаб.

– Ты уже взрослый мужчина… Мы прожили долгую жизнь. Но если ты оставишь меня, я не вынесу этого. Вспомни Марту и Майка, ты ведь помнишь их? Тебя ничему не научил тот случай?

– Хватит сидеть и осуждать меня, как провинившегося ребенка… Изо дня в день я стараюсь быть сильным, я сжимаю свои руки и выкидываю все мысли из головы, пытаюсь стать хорошим отцом и мужем, и вместо того, чтобы понять меня, ты решаешь меня винить?

– Я уже десять лет не разжимаю свои руки… И разве я стала плохой женой? Мы не можем уйти от тебя, но терпеть эту боль внутри себя нам просто невыносимо…

– Не говори за Тони, я не подаю и вида при нем.

– Он уже совсем не ребенок, Джо. Он уже подросток и все понимает сам. Ты думаешь, что он дурак? Что он правда не замечает? Он проснулся от того, что его отец на цыпочках ходит по дому и что-то бубнит под нос. Он боится тебя! Но в то же время он любит тебя больше всего на свете. Прошу тебя, давай обратимся к врачу?

Мне была ненавистна мысль о самом этом разговоре. Само его наличие означало мою слабость и полное безрассудство. Каково это – быть опорой семьи, которая пошатнулась? Если Анна меня оставит, всему конец. Наш выдуманный мир, одинокий остров среди бушующих вод… Разве я буду тем, кто уничтожит его?

– Почему ты молчишь? – спросила Анна. – Разве тебе нечего сказать?

Но я не разомкнул своих губ. Внутри моей груди когти невидимого зверя царапали легкие и склизкими лапами сжимали внутренности. Гигантский горький ком застрял в моем горле и только сейчас я осознал, что все это время неистово сжимал