Может быть - Алла Шильман

Еще одним штрихом замечательной картины обычного, среднестатистического быта обычной среднестатистической коммуналки, была дружная, очень веселая, совсем не пьющая, но оттого не ставшая менее шумной и суетливой многодетная цыганская семья, занимающая сразу две угловых комнаты. Последнее, впрочем, на качестве их жилищных условий практически никак не отражалось – цыганят было так много, что они не помещались даже в две комнаты. Сколько их на самом деле, наверное, не знала даже любопытная бабка Лизка, вечно за всеми подглядывающая, всегда обо всем знающая, а о том, чего не знает, догадывающаяся. Многочисленная орава отличалась тем, что постоянно хотела есть, но, то ли ввиду отсутствия соответствующих возможностей у главы семейства, то ли в силу природной экономии, сделать это пыталась за счет несчастных соседей: любая оставленная без присмотра вещь исчезала со скоростью, которой позавидовал бы Девид Коперфильд – еда засовывалась за чумазые щечки и тут же проглатывалась, а все, что не может быть съедено но может быть продано, тут же пряталось в бездонные карманы лохмотьев, которые и язык-то не поворачивался назвать одеждой. Чуть позже «добыча» продавалась на ближайшей толкучке. Что покупалось на вырученные деньги, для Алены всегда оставалось загадкой: накормленными цыганят она не видела никогда.

Алена, прожившая всю жизнь в коммуналке, могла постоять за себя, когда речь шла о взрослых. Она могла не только поставить на место зарвавшегося наркоторговца, но, если надо, и двинуть распоясавшегося Петровича, который, как напьется, мастер распускать руки. Единственной слабостью Алены в этой жизни были дети, поэтому против ватаги жалобно смотрящих цыганят она была откровенно бессильна. Умом она понимала, что не права, что надо вести себя построже и иногда даже отшлепать самых наглых, но когда кто-нибудь из них смотрела на нее чистыми детскими глазами, ее сердце таяло, а рука сама тянулась в карман халата за конфетой. Сама Алена ни на женское счастье, ни на рождение собственных детей даже не надеялась. По поводу собственной внешности она не питала никаких иллюзий, в жизни давно разочаровалась, а неудачная операция, проведенная пару лет назад не совсем трезвым хирургом не оставила ей ни малейшего шанса на счастливое материнство. Да и окружение, честно говоря, совсем не соответствовало представлениям о милой семейной идиллии.

Алена, конечно, пыталась. В молодости, когда на вещи смотришь гораздо оптимистичнее, а душа все еще просит романтики, она, конечно, мечтала о собственном доме. Поклонников, конечно, было немного, а из тех, кто был, честно говоря, многие даже не заслуживали ее внимание, но попадались и те, с кем она могла бы связать свою судьбу. До этого даже была любовь. Один раз. Сильная и страстная. Как и положено настоящей страсти – ужасно короткая. Как и положено настоящей любви – ужасно трагичная.

Алена не любила вспоминать о ней.

Потом была еще одна попытка. Обычный российский парень, работающий на обычном заводе то ли токарем, то ли слесарем – Алена никогда не разбиралась в рабочих специальностях. Он грубовато ухаживал, но зато был надежен и искренне хотел жениться. Они даже начали жить вместе, в ее тесной комнатушке. Он даже поначалу пытался установить порядок, перевоспитать Алексеича и Петровича. Жаль только, они перевоспитали его. А может и не они. Может быть, атмосфера проклятой квартиры была настолько пропитана парами порока, что заражала любого пришедшего, не имеющего к ней иммунитет. Не прошло и полгода, как Саша начал пить, сдружился с местными алкоголиками, а потом и вовсе перебрался из ее тесной комнатушки в не менее тесную угловую комнатенку Аньки – разбитной молодой девицы, получившей комнатушку в наследство от тихого деда, всю жизнь прожившего в этой каморке бобылем. Кем она приходилась ему, никто, даже всевидящая и всеслышащая бабка Лизавета не знали: может внучкой, а, может, и женой. Ясно было одно, через пару месяцев, как Анька появилась в их квартире, тихий интеллигентный старичок так же тихо и интеллигентно скончался, не доставив никому никаких хлопот.

– Повезло ему, – вздыхала бабка Лизавета. – Совсем не мучился.

– Отравила, зараза! – в сердцах, но с плохо скрываемым восхищением в голосе вопила Зинка. Она вообще не могла не вопить – привычка.

– Я теперь тут хозяйка! – только и заявила Анька.

В принципе, остальным жильцам она особых хлопот не доставляла. А что до нечастых ночных гостей, так это разве беспокойство? Кто как зарабатывает себе на жизнь, жильцов интересовало меньше всего.

В общем, становиться понятным почему, когда Евгения Николаевна предложила Алене почаще оставаться ночевать у нее, она не раздумывала. Последней каплей, развеявшей все сомнения, стала просьба привести детей домой, приготовить уроки со старшим, позаниматься с девочкой и (если тебе не трудно, конечно!) уложить их спать. Потом подобная просьба повторилась еще раз. Потом еще. Алена не успела оглянуться, как через несколько недель уже практически поселилась в квартире Масловых, наслаждаясь блаженством отсутствия соседей и ухаживая за детьми. Впрочем, последнее доставляло ей только удовольствие.

Подружился с Аленой и Алексей Петрович. Расспросив, по своему обыкновению долго и обстоятельно, о ее жизни (нужно же знать, кого в дом пускать!), он особенно заинтересовался личностью Витьки, которому наркоманы часто приносили множество нужных и полезных вещей.

– Любопытно, крайне любопытно! Эти опустившиеся люди, вероятно, приносят ему самые разнообразные вещи… Вы бы, Алена, поговорили с ним насчет раритетов… множества старинных вещей, – поправился он, заметив некоторое замешательство на лице Алены. – Я могу Вам вкратце рассказать, что может меня заинтересовать. А Вы, в свою очередь, вправе договориться с Виктором о том, что можете покупать у него часть вещей, приносимых ему в счет оплаты. Естественно, за определенный процент. Вы, кажется, работаете в сфере культуры?

Алена кивнула. Она действительно работала в сфере культуры – гардеробщицей в театре, до сих пор мечтая о том, как Великий Режиссер, однажды пробегая через фойе, увидит ее талант. Как именно она может показать свои дарования Великому Режиссеру, она, честно говоря, не знала, хотя иногда и размышляла на эту тему. Можно, например, было заменить внезапно заболевшую актрису.

– Что же делать? – трагически подняв руки, вопрошал у неба Великий режиссер. – Спектакль будет сорван! Это конец!

Великий Режиссер, не в силах совладать с собой, в рыданиях падал на кресла зрительного зала.

– Ах, если бы у меня был пистолет! – сокрушился Великий Режиссер, – я бы обязательно застрелился. Срочно, срочно дайте мне оружие! Полцарства за обычный пистолет.

– Я знаю эту роль! – сказала бы ему в этот момент Алена. – Я Вас спасу!

– Вы? – удивленно вскрикивал Великий Режиссер, уже распрощавшийся не только с собственной карьерой, но и с жизнью (у всех Великий Режиссеров карьера – это жизнь).

– Я много лет работаю в этом театре. Я знаю наизусть все пьесы. Я репетировала много дней, стоя в своем гардеробе.

– Да? – недоверчиво спрашивал Великий Режиссер. – А вы не подведете?

– Как я могу? – слегка обижалась Алена и продолжала со страстью Великой Актрисы, – Я бы никогда не поступила так по отношению к Вам! Вы – мой кумир!

– Ну что вы! – жеманно смущался Великий Режиссер. – Право, не стоит.

– Стоит! Конечно же стоит! – со страстью Великой Драматической Актрисы продолжала убеждать его Алена. – Вас недооценивают! Вас незаслуженно забывают, на сцене появилось слишком много бездарей, не способных оценить настоящий талант Великой Режиссера!

– Но вы же совсем не похожи на великую актрису! – не хотел верить Великий Режиссер.

– Я знаю, – с улыбкой отвечала ему Алена, смущенно поправляя складки своего бархатного платья. – Но ведь именно в этом и есть главный талант, не правда ли?

Естественно, спектакль она отыгрывала так, что все просто забывали про бывшую Великую Актрису (на самом деле весьма заносчивую особу), а когда она на следующий день являлась в театр, ее ждало бесславное увольнение.

Жаль только у каждой великой актрисы была дублерша из второго состава, а Великие Режиссеры никогда не закатывались (по крайней мере, при ней) в истериках. Да и бархатного платья, на котором она смогла бы скромно теребить складки, у нее тоже не было. Денег и так едва хватало на еду.

Естественно, предложение Алексея Петровича крайне заинтересовало Алену. Во-первых, оно казалось ей совершенно неопасным. Во-вторых, наконец-то сулило финансовую свободу. А с Витькой договориться… Наверное, надо было хотя бы попробовать.

Алена с радостью согласилась прослушать курс Алексея Петровича о том, какие вещи можно действительно отнести к антиквариату.

– Кстати, – подумала Алена, – а ведь это может и самого Витьку заинтересовать: дополнительный доход еще никому никогда не мешал.